Благословенный (СИ) - Коллингвуд Виктор
— Ах, ты, Боже мой! Успокойтесь, ваше высочество, вы же так себя погубите! — всполошился всегда флегматичный Сакен. — Александр Яковлевич, скажите ему перестать! — Сакен бросился успокаивать Костю, кивнув в Протасову в сторону облучка, имея этим в виду, чтобы тот запретил кучеру бить кнутом голодных людей.
Карета остановилась.
— А я — что! Я службу исполняю, — оправдывался кучер Михалыч. — Они лезут прям под колесо, не дай бог, задавит кого, а кто виноват будет? Вот наедем мы на какого ни есть ребятёнка, так у него и кишки вон! А великим князьям разве можно такое смотреть?
Михалыч, конечно, был прав, и все это признали. Курносова, наконец-то, успокоили, что было совсем непросто. Я уже знал, что братец мой на редкость вспыльчивый субъект, хотя притом отходчивый и добрый.
— Ну, поехали уже! Давай, не балуй там! — наконец, скомандовал Протасов, совершенно не пояснив Михалычу, что же ему следует делать с побирушками. Поехали дальше; теперь наш кучер грозил голодным детям кнутом издалека, чтобы они даже не приближались близко к карете. Так и доехали мы до почтовой станции.
Тут, как и везде далее, нас уже ждали сменные лошади и вытянувшиеся в струнку станционные смотрители, поэтому двигались мы бодро. Сделав больше ста тридцати верст, мы остановились на ночлег в Чудове, в Путевом дворце. Тут только я узнал, что для удобства путешествий государыни императрицы по всей стране построено и содержится добрых три дюжины путевых дворцов, в том числе пятнадцать по дороге из Петербурга в Москву. Пятнадцать! И все они находятся в полной готовности принять её или иных особ императорской фамилии. Везде есть штат слуг, истопников, лакеев, имеется кухня с припасами, на конюшне стоят лошади, прибирают комнаты… И так — по всей стране.
От мысли, сколько стоила постройка и содержание этих строений, не напрасно называемых дворцами, мне стало не по себе. Наверняка за цену каждого из них можно было построить не один склад, и под завязку наполнить его зерном! Нет, дворец, — это, конечно, приятно, но, склады с зерном, по крайней мере, позволили бы путешествовать, не наблюдая в окна кареты голодных детей-побирушек.
Впрочем, я уже понял, что в этом времени к бедности и жестокости относятся, как к неизбежному злу. Явления эти воспринимаются, как отхожее место — уничтожить оные нельзя, но зато можно спрятать как можно дальше от людских глаз и никогда не обсуждать в приличном обществе.
На другой день мы выехали поутру. Предстояло проехать более сотни вёрст до другого путевого дворца в местечке Крестцы. Мы проехали местечко Спасская Полесь, копыта лошадей прогрохотали по деревянному настилу моста через речушку Плюса. Дорога, покрытая здесь разного размера камнем, прихотливо петляя, в середине дня вывела нас к древним стенам Великого Новгорода. Вид их меня удручил: сквозь старую побелку стен, полусмытую дождями, проглядывал древний красный кирпич; отдельные, видимо, недожженные кирпичи выкрошились тоже почти что целиком. На полуразрушенных зубцах стен весело зеленели берёзки, а одна из башен и вовсе развалилась, рассыпав по валу свои белёсые внутренности. На стены эти, потерявшие своё практическое значение, никто, видно, уже не обращал внимания. Зато ниже, под валом, виднелись приземистые земляные бастионы общепринятого устройства.
Мы переехали Волхов по впервые попавшемуся нам на пути каменному мосту. Мост этот в своей середине, где проходил судоходный фарватер реки, был разделен разводною частью, снабженную таким же гигантским противовесом, какие мы видели в Санкт-Петербурге.
Тут, на Торговой стороне, имелся ещё один Путевой дворец, приятное двухэтажное здание, ещё хранившее в своих стенах зимнюю прохладу, очень приятную после жаркого майского полдня. Здесь ждал нас обед, по случаю постного дня изобиловавший ильменской рыбой. После обеда нам надо было ехать дальше, но Костик вдруг так раскапризничался, что решили остаться тут на ночь, хоть это и сбивало нам весь график движения.
