Отыгрывать эльфа непросто - Леонид Владимирович Кондратьев
А потом случилась беда…
Несмотря на все усилия лекарей, несмотря на десятки бессонных ночей, проведенных Сю у постели деда, старый патриарх Ва одним сумрачным и сырым утром не открыл глаза. Казалось, само небо плакало в этот день, наполненные влагой темные тучи прижимались к склонам горы, окутывая строение промозглым туманом. И в этом тумане раздавался вой — тоскливый, обреченный вой потерявшего близкого человека существа…
Еще раньше из-за постоянной болезни старого Ва кланом фактически правил отец Сю, отдавая некоторые аспекты деятельности на рассмотрение ее старших, уже достигших совершеннолетия сестер. Именно поэтому смерть старого патриарха прошла для клана тихо и незаметно. По истечении положенного траура новый глава клана отправился ко двору императора засвидетельствовать свое почтение и нерушимость древних договоров. Но беда никогда не приходит одна, и эта поездка была этому доказательством…
После скоропостижной смерти отца, похороненного лавиной в ущелье Ста шагов, старшие сестры, почуявшие сладкий, дурманящий запах власти, недолго оставались дружны и по давнишней привычке правителей принялись подчищать хвосты, как бы двусмысленно это ни звучало в среде кицуне… Тихое противостояние длилось чуть больше недели, и одной душной летней ночью, когда, казалось, сам воздух был наполнен тяжким ожиданием и даже вездесущие цикады затихли…
— Молодая госпожа, молодая госпожа! Проснитесь! — Взволнованный голос раздался из-за двери, как будто в насмешку украшенной танцующими журавлями. Звук нескрываемого страха в голосе служанки мгновенно вымел скомканные остатки сна.
— Цинфен?
Перегородка с тихим шелестом сдвинулась, и маленькая девчушка, низко поклонившись, быстро зашептала взволнованным голосом:
— Госпожа, беда, госпожа!
В голове мелькнуло обреченное: «Началось!» Вскочила, откинула циновку, загораживающую люк, и, подхватив покоящийся в оголовье сверток, быстро метнула служанке.
— За мной. Молча. Если хочешь жить.
Узкие коридоры подземного хода, заполняющиеся дымом, многократное эхо доносящихся до чуткого слуха криков и треска рушащихся строений, бьющиеся подобно птицам мысли: «Все к этому шло. Ну что ж, пятьдесят лян серебра, несколько свитков и служанка — разве что-то еще необходимо ученому?» Рекомендательное письмо, подготовленное для недостойной уже покойным министром Сяо, несколько выполненных для императора поручений — вот и все, на что можно было рассчитывать. Сдавленный кашель бредущей сзади служанки временно отвлек от нелегких мыслей о своей дальнейшей судьбе.
— Быстрее, Цинфен, нам нужно успеть пробраться к лодке, пока стражники не начали прочесывать окрестности.
— Да, госпожа.
Обернувшись и схватив служанку за руку, чуть ли не бегом потащила ее за собой. Коридоры… Отблески багровых языков пламени, виднеющиеся из вентиляционных продушин, искусно замаскированных на местности. Шлепанье сандалий по скопившейся лужами влаге.
Внезапно откуда-то издалека раздался не слышимый человеческим ухом звук, в нем было все — скрежет, треск и шипение… Боль… Так мог бы стонать неодушевленный предмет… И сразу за этим невидимая волна прокатилась по каменным стенам, к Сю пришло понимание — осознание того, что в этом месте все уже кончено…
— Быстрее! Огонь добрался до храма!
Шелест просыпающегося грунта и потрескивание сдвигающихся с места камней коготками мороза пробежали по коже и заставили еще больше ускорить панический бег по заполненным тьмой коридорам. Шаг… Еще шаг, практически не касаясь пола в стремительном беге… Упавшая на плечи тяжесть провалившегося потолка выбила остатки воздуха вместе с сознанием из тела.
26.08.1941 г. Раннее утро. Пуща. Лагерь
Тихое потрескивание костерка, в мерцающие глубины которого устремился взгляд стоящей на коленях девушки. Ее плечи все еще вздрагивали от воспоминаний, больше похожих на битое стекло — такое красивое, но вместе с тем приносящее боль при прикосновении. Именно вал воспоминаний, пришедший в виде сна, поднял ее с ложа, и именно поэтому она сейчас в одиночестве смотрела на костер. Вопреки обрывистости полученных знаний многое теперь становилось понятно…
Служение исчезнувшему из-за обрушения магических щитов клану кицуне уже не давило на ее плечи. Теперь у нее имелся свой собственный Дом с его чуточку сумасшедшим, но таким интересным Главой и с извечными проблемами с императорским домом. Стоило только вспомнить такого осторожного и вместе с тем опасного императорского чиновника, еще недавно вынюхивавшего сведения о делах клана. Все становилось на свои места… Старшина — доверенное лицо, фактически министр двора. Находящиеся вокруг люди — остатки какого-то слабого клана, уничтоженного противником, взятые под руку, но еще не удостоенные чести быть принятыми в Дом. Дух Чащи, так похожий на ее покойного деда, — умудренный патриарх клана, с улыбкой взирающий на происходящее и всегда готовый помочь. Становились практически понятными меры ее ответственности и власти. Конечно же после возвращения Главы предстоял не один разговор, но основное уже было ясно.
И даже спешащие сюда гонцы императора, сообщение о которых вчера вечером получили от колдующего вокруг своего странного артефакта Олега, стали уже по-своему понятны и не особенно страшны. Ведь всегда были императоры и всегда были чародеи…
Робкая улыбка, скользнувшая по расцвеченному бликами костра лицу лисы-оборотня Сю из уже давно исчезнувшего в пахнущих пылью и плесенью свитках истории клана Ва как будто бы говорила: «Веселье? Веселье только начинается…»
Глава 26
САМАЯ СКУЧНАЯ ГЛАВА
Дипломатия — это искусство говорить «хороший песик», до тех пор пока не нащупаешь рукой хороший булыжник.
Некто
28.08.1941 г. Подземный зал Дома Риллинтар
Расцвеченная подвешенными под потолком светляками полутьма главного зала, многочисленные блики острых стеклянных кромок, вплетающиеся в общую чуть мрачную, но вместе с тем все равно торжественную атмосферу. Две застывшие друг перед другом группы: группа гостей, в рядах которой маячила надоевшая Ссешесу до оскомины на зубах физиономия Иванова.
Во главе группы гостей нечто… Без улыбки не описать. Хуманс типичной рязанской наружности — нос картошкой, торчащие в сторону уши и довольное, даже можно сказать, самодовольное выражение лица. Добавьте к этому приличную приталенную тройку
