Совок 6 (СИ) - Агарев Вадим

— Понимаю, не дурак! — хмуро кивнул опер, — Прокурорские что-то из моего откопали? — мне потому и нравилось работать с Гриненко, что дураком он не был.

— Верно мыслишь, коллега! — невесело кивнул я еще более расстроивщемуся другу, — Откопали. И в ближайшее время помощник прокурора будет заключаться по этому поводу. Потом, сам понимаешь, они возбудятся и дальше процесс станет необратимым. Будут на вашем примере показывать, как за соблюдение законности они анус себе и другим рвут.

— Какой еще анус? — на некоторое время удивлённо отвлёкся от тяжелых мыслей Стас.

— Забудь, латынь это! — отмахнулся я, — Хотя, это как раз будет твой анус! Но сейчас надо думать, как тебя из-под удара выводить. И времени на всё про все у нас с тобой немного. Несколько дней, не больше!

— Да как тут выведешь?! — тоскливо вздохнул опер, — Не брать же приступом Октябрьскую прокуратуру, чтобы этот отказняк уничтожить?! — в отчаяньи Стас пристукнул кулаком по подоконнику.

— Прокуратуру приступом буду брать я! — не менее тяжко вздохнул я, — А ты работай с терпилой! Чтобы он был всем доволен и дальнейшей проверки не желал категорически! Ты меня понял? — я разглядывал другана без особого добродушия, понимая, какой ценой мне обойдется его, снятая со сковородки, задница.

— Понял! — оживился опер, который упал намоченный. — А что там за материал, а, Серёга? Фамилия у терпилы какая? Сам понимаешь, за мной этих отказных, как блох на собаке!

— Дату не помню или даже не видел. Грабеж там, сто сорок пятая, это точно. И фамилия терпилы — Фесенко. Больше ничего не знаю. Иди в дежурку и смотри книги учета!

— Стой! — я еле успел схватить Гриненко за рукав, так быстро он кинулся спасать свою дымящуюся задницу. — Мне от тебя потом тоже помощь понадобится, ты вечером загляни ко мне!

— Буду! — клятвенно приложил руку к сердцу Стас, — Как только шеф на вечерней сходке отымет за косяки, сразу к тебе!

Опер развернулся и стремительно кинулся за поворот. Через секунду я уже слышал, как он грохочет подошвами через три ступеньки по лестнице. Устремившись, надо полагать, в дежурную часть.

Не успел я зайти в свой кабинет, как в него ворвалась Лидия Андреевна. В кабинете Данилина она еще как-то сдерживалась, а теперь моя начальница находилась в состоянии сильного душевного волнения.

— Что происходит? — она кипела, как забытый на плите чайник и растерянности своей не скрывала, — Вчера он тебя поклялся при всех уволить, а сегодня об этом даже не вспомнил?! Почему? И о чем вы с ним говорили, когда он всех выгнал?

— Лида, а почему ты сегодня такая красивая? — я аккуратно заправил выбившуюся из ее прически волнистую прядь ей за ухо, — Сегодня ты, не побоюсь этого слова, особенно хороша!

Зуева на несколько секунд зависла, а щеки ее покрылись румянцем. Но уже совсем скоро она пришла в себя. Она уже неплохо меня изучила и мои примочки нуждались в обновлении.

— Корнеев, ты мне зубы не заговаривай! — она шагнула ближе, — Говори, что происходит? За мою память, никто еще на оперативке пьяным не появлялся! И такое никогда, насколько мне известно, никому не прощалось! И ты будешь самый распоследний идиот, если думаешь, что Дергачеву уже не настучали о вчерашнем!

— Нет, душа моя, — я притянул к себе упругую начальницу и по-товарищески стиснул её ягодицы, — Я этого не думаю. Но я думаю о другом! Я думаю, что, если меня не позвали на экзекуцию к начальнику РОВД, то пределов допущенного я не нарушил. Или я ошибаюсь, любимая?

— Пусти! — тревожно озираясь на дверь, Лидия Андреевна резкими движениями начала освобождать свой крепкий попец из цепких лейтенантских рук.

Опять вспомнив о вчерашнем проколе с неуважением к начальству, я пошел на поводу у субординации и разжал ладони.

Отодвинувшись на всякий случай подальше и поправив на себе одежду, Зуева продолжила свои бестактные вопросы относительно моих разговоров с Данилиным.

