Трудовые будни барышни-попаданки 2 (СИ) - Дэвлин Джейд
Безумная идея перешла в стадию проработки. Я вспомнила сумму, привезенную из Нижнего, а также толстый запечатанный сверток, доставленный позже Алексейкой. Должно хватить!
— Куплю я у вас имение, даже и с долгами в опекунском совете, о которых давно слух идет, — сказала я уверенно и спокойно. — Вы же сами говорили, что этот климат вам вреден, а брат будет рад вас принять в своем доме. И вы поблизости от него именьице небольшое себе присмотрите, вот и сладится. Родная все ж таки душа поблизости, земли хорошие, сами сказали. И заживете краше прежнего.
«Если по пути не промотаете все деньги», — хотела добавить я, но промолчала.
Реакция Аркадия Аполлоновича была просчитанной и предсказуемой. Сперва — активное неприятие и печаль о драгоценных минувших днях и дорогих могилах. Я деликатно заметила, что на скромном сельском кладбище могилы будут прибраны, ухожены и сохранены, а если прежнему владельцу не понравится саратовская жара, то он всегда найдет пристанище в помещичьем доме. Правда, уточнила, на некоторое время.
Между тем я вспомнила, что чай особо хорошо идет с вишневой настойкой. На столе появился графинчик и рюмочки. И без них гость уже согласился вытерпеть разлуку с родным домом. Правда, начал с суммы в пятнадцать тысяч, а когда я ахнула и, сделав испуганное лицо, прошептала: «Золотом?» — Аркадий Аполлонович покраснел и уточнил: «Предлагали ассигнациями».
Чашка наполнялась чаем, рюмка — настойкой, я глядела в глаза гостю, он продолжал краснеть. Выяснилось, что предлагали меньше десяти и даже не ассигнациями, а векселями, да еще в рассрочку. Я мгновенно сочиняла занятные истории, как наивный барин с векселями жил в Петербурге на извозчичьем постоялом дворе, питаясь вечерним черствым хлебом, и никак не мог обналичить бумажки, на которые так надеялся.
Наконец мы договорились на две тысячи золотом и три ассигнациями, а также право оставить за собой пять дворовых людей по выбору, коляску и две телеги с лошадьми — уехать в Саратовскую губернию. Отдельно оговаривалось, что Аркадий Аполлонович увезет биллиардный стол.
Уф-ф! Гость удалился, поддерживаемый своим камердинером и Ванькой-привратником. Еще раз пересчитав оставшиеся финансы, я чуть не впала в малодушие и не размечталась, что он проснется и все забудет.
Однако на следующий день из Егорово прибыл гонец с сообщением, что барин собирает имущество и ждет чиновников, чтобы оформить купчую.
Еще расходы! Впрочем, с чинушами оказалось легко. Дорога достаточно просохла, чтобы выдержать их пролетку, они очень хорошо выпили и закусили, да так, что даже не могли сдержать изумление: «Кто же так хорошо мясо в пирог вам измельчил?» Получили удивительные лампы с запасом топлива и указкой, что на будущее за хорошую цену, как для своих, буду тот припас продавать, свечи, невиданное мыло с запахом и на фоне таких натуральных радостей скромное денежное вознаграждение. Так как Аркадий Аполлонович, кроме биллиардных шаров, ничем угостить их не мог, а ко мне явиться в гости еще раз они были бы рады, то, припечатав сделку, чинуши стали его деликатно поторапливать.
Биллиардный самодур оказался еще и хитер. Напоследок попытался сдать несколько парней в рекрутское депо, получить квитанции и продать. К счастью, после победы над Наполеоном царь Александр велел два года в России наборов не проводить, так что плутовство не состоялось. Я помахала с пригорка платочком удалявшемуся унылому обозу и отправилась осматривать новую собственность.
— Эмма Марковна, вы сапоги наденьте, как в тот день, когда волка на лодке привезли, — серьезно сказал Еремей. И это оказалось не шуткой. Уже скоро я удивилась — как же могла обозвать Голубки бедным, запущенным поместьем? Настоящей социально-экономически-феодальной катастрофы я до этого дня не видела.
Не было у бабы забот, купила баба еще одну деревню… Черти меня под локоток толкали, не иначе. Весна, сев вот-вот, дел столько, что я, как мои крестьяне, ложусь за полночь, встаю с петухами.
