Столичный доктор. Том III (СИ) - Вязовский Алексей
От этих мыслей у меня резко испортилось настроение. Заниматься агрономией я был не готов — не только образования не хватает, но и желания. Ну зеленая революция, ну химизация. А детали? Что там внутри, кроме пестицидов? Бог его знает!
После попытки запихнуть в организм минералку дошел до военного лазарета. Сразу вспомнил мемуары хирурга Вишневского, в которых он описывал операцию при освещении горящими спичками. В воровстве начальство заподозрить трудно — тут просто воровать нечего. Но стараются, работают. Полковник Головков рассказал об окучивании местных меценатов. Без их участия всё давно развалилось бы. Навели переполох, выйдя на врачебный обход. Я был в роли почти академика, это только с ними на обход вываливает весь персонал без исключения. И смотрят не на пациентов — они уже всем давно надоели, а на заезжую знаменитость.
Прокатились потом к свояку начальника лазарета. А что, хороший кандидат. Строен, худощав, с развитыми мышцами. Относительно молод, слегка за сорок. Ну и приступ печеночной колики был недели две назад. Так что можно без опаски планово сделать операцию, а то у пациента слезы на глаза наворачивались, когда он о своих страданиях рассказывал. Я бы тоже заплакал, придись родить через печеночный проток камень с перепелиное яйцо. Трофей потом уже достали, после того как он вышел естественным путем.
А кандидата старшего врача я забраковал. Вернее, тот сам отказался, когда выяснилось, что по ходу вмешательства будет удалено яичко. Чем там дорожить, если ты в годах, а гигантская грыжа уничтожает даже теоретические шансы показать молодецкую удаль, не знаю. Но насильно мил не будешь. Ущемление невозможно, а если человеку нравится так ходить, то пускай так и будет. Хотя с точки зрения показательности процесса грыжесечение было бы эффективнее.
Дома же опять нашел записочку. Приглашение произвести медицинский осмотр в ближайшее время. А между строк читался явный упрек, что я злостно манкирую своими обязанностями.
Глава 9
Мои акции растут, меня уже воспринимают как потенциального мецената. Мэр за завтраком опять запел соловьём про красоты родного города.
— А вы заметили возле Провала памятную доску со стихами? Помещик Алексеев сам сочинил, и на собственные средства установил. Поэма в восемьдесят восемь строк! Представляете?
Это он мне намекает, что неплохо бы раскошелиться на очередную бесполезную фигню? Доску я видел, и честно прочитал первые несколько строк этих виршей. Что-то в стиле:
Подъ сѣнью твоей онъ часто находилъ
Прiютъ для сладкаго мечтанья;
И ты одинъ свидѣтель былъ
Его сердечнаго страданья…
Больше не смог, наверное, не такой уж я тонкий ценитель поэзии. Но денежки я и без Провала найду куда потратить.
— Жаль, я стихов не сочиняю, не смогу повторить гражданский подвиг помещика, — сказал я, вытирая губы салфеткой. — Кстати, а что это к блинам такое сегодня?
— Кизиловое варенье, очень вкусное, — чуть разочарованно ответил мэр, передавая розеточку. — Анна Викторовна сама варит.
Кстати, о деньгах. Вчера пришла телеграмма от моего питерского компаньона, Романовский нашел здание под стационар. Даже адрес прислал — Моховая, дом Головкина. Будто я все дома на этой улице знаю. Но если он решил, пусть так и будет. Ответственность у нас солидарная. Ответил, чтобы просил отсрочку по авансу. Приеду, переведу со своего счета. А то сходил в Дворянский банк, там начали рассказывать сказку про белого бычка, мол, чуть не нарочного пешком отправлять надо с поручением на перевод средств со счета на счет. Мне кажется, что деятель этот просто толком не знал, что делать, вот и начал сочинять такое, чтобы я не захотел пользоваться услугой. А идти к управляющему и ругаться мне стало лень. Не к спеху. Легче телеграмму отправить. Вот как сказывается пагубное воздействие минералки. Надо разбить эту проклятую поилку, и перестать ходить к бювету. Точно, она заколдована и вселяет во владельца желание бездельничать и читать стихи Лермонтова.
