Красно-белый. Том 2 (СИ) - Порошин Влад

А через пару минут приехали ещё три пары — Ярцев с женой Любой, Романцев с супругой Натальей и Хидиятуллин с невестой Ладленой Сергиевской, или проще говоря Ладой. Эффектная модельной внешности Лада на фоне скромной Ольги Черенковой выглядела, как принцесса рядом с падчерицей. Однако Ольга за больным Фёдором Фёдоровичем будет трепетно ухаживать долгие годы, а красавица Лада, как только у Вагиза появятся футбольные проблемы, сделает ему ручкой. Но сейчас Хидя смотрел на нас «убогих» словно Наполеон Бонапарт на груду поверженных врагов.

— Никон, расскажи что-нибудь интересное, — попросил Хидиятуллин, когда мы наконец собравшись вместе через фойе двинулись ко входу в сам зал, где билетёрши, проверяющие дефицитные билеты, собрали большую очередь.

— Интересное? — задумался я. — Пройдёт лет десять и этот «теремок» переименуют в театр на Дубровке. А ещё через десять лет, на мюзикле «Норд-Ост» террористы здесь же захватят в заложники и артистов, и зрителей. Погибнет больше сотни ни в чём не повинных человек.

— Сказки, — усмехнулся Вагиз. — У нас тут не гангстерский Чикаго.

— А вы предсказываете будущее? — Заинтересовалась невеста защитника Лада.

— Иногда, — приврал я. — Но на месте вашего жениха я бы одному ретивому хоккеисту, прежде чем жениться, в «бубен» бы так настучал, чтоб он даже не думал смотреть в сторону моей женщины.

— Это кого ты имеешь в виду? — Насторожился Хидя.

— Конечно Бобби Кларка из НХЛ, — намекнул я, ведь рассказать напрямую, что супер эффектная модель закрутит роман с Вячеславом Фетисовым из ЦСКА, мне было как-то не с руки.

Неожиданно из очереди в зрительный зал меня выдернули Гера Ярцев и Олег Романцев, предложив мне, некурящему человеку, покурить, пока их вторые половинки рассаживаются по местам.

— Ну, пойдем, покурим, — тяжело вздохнул я, понимая, что разговор может состояться серьёзный и, кстати, не прогадал.

— До нас дошли слухи, что ты хочешь Бескова сплавить? — Спросил в лоб капитан команды Романцев, когда мы отошли подальше от сторонних глаз и ушей. — И с «Дедом» ты по этому поводу уже разговаривал в Тарасовке.

— Да, о чём ты говорил с Николай Петровичем? — Спросил Ярцев.

— Хотите сказать, что я хочу сплавить Бескова, и поэтому помог одержать команде четыре победы в пяти матчах чемпионата и протащить наш «Спартак» в полуфинал кубка? — Картинно удивился я. — Тогда вопрос встречный — это нормально, когда старший тренер во время игры не находится около бровки и не гонит команду вперёд, не жалея голосовых связок и не вносит своевременные коррективы в игру? Нормально, когда старший тренер, если игра не идёт, просто уходит в раздевалку и гори всё синим пламенем? Бесков, что касается тренировочного процесса — человек гениальный. Но как дело доходит до реальных матчей его колотит жуткий мандраж и он перестаёт управлять ситуацией.

— Короче, плавишь или нет? — Уставился на меня Олег Романцев.

— Если Бесков останется, то «Спартак» за годы его долгого «царствования» всего один раз по-большому везению выиграет чемпионат и больше ничего, ни Кубков СССР и уж тем более никаких супер престижных Еврокубков не будет. Большие победы к тренеру, сидящему в зрительном зале, не приходят.

— Да, пойдёмте в зрительный зал, — задумчиво кивнул головой Гера Ярцев. — А то скоро начнётся.

А в зале примерно через пятнадцать долгих минут после грома аплодисментов на плохо освещённую сцену ДК, в середине которой зачем-то оставили чёрный рояль, в чёрной водолазке и потёртых американских джинсах к микрофону вышел невысокой человек, которого я никогда не видел живьём.

