Спасите наши души - Игорь Черемис

Ещё я пытался понять, зачем я во всё это лезу. Лично мне было бы проще тянуть лямку по-старому, без всяких новшеств, которые гарантировали увеличение рабочей нагрузки как бы не в разы. Впрочем, через несколько часов мне пришло в голову простое объяснение – это месть за тот кирпич, который когда-то сделал меня инвалидом. Конечно, кидала его совсем юная девчонка, которая родится лет через двадцать от текущей даты; но её руку направляли совсем другие люди – в том числе и пережившие репрессии кровавой гебни диссиденты образца 1972 года. Они благославляли тех, кто выходил на бульвары и на проспект Сахарова, кто пытался прорвать полицейское оцепление, кто изо всех сил качал вполне мирную ситуацию и срывал горло, доказывая кому-то, что они здесь власть. Правда, вся их программа заключалась исключительно в захвате этой самой власти – о том, что будет дальше, они не задумывались, я знал это совершенно точно, потому что некоторые допросы проводил лично. Видимо, они предполагали, что сразу после победы российских демократических сил придут такие же силы из-за океана, которые и расскажут, что делать.

И вот наконец моё ожидание подошло к концу – Денисов позвал меня к себе. Но почему-то только меня.

– Вызывают? – с надеждой спросил Макс.

– Да, но только меня, – ответил я и предупредил его вопрос: – Не знаю, он не сказал. Постараюсь уточнить, может, Сашка позвонит?

Макс мрачно кивнул.

– Ну давай тогда, удачи, – сказал он.

И вернулся к заполнению листка казенными формулировками про беседу с агентом «А» и агентессой «Б» – или как там он их называл. Мы не заглядывали в бумаги друга.

***

До кабинета Денисова мне было идти три минуты – по лестнице наверх, на второй этаж, мимо актового зала и зеркал, в левое крыло и по коридору почти до конца. Помощник в приемной сразу сделал мне знак рукой – заходи, мол, ждут-с. Я кивком поблагодарил его и открыл тяжелую дверь, оставшуюся, наверное, ещё с царских времен.

Полковник был в кабинете один. Он сидел за своим столом и собирал пасьянс из четырех рукописных листков – именно так выглядело моё праздничное творчество. Я видел, что он даже не пытался читать – просто брал одну из страниц, пару секунд смотрел на неё, откладывал в сторону, брал следующую. Выглядело это забавно и пугающе – одновременно.

Я остановился у дверей и доложил:

– По вашему вызову прибыл!

– Вижу, что прибыл, Орехов, – пробормотал Денисов. – Проходи и садись. Поговорим.

По лицу нашего полковника никогда нельзя было понять, в каком он пребывал настроении. Впрочем, в эту ловушку обычно попадали исключительно новички – они пытались угадать, что на душе у начальника, ошибались и подставлялись под удар. Ну а бить товарищ Денисов умел и делал это с удовольствием.

Те, кто работал в его отделе достаточно долго, умели считывать незаметные и невербальные сигналы этого человека, описания которых не было ни в одной книге по психологии поведения. Из памяти Виктора я знал, что Денисов прошел войну, честно заслужил там десяток серьезных наград, с первых дней работал в СМЕРШ и вообще к врагам партии и народа относился с предубеждением. Правда, в силу биографии он считал потенциальными врагами вообще всех окружающих, которым надо было очень постараться, чтобы выбраться хотя бы на периферию круга подозреваемых, но тут мне повезло. «Мой» Орехов особых ошибок в общении с полковником не допустил, а пару раз даже сумел ему потрафить, и их отношения были в целом нейтральными. Впрочем, это могло измениться в любой момент, если я допущу ошибку – так было, например, тридцать первого, когда Денисов был готов сожрать нас с Максом с потрохами.

Судя по всему, сейчас начальник был в растерянности и толком не знал, что делать. Поэтому я просто прошел к его столу, сел точно на тот же стул, который занимал в нашу предыдущую беседу и взглядом выразил готовность внимать.

Честно говоря, я был уверен, что сейчас речь пойдет об иноагентстве. План мероприятий по выявлению иностранного финансирования был в меру сырой, а полковник – достаточно занятой, чтобы глубоко вникать в этот перечень пунктов, который не сулил немедленной отдачи. А вот иноагентство – что-то подсказывало мне, что эти три листка за прошедшие девять часов были изучены под лупой и не только в этом кабинете, скорее всего, они пропутешествовали и в главное здание общесоюзного КГБ, причем к людям в немалых погонах. Благо, тут идти было минут пять, даже если остановиться на перекур.

Но Денисов сумел меня удивить.

– Что там за история с этой девицей? – хмуро спросил он.

***

Нет ничего странного, что сотрудник управления заводит совсекретную папку на очередной контакт, даже если он делает это в выходной день. Все инструкции требовали, чтобы такие папочки заводились как можно быстрее, правда, степень оперативности определялась самим сотрудником. Эта папка могла использоваться активно, но могла быть и похоронена в архиве управления, и через положенный срок после последнего обращения её уничтожали. Я ещё не знал, какая судьба ожидает папку с именем Ирины на обложке; если она прислушается к моему совету, займется семьей и ребенком и перестанет откликаться на невинные вроде бы просьбы случайных знакомых, в ней так и останется один, мало кому интересный листок. Правда, выдержки из него станут основой для другой папки, посвященной Марку Морозову, но фамилия Ирины там уже фигурировать не будет – «по сообщению контакта» очень удобная формулировка для того, чтобы за ней можно было спрятать что угодно.

В принципе, я собирался обсудить с Денисовым судьбу этой папки, но чуть позже. Морозов вызвал у меня чисто гастрономический интерес, его деятельность, конечно, напрямую относилась к нашему отделу, но таких диссидентов было слишком много, чтобы бросать всё и заниматься только им. Я предполагал, что полковник отдаст его в разработку кому-то из молодых, тот установит конкретную личность, которая скрывалась за этими именем, фамилией и ученой степенью, проверит её контакты, найдет осведомителей среди знакомых, соберет информацию. Может, что и выкружит из этой истории себе