Ночь я провёл отвратительно. Дворец, видимо, не топили зимою, и оттого в комнатах стояла сырость, особенно мерзко чувствовавшаяся в ночью — постельное бельё отволгло и противно липло к телу. Даже императорские отпрыски живут тут, в общем-то, так себе — несмотря на огромную власть и неограниченные средства, комфорт их то тут, то там давал сбои. Путевые дворцы, из-за нечастого наезда сюда императрицы, вообще топили от случая к случаю, и оттого их отделка и стены сильно страдали, покрываясь трещинами и плесенью.
— Это оттого, ваше Высочество, что постелили вам на первом этаже — сочувственно заметил Александр Яковлевич. — Везде я говорю, чтобы спальни для великих князей стелили в бельэтаже, — там всегда много суше и теплее! А в цоколе всегда холодно от земли, и влажно от ея испарений!
После скромного «фриштыка» мы отправились в путь. К сожалению, дорога так и не вывела нас к озеру Ильмень, которое я так хотел увидеть. Переехав деревянный мост через реку Мста, в середине снабжённый наплавной разводимой частью, мы, не торопясь, двинулись к Крестцам, где должны были появиться ещё вчера.
Большая часть дороги прошла в скучном наблюдении однообразных окрестных пейзажей. Пару раз встречали бригады, поправлявшие дорогу; нередко навстречь нам попадались повозки, кибитки, шарабаны, или просто крестьянские подводы — все они съезжали на обочину и покорно ждали нашего проезда. Костик поначалу вертел головой во все стороны, потом заскучал. Его развлекали, как могли — считали с ним вместе верстовые столбы, играли в слова; но скоро надоело и это.
— Давайте к нам сядет мосье Де Ла-Гарп или Андрей Афанасьевич — наконец предложил я. — Пока мы в дороге, можно послушать их уроки.
Все, кроме моего братца, идею признали хорошей. Остановили карету, послали пажа найти Самборского; он ехал в коляске позади нас. Мы с Костиком сели теснее, и отец Андрей, устроившись на место напротив, учил нас катехизису, пока Костя не запросил пощады.
Мы прервались, и Самборский, глядя в окно на серебристо-зеленые поля плохо, неровно растущего ячменя, затеял с Сакеном разговор о земледелии в Англии.
— Отец Андрей, — решился спросить его и я, — вы вот много прожили на Альбионе. Вам понравилось там?
— По мнению не только моему, но многих других, страна сия на нынешнее время занимает первенствующее положение в Европе в развитии наук, ремёсел, земледелия, торговли и всякого рода общественных заведений.
— Неужели даже и в земледелии?
— Да, Ваше высочество, все хозяйственные отрасли в этой стране равно успешны и развиты. Остается лишь позавидовать их благополучию! Глубокая вспашка железным плугом совершенной конструкции, травосеяние, высадка картофеля, сыроделие, прекрасно устроенное животноводство, — все это дает сельской Англии ее благополучие. Ну и климат, конечно, получше нашего. Но главное — прилежание, трудолюбие, и уважение к правам другого!
— А я-то думал, там одни только фабрики и шахты!
— Промышленных заведений там последнее время развелось великое множество. Есть графства, где заводских труб видится больше, чем растёт деревьев! День и ночь работают паровые машины, да так, что всё небо застилает дым; реки сплошь покрыты плотинами с водяными колёсами, а ночью небесный свод озаряется отсветами пламени из тысяч горнов и печей, горящих круглосуточно. Страна эта очень быстро меняется, особенно в последние годы!
— Говорят, — вмешался в разговор Протасов, — добродетель народа в Англии сильно испортилась со времен развития там фабричных заведений!
— Да, — согласился Самборский, — в нравственном отношении население сильно потеряло. В высших кругах все там бросились в изобретательство и натурфилософию. Религия страдает, всё больше деизм и агностицизм, материализм и масонство. А простой народ сильно развращается на фабриках — нравы там развиваются крайне вольные!
— Расскажите лучше, что там в Англии с дорогами? — попросил Сакен, морщась на очередной колдобине.
— Дороги, когда я только приехал в Лондон, были не лучше наших, но в последние годы начались дивные изменения! Англичане начали строить дороги по примеру древних римлян, выстилая их камнем. Дорога в Бат ранее занимала три дня, а ныне дилижанс проходит её за двенадцать часов!