А с собой у меня осталось последние пятьсот рублей. Куда хоть деньги деваются? Ведь я на всем готовом, по кабакам не хожу, цыганам песни и танцы с медведями не заказываю. А про экскурсии на Домбай или к водопадам местные еще не додумались. Кстати, отдам идею мэру, в качестве компенсации за несбывшуюся мечту о мемориальных досках. Ничего, разбогатею, поставлю памятник доктору Гаазу, пусть всем стыдно будет.
* * *Ночью снилась всякая хрень несусветная. Сначала я оказался в китайской гостиной Царского села вместе с Николаем Вторым. Самодержец с интересом разглядывал пилюли желтоватого цвета, которые я ему только что передал.
— Лечит все болезни?
— Вельми понеже, — перешел я на какой-то дикий древнеславянский язык из «Иван Васильевич меняет профессию».
— А называются как? — Николай быстрым движением заглотнул сразу две. Причем без запивки, разжевывая.
— Паки да, — ответил я, покрываясь холодным липким потом. Да что за хрень⁈ Я же хотел сказать пенициллин.
— Зельным вкусом лепы, — покивал царь ничуть не удивляясь дичи, что я нес. Закатил глаза, как бы испытывая неземное удовольствие
Сразу после Романова, я почему-то оказался в конце длинной очереди. Народ в тулупах, шубах мерз на морозе, притоптывая сапогами, валенками по утоптанному снегу и прихлопывая в ладоши. Все стояли молча, город тоже замер — ни тебе саней, ни карет… Это был Питер — я узнал Моховую со старыми, еще дореволюционной постройки домами.
— Товаищ! Товаищ!
Меня кто-то дернул за рукав. Я обернулся и тут же отшатнулся. Позади стоял низенький мужчина в шубейке, бородкой клинышком и… проваленным черным носом. Говорил он неможно картавя, но вполне понятно.
— Вы кто? — я начал узнавать эту бородушку, высокие залысины на лбу, видные из-под бобровой шапки.
— Позвольте представиться! Ульянов-Ленин. Адвокат.
Точно он. Хитрый прищур, улыбка… Все совпадает. Куда же у него пропал нос? Неужели?..
— Очень приятно! — я пожал протянутую руку и тут же ее отдернул.
— Что же вы, батенька, пугаетесь⁈ Сифилис не передается через рукопожатия! А нынче его и лечить научились. Один архиважный укол… Только вот ждать долго, — Ильич тяжело вздохнул.
— Я врач, я знаю, как передается спирохета.
Вся очередь стоит в мертвой тишине, только и слышится хруст снега и стук каблуков.
— А у вас?.. — тут я замялся, не зная, как сформулировать корректно вопрос. А главное, деликатно. — Нейросифилис? Спирохета уже в мозговых тканях?
— Парасифилис! — наставительно произнес Ильич. — Употребляйте правильные термины! А еще доктор…
— Да какой он доктор⁈ — заволновалась очередь.
— Взял врачебный чемодан и изображает из себя невесть что!
— Шарлатан…
— Вперед пролезть хочет, за уколом. Первым быть!
— Гнать его в шею!
Меня начали выталкивать из очереди, почему-то разворачивая против своей оси все сильнее и сильнее. Санкт-Петербург закружился в каком-то странном танце, картинка погасла. И тут же зажглась снова.
Я лежал раздетый в кровати, рядом ходил кот. И нет, это не была спальня княгини. Я очнулся в своей московской комнате образца двадцать третьего года. Я посмотрел на мурмяу. Да это же мой Барсик!
— Бас! Ах ты…
Я чуть не выругался матом от чувств, которые меня начали обуревать.
— Тварь полосатая? — по-русски заговорил со мной кот. — Усатый плут?
— Сейчас же! Слышишь? Сейчас же объясни, что происходит!
— Вот прямо сейчас?
Кот запрыгнул мне на грудь, я попытался дернуться и с ужасом понял, что… опять парализован. И дышать мне от туши мейн-куна становится все тяжелее и тяжелее. Я начал задыхаться. Как в тот раз.
— Сей… час же… Грх… грх
Перед глазами появилась красная пелена.
— Уже можно? Начинать?
Тварь такая…
— Грх…
И тут я проснулся. В ужасе и холодном поту. Сходить, что ли, в церковь и свечку поставить? Ну не могут такие сны просто так приходить!