А по-другому как? Разбаловала нас жизнь в другом веке. В том числе приучила к тому, что все люди равны и помогать им надо, даже если трудно.
Тут же не дворовые, а как есть зомби с кладбища — бледные, синюшные, подглазья черные, глаза потухшие. А дети? Матерь Божия! Это я еще уперлась в последний момент и не дала прежнему хозяину увезти мальчонку-лакея сверх пятерых самых крепких дворовых мужиков.
Надавила на то, что он уже моя собственность, и да, я такая мелочная. Только глянула на задохлика, аж сердце едва не остановилось. Видно, что колотили мальчонку почем зря. И голодом морили — ему еды просто не оставалось.
Я еще на Селифана тогда вызверилась за Дениску. Да прежний управляющий на фоне здешнего барина — сам агнец божий как есть!
— Алексей, пришли сюда наших. Баню истопить, людей помыть. Сварить похлебки на курином мясе, пожиже, и ближайшие три дня только ею и кормить всех. Чтоб ели да спали. Неделю. Как оживут, так о работе и станем разговаривать. Да! Из дому весь хлам вон, в сарай пока сложите, и шпарить стены кипятком, пока не побелеют.
Глава 20
Когда первый шок прошел, я посмотрела на свое приобретение более спокойным взглядом, учитывающим не только проблемы, но и активы. Во-первых, душ здесь вдвое больше, чем в Голубках. Ну а то, что к большинству относится присловье «еле-еле душа в теле», это поправимо, и меры уже приняты.
Во-вторых — скотина. Она нуждалась в реабилитации не меньше, чем люди, но и это вопрос решаемый. Главное — его решать. Алексейка, молодой управляющий, и Павловна, его неофициальная наставница, смотрели с печалью, как несколько возов сена уезжают из Голубков в Егорово, но это необходимо. На три дня была командирована скотница Матрена, посмотреть, как работает местный персонал.
Сено в новом поместье было и свое, но начало сгнивать еще с осени. Причем сгнило не только сено. Я рискнула осмотреть сама все погреба, амбары и кладовые и почти сразу пожалела, что, кроме лесных сапог, не обзавелась и самодельным респиратором. Но нос возмущался, а глаза наблюдали. И видели не столько пропавшие кожи, холсты, заплесневелые квашеные овощи, засахарившееся варенье и прочее, прочее, прочее, сколько исходное сырье. В худшем случае — для топливных брикетов и удобрения.
Забавно вышло с деревенской кузницей. Старый подслеповатый коваль сохранил умение только подковывать лошадей, да и то при участии юного помощника. Я оставила старика в покое, а парнишку отправила в свою кузню на учебу. Заодно обнаружила в поместье целый склад заржавленных инструментов и просто заброшенного металла. По моим дилетантским представлениям, безвозвратно пропало не больше двадцати процентов, а остальное годилось в перековку. Или, между прочим, в переплавку. Я уже выяснила, что у моих торгово-промышленных партнеров Никитиных есть несколько железных заводов, разбросанных по селам. Работают, конечно, не столько на черном ломе, сколько на местной руде. Топливо — древесный уголь. Может, и мне немножко подкоптить небо таким производством, только вынеся подальше от жилья?
Ладно, это потом. Пока — новое хозяйство. И самый актуальный вопрос — местный управляющий, сперва показавшийся агнцем. Но благодаря Голубкам взгляд у меня уже был наметан, и я предполагала, что в этом мирке гнили и разрухи есть островок личного благополучия.
Даже с первой поездки по деревне стало очевидно, что это — дом управляющего.
Я решила обойтись без записок, подложенных в мешки, с надписью «украдено у ЭМ». А просто вызвала в контору «агнца», не очень старого мужика с аккуратно подстриженной бородкой, в купеческом сюртуке. Зла у меня на него не было — управитель, как сообщили мне, стал инициатором письма дворни в полицию и был наказан бывшим барином как бесспорный грамотей.
Он протянул мне амбарную книгу и несколько других тетрадей. Я открыла ее, печально вздохнула…
Уже настал май, но первые дни оказались холодными, и топилась печка. Я не поленилась своей барской рукой отправить туда всю финансовую документацию несчастного поместья.
