Сортировка - Юрий Ра
Что порадовало, новаторство не осталось на бумаге, по первой модельке сшили еще пяток портупей, так и назвали изделие «портупея составителя», и отдали в народ на тестирование. А еще через три дня подошел начальник станции на рабочее место и попросил сшить пару чехлов для охотничьих ножей. За бесплатно, вернее за «буду должен»:
— Понимаешь, Петр, станция самая большая в регионе, едут регулярно из самой Москвы, в смысле из Управления дороги, и даже из министерства с проверками. Кормить эти банды никаких бюджетов не хватит. А так мы приспособились, в локомотивном депо делают ножи, мы их дарим в качестве сувениров. Так гады еще и морщатся, «почему без ножен?» А кто-то иначе крутится, смежники культурную программу устраивают, по рыбалкам да музеям возят.
— Николай Николаевич, вопрос решаемый, умею я с кожей малёхо работать. Даже рукоять наборную могу кожаную набрать — вообще супер выйдет.
— О как! Отлично!
— Да нет, не отлично. Вам ревизоры всё равно же пишут замечания всякие?
— Ну да, без замечаний они уехать не могут, что за проверка, если ничего не нашел.
— Вот и я о том. Попробуйте их не кормить совсем. Не дарить, не катать, не развлекать.
— Это как? Ведь напишут, под выговор подведут.
— А то у вас без того мало выговоров. Вы попробуйте, а потом сравните, больше пишут без цыган с медведями или столько же.
— И в чем наш профит тогда? Кроме опасности получить вал замечаний?
— Да ездить к вам перестанут. Раз-другой прокатятся порожняком, а потом скажут: тухло на Сортировочной, нечего там делать. И в планы ревизий ставить не будут. Поедут туда, где сытно.
— Хм, смелый ты, пока ничем не рискуешь.
— А это как сказать. Дежурные каждую неделю в день безопасности трясутся, работать нормально не могут. Уже среды днем безнадежности прозвали. Каждая запись в журнале осмотра повод попасть в ревизорский приказ. Разве не так?
— Согласен, вы тоже с этими ревизиями и внезапными проверками под выговорами ходите. Хоть и реже начальников.
— Вот. Так давайте снизим привлекательность объекта.
— Как у тебя всё просто. А ну не сработает?
— Не попробуешь, не узнаешь.
— Петь, но ты ножны сошьёшь?
— Сошью, небось одно дело делаем.
И вот тут я понял, что реально из одной «кодлы» с руководством станции, что мне понятнее те, кто пытается идти вверх по карьерной лестнице или вглубь тропой полулегального бизнеса, чем те, кто готов всю жизнь трудиться на одном месте. Я их очень уважаю, честь и хвала высококвалифицированным специалистам, постигшим дзен в своей профессии. И забивающим костыли с двух ударов, и слышащим зарождающуюся в колесе трещину, и башмачникам-ювелирам, умеющим остановить катящийся с горки вагон именно там, где он должен встать, с точностью до метра. Но моя радость труда в охвате всей картины, смене сфер деятельности, в понимании глубинных процессов.
Путеец держит путь и защищает его от бесконечных нападок колеса на такой ранимый и хрупкий рельс, всё на нем держится. А вагонник — это вообще отдельная тема! Как можно работать осмотрщиком, как можно гарантировать, что он пройдет без поломок две-три сотни километров при норме три минуты на вагон? То есть вот ты прошел мимо вагона, постучал по ободьям колес, пощупал буксы, потрогал гайки, заглянул ему туда, куда приличная хозяйка быку стесняется смотреть, а ночью всё то же самое, но с фонариком… и всё? Ты даешь гарантию, что осмотренный тобой вагон пройдет до следующей технической станции! Грузовой вагон стоит в разы дороже легкового автомобиля, находится в непрерывной эксплуатации, заходит на плановый ремонт раз в два года и не имеет хозяина, ах да, он же еще везет в своём нутре почти семьдесят тонн груза. Локомотивщики добиваются постоянной готовности своих железных монстров тащить тысячи тонн на подъем и под горку. Движенцы заставляют всех лебедей раков и щук тянуть огромный воз в одну сторону днем и ночью. Все молодцы, а я хочу понять, как это всё работает и почему. Так что дзен в конкретной профессии — это не моё.
Если вы думаете, что все эти мысли вертелись в моей голове прямо во время беседы с Шафоростом, то вы ошибаетесь. Зависать во время разговора дежурному по станции категорически нельзя, как и любым другим способом давать малейший намек на свою неадекватность. Психологи тут пока не в чести, никаких бесед и экспертиз они не проводят. А нет, погорячился: тут на это поставлен психиатр, он был одним из членов комиссии, которую я проходил, оформляясь на свою должность. Идеальный слух, зрение, цветоощущение, адекватность, общее состояние организма — все те же требования, что и к машинисту. А он недалеко ушел от летчика по группе здоровья. Да и правильно это, у летчика пассажирского самолета за спиной пара сотен пассажиров, у машиниста электрички или скорого поезда — под тысячу.
С первого раза экзамен на профессию я не сдал, чему совершенно или почти не расстроился. Благо старшие товарищи подготовили меня в психологическом плане:
— Как бы ты не отвечал, всё одно по первому разу принимать у тебя экзамен никто не станет — традиция такая. Так что не зли начальство шибко умными ответами — натаскивал меня мой наставник.
— Да, лучше ошибись на чём-нибудь вопросов через пять, дай людям повод прекратить экзекуцию — добавил Курдюков.
— А сколько всего будет вопросов?
— Пока не завалят. Или ты думаешь, самый умный тут? Закон суров, но лекс дура! — припечатал Юдин.
Я принял к сведению сей важный момент, но не мог не попытаться сдать экзамен. Чисто для себя хотелось определить, реально закон первой несдачи нельзя нарушить, или это байка от недалёких коллег. Через десять минут и несчетное количество вопросов пошла такая жара, что можно было яйца печь прямо на столе. А впрочем, они и на моём стуле начали запекаться, если верить ощущениям:
— Скажи, как осигналивается хвост снегоуборочного поезда, едущего по неправильному пути вагонами вперед?
— Днём?
— Ночью!
— Обозначается прозрачно-белым огнем фонаря у буферного бруса.
— Хорошо подумал? — наклонился вперед ревизор движения нашего участка, являющийся председателем комиссии. Пытали меня в кабинете начальника станции, но главным считался