— Ты, Лидия, мне больше таких вопросов не задавай! — нахмурил я брови, — Под статью меня хочешь подвести? — подозрительно окинул я ее почти чекистским взглядом.

— Под какую еще статью?! — нервно и не совсем уверенно ухмыльнулась Зуева.

— Под статью о разглашении гостайны! — еще сильнее нахмурился я, — Если надоел я тебе, ты прямо так и скажи! Но я на лесоповал не хочу!

— Ты, что, совсем дурак?! — Лидия Андреевна шагнула ко мне и порывисто меня обняла, уже не обращая никакого внимания на незапертую дверь, — Я просто переживаю за тебя очень!

— А раз ты за меня переживаешь, да еще и очень, то научи Лизавету варить борщ! — решил я опять из кучи минусов сотворить для себя плюс.

— Научу! — хлюпнула носом Лида, — У тебя, правда, все хорошо, тебя не уволят?

— Ну, у кого, душа моя, рука поднимется такой приказ подписать?! — я посмотрел на начальницу, как на дитё неразумное, — Я же золотой фонд кадров МВД СССР! Такого, как я больше нет! — совершенно серьёзно произнёс я, глядя в глаза руководящей подруги.

— Ну ладно, тогда я пошла работать! — как-то очень быстро успокоилась она, — По сто восьмой из города никто вчера не приезжал, на следующую неделю заслушивание перенесли. Но ты не затягивай с расследованием и бумажек в дело подшей побольше! Приходи ко мне, я помогу, там обязательно надо показать работу по делу!

— Как скажешь, любимая, я ведь перечить тебе ни в чем не могу! Да ты это и сама хорошо знаешь! — кротко ответил я руководительнице, чтобы окончательно её успокоить.

— Придётся мне опять в этот долбанный театр ехать! — вспомнил я об оставленной без присмотра машине на больничной стоянке. — Это я к тому, чтобы ты потом не говорила, что я неуправляемый!

— Хорошо, езжай! — довольная Лида даже улыбнулась проявленной мною покладистости и, зазывно покачивая бёдрами, удалилась.

А я начал одеваться. Надо было сначала забрать «шестёрку», а потом проведать Нагаева.

Дозвонившись из дежурки до Советского, я через капитана Щекаева выцепил Вову. Выяснять что-либо по телефону не хотелось. Мы договорились с ним пересечься на опорном пункте. Имея в разуме, хоть какую-то определенность на ближайшую перспективу, я поехал на трамвае в клиническую больницу.

После вчерашнего разговора с главрежем Белоцерковским, я уже не был столь уверен в искренности потерпевшего Ворожейкина. Со слов Петра Михайловича, выходило, что у грязного похотливого флейтиста не было такого уж жгучего мотива браться за нож. Кроме того, главреж заверил меня, что Женечка Сладков человек настолько тончайшей душевной организации, что взяться за нож он не может по определению. И, что причину ранения Славы Ворожейкина следует искать в чем-то другом.

Добравшись до больнички, я решил не упускать возможности еще раз побеседовать с хитрожопым педерастом Ворожейкиным. Пройдя в хирургическое отделение, я сразу зашел к его лечащему врачу.

Недовольный жизнью или моей физиономией доктор почему-то решил воспротивиться моему общению с Вячеславом Марковичем. Объяснив это тем, что после моего вчерашнего разговора с нетрадиционным потерпевшим, у того наступило ухудшение состояния.

— Доктор, — без какого-либо раздражения обратился я к капризному эскулапу, — Не хотите меня пускать к гражданину Ворожейкину, ну так и бог с вами! — улыбнулся я ему, — Но в присутствии вот этих милых дам, — я кивнул на сидящих в ординаторской белохалатниц, — Заявляю вам официально! Если из-за вашего воспрепятствования следствию Ворожейкин мне прямо сейчас не даст показаний и, если по этой причине его сегодня ночью здесь прирежут, то вам придется отвечать перед законом! Вы мне только скажите, что нельзя и я прямо в вашем присутствии составлю об этом рапорт!

— Да делайте вы, что хотите! — врач захлопнул какой-то журнал на столе и вышел из ординаторской.

Барышни за моей спиной захихикали. Я тоже поднялся, надо было спешить, очень уж мне хотелось послушать Вову Нагаева о вчерашнем побоище чекистов с простым советским шизофреником. Судя по тому, что победил шизофреник и в бою пострадали не его яйца, гэбэшникам еще есть смысл работать над собой.