Фараон - Дмитрий Викторович Распопов
— Идём.
Слуги повели нас вглубь огромных, высоких коридоров, расписанных очень красочно, несмотря на то, что это был мрамор разных цветов, а все встречаемые по пути люди мне кланялись, но явно не так низко, как это недавно делали Хатшепсут, это отметил даже я.
— Покои Его величества, — слуга посторонился, приглашая меня войти внутрь, где нас ожидало около десяти других слуг и почти двадцать рабов.
— Менхеперра, ты вернулся! — откуда-то за них выбежала радостная девушка, одетая очень небедно, в этом я уже начал разбираться, поскольку её драпированное платье почти полностью скрывало её фигуру, показывая только тонкие лодыжки и грациозную шею.
— Моё солнце, — она опустилась передо мной на колени, взяв руку в свою.
— Идём сестра, нам нужно кое о чём поговорить, — вздохнул Меримаат, поднимая её за руку и силой оттаскивая от меня.
— Мне кажется, или детей визиря вокруг царя слишком уж много? — хмуро поинтересовался я у Бенермерута.
— Но царь ведь всё ещё жив, — ответил он, стараясь не смотреть мне при этом в глаза.
Я хмыкнул, признав, что в его словах есть доля правды.
Слуги окружили меня и повели мыться, затем переодели в чистую одежду, сняв царские атрибуты, ненужные мне внутри дворца. Отдавая им золотой обруч с коброй, я внезапно понял кое-что, а потому повернулся к воспитателю.
— Так погоди, я что-то не понял, почему на дочери Хатшепсут был урей? Это ведь символ только царской власти? Какое право его имеет носить дочь царя?
— В нынешние времена всё возможно, — тихо ответил тот, — а кто будет много болтать, вы сами знаете, что будет.
— Хм, — я понял его недоговорку, Хатшепсут готовила свою дочь быть царём, как и она сама сейчас, именно поэтому моя покорность так её обрадовала. Ей видимо нужно было ещё несколько лет, чтобы окончательно сместить все старые элиты и оставить вокруг себя только лично преданных ей людей. Но как я уже говорил, меня это нисколько не волновало.
Пока мы говорили с Бенермерутом и меня готовили к ужину, вернулся Меримаат с сестрой, выглядевшей крайне несчастно.
— Это бог Монту, а это моя сестра — Амонемхеб, — тихо, так чтобы слышали мы одни, представил нас он.
— Ты любила Менхеперра? — спросил я её.
Та кивнула и заплакала, закрыв лицо руками.
— Если хочешь, то мы будем друзьями, — предложил я ей, — можем какое-то время даже ещё повстречаться, пока я тебя не брошу на глазах у всех.
От моего предложения она зарыдала ещё сильнее и бросилась на выход, брат хмуро на меня посмотрел.
— Вы хотели пожениться, — сказал он.
— А-а-а, ну тогда да, неприятность вышла, — я пожал плечами, на что он стиснул зубы.
— Есть мы будем вместе с царём Хатшепсут? — поинтересовался я у Бенермерута.
— Да, ко мне уже заглядывал распорядитель двора, — кивнул тот, — царь просила вас сидеть рядом с ней сегодня.
— Хорошо, передай, что я буду.
Так получилось, что на ужине Хатшепсут блистала царскими регалиями, которые на себя надела, слева от неё находилась дочь с уреем на голове, а вот справа сидел я, хоть и вровень с ней, но без всех царских регалий. Это заметили все и сделали нужные выводы. Особенно печальными выглядели люди, стоявшие рядом с визирем, который им весь вечер о чём-то тихо рассказывал. Они часто переводили взгляды на меня и они становились всё печальнее, чем больше он им рассказывал.
Пир продолжался пару часов, а поскольку мне это было неинтересно, я спросил у Хатшепсут, повернувшись к ней.
— Я устал Твоё величество, пожалуй лучше отдохну.
— Да мой возлюбленный царь, — во всеуслышание ответила она, — я закону ужин за тебя.
Я склонил голову и в окружении охраны, а также молчаливых спутников удалился к себе и лёг спать пораньше.
***
28-й год; 14-й год, 14-й день второго месяца сезона перет
Отмеренные Хатшепсут дни до моего переезда протекли однообразно, она всячески всем показывала, что мы вместе, распрей между нами нет, но главная в нашем тандеме она и это дошло до всех. Поэтому ко мне перестали заходить посетители, которых я всё равно не знал и я продолжал лениться, наслаждаясь отдыхом и едой, которая здесь была на порядок лучше, чем в Мемфисе. Правда, песок периодически скрипел на зубах и это раздражало, но как я понял, здесь это было нормальной темой, к которой все привыкли.
С царевной Нефрурой, дочерью Хатшепсут мы практически не пересекались, я только знал, что её обучают лучшие учителя, готовя к роли правителя, поэтому она постоянно была занята, правда в вечер перед самым отбытием в собственное имение состоялась встреча здорово всколыхнувшая мои спокойные будни. Дверь на мою половину открылась и сначала внутрь вошли четыре слуги, затем куда служанок и только после них незнакомая мне женщина, примерного возраста Хатшепсут, которая при виде меня широко улыбнулась и раскрыла руки, словно для объятий. Я непонимающе посмотрел на Бенермерута. Тот привычно спокойно ответил.
— Госпожа Исида, жена прошлого царя, носит титул «мать царя».
Тут нужно отметить, что всех, кого мне представляли, начинали всегда с их многочисленных титулов и именно тогда я узнал, что «сын царя» например — это именно титул, а не степень родства и таковой имели чаще всего номархи, либо вице-цари целых провинций, типо Нубии. Так что я привычно всю эту словесную шелуху опускал в знакомствах, обращаясь ко всем только по последним личным именам, чем многих вводил в изумление, но мне было всё равно, так что и тут я опять посчитал, что это очередной пышный титул, а неизвестная тётка отчего-то решила со мной пообниматься.
— Настоящая мама Менхеперра, — добавил он, видя, что я даже не пошевелился на месте.
Я тяжело вздохнул.
— Иди, не стой столбом, поговори с ней приватно, чтобы никто не слышал, — тыкнул я в него жестом.
— Менхеперра сынок, что происходит? — женщина испуганно переводила взгляд с меня, на него.
Бенермерут отлип попой от стены и тяжело вздохнув, подошёл ближе к Исиде, поклонился и взял её за локоть.
— Госпожа Исида, прошу вас, это тяжёлые сведения. Вам нужно будет присесть.
Через пару минут, как они ушли, из соседней комнаты раздались громкие рыдания, и они вернулись только спустя полчаса.
— Простите, — я развёл руками, поскольку горе женщины конечно меня задело, но не я был причиной этого переноса, так что особой вины за собой не чувствовал.
Исида всё