— Здравствуйте, это не совсем справедливо встречать меня громом оваций, пока я ещё ничего не сделал. — Сказал хорошим бархатным голосом Владимир Семёнович, несмотря на второй подряд концерт за день. — Ходит легенда, что я не люблю, когда мне аплодируют — это не совсем так. Просто я когда-то начинал петь дома для своих друзей, а дома, сидя за столом, когда напитки стоят на столе, не аплодируют. Вот и сегодня я больше всего хочу, чтобы у нас сложилась домашняя атмосфера. Теперь позвольте, я сразу начну с песни, чтобы у вас исчезли последние сомнения в том, что перед вами тот человек, которого вы ждали.

Высоцкий выбил тревожную трель из своей гитары и с сильным эмоциональным надрывом запел:

От границы мы Землю вертели назад— —

Было дело, сначала.

Но обратно ее закрутил наш комбат,

Оттолкнувшись ногой от Урала…

Владимир Семёнович начал выступление с песни «Мы вращаем землю», и весь зал молниеносно превратился в слух, то есть стал вслушиваться в каждое выстраданное поэтом слово. Однако я незаметно для себя отвлёкся и всё больше стал ломать голову над двумя проблемами, малой и большой. Первая малозначительная проблемка — как после концерта попасть в гримёрку к Высоцкому? Вторая проблема была с большой буквы — как донести до сознания Владимира Семёновича, что такой безумный концертный ритм нужно пересмотреть и заняться здоровьем. Ведь через два дня Высоцкий поедет на гастроли в Удмуртию, затем в мае даст с десяток концертов в Москве, в июне полетит поочерёдно в Минск, в Лос-Анджелес и в Рим. А в июле, на гастролях в Узбекистане у него при жуткой жаре случится клиническая смерть, которая начнёт отчёт последнего года жизни поэта.

— В последнее время вокруг нас очень много разговоров о чудесах, которые вокруг нас существуют, — сказал Владимир Семенович со сцены, предваряя новую песню. — Это и летающие тарелки, в которых некоторые уже летали. Это и чудовища всякие и филиппинские врачи, которые режут без ножа и очень успешно. Правда, те, кто пользовался их услугами, уже ничего не говорят…

«Вы, товарищ Высоцкий, даже не представляете, какие бывают настоящие чудеса, — усмехнулся я про себя. — Вот, к примеру, если я расскажу, какое кино снимет сын Никита, где покажет любимого папу — ни как тот над песнями работает или над ролью мучается, а как без дозы ломается. Вот — чудо чудно! А ведь каждого человека можно изобразить и трезвым и с лица, а можно и с другой менее приглядной точки».

— Что касается Бермудского треугольника, о котором много говорят на телевидение, то мне пришла идея написать песню — письмо в редакцию телевизионной передачи «Очевидно невероятное» из сумасшедшего дома, с Канатчиковой дачи. — Договорил Владимир Семёнович и тут же запел:

Дорогая передача!

Во субботу, чуть не плача,

Вся Канатчикова дача

К телевизору рвалась…

Невероятный шквал оваций раздался через полтора часа, когда Высоцкий исполнил заключительную вещь «Охоту на волков» и откланялся, поблагодарив зал и сказав, что на бис не поёт. И я, словно на футбольном поле резко ринулся искать Юру Гаврилова, которого в Москве многие люди узнавали прямо на улице. Теперь мне наш плеймейкер нужен был срочно в качестве пропуска в гримёрку к всенародно любимому поэту. Друзьям же я объявил, что у меня ещё куча дел и чтоб ехали без меня. Однако в зале Гаврилова я не нашёл, и поэтому выскочив в фойе молнией метнулся к гардеробу.

— Привет, библиотекарь! — Вдруг около гардеробной стойки окликнула меня Жанна, девушка с необычными пепельными волосами с которой я познакомился в ленинской библиотеке. — Что ж ты не позвонил? Я ждала, — улыбнулась она, обнажив красивые белые зубы.

— Привет. Покупал билет на электричку и бумажку с телефоном случайно выронил, а на память, прости, цифры не запомнил. — Протараторил я и, схватив Жанну за руку, потащил к другой очереди в гардероб, где стоял Юра Гаврилов с родственницей.

— Куда, сумасшедший? — Пролепетала девушка. — Я здесь с подругой…

— Юра! — Крикнул я полузащитнику. — Срочно пошли, дело жизни и смерти. И ты, Жанна, тоже пошли и подруги бери с собой.

— А я? — Растерялась родственница Юры Гаврилова.

— Все за мной! — Рявкнул я и потащил всю разношёрстную компанию к служебному входу за кулисы.