Прошка Лебеда и жезл некроманта - Александр Панов
— Ты! Ты! — шипела она. — Я говорила. Говорила, чтобы воды ни капли… Вон! Вон из моего общежития! Все отцу инквизитору расскажу! В хлеву ночевать будешь, со свиньями! — верещала она, ерзая по полу огромным рыбьим хвостом, выдающимся из-под длиннющей до полу юбки. Встать женщина не могла. Только беспомощно перебирала по полу руками, сыпля на некроманта все новые и новые порции ругательств.
— Русалка она! — объяснял Агафон час спустя. Дружинника под конец дежурства снова отправили возиться с некромантом. На этот раз проводить к новому месту службы и жизни. — Когда влаги рядом нет — ничего. Ходит себе. Как мы с тобой. Но если хоть капля на нижнюю часть туловища попадет, все… Ноги в рыбий хвост обращаются. И там уж пока не высохнет. Бывает, пару дней валяться приходиться.
— А чего вы меня раньше не предупредили? — огорчился Прошка. — Я бы тогда ведро это в общагу не пер.
— Да не знаю, — пожал плечами дружинник. — Ты не спрашивал.
— Я должен был спросить, не является ли эта баба русалкой? Бред какой-то… — Прошка зло сплюнул. На улице было уже темно. Агафон нес перед собой факел освещая путь. — А тот, у которого я сейчас жить буду он кто? Дружинник?
— Не, — Агафон улыбнулся. — Куда ему? Такой же, как ты. Конюх наш. Третьего разряду. Евкарпием зовут. Без царя в голове. Тупой, но добрый. В лошадках своих души не чает. Да он сам все делать будет. А ты подсобишь чем сможешь. Работа не хитрая. Но только не косяч, — попросил дружинник, повторив наставления инквизитора Володи. — Еще один такой залет, как сегодня и на костре спалят. Сам слышал, как воевода об этом с отцом-инквизитором трепались, — дружинник остановился, притянул к себе Прошку, шепнул на ухо. — Наш воевода на Марьяну виды имеет. От того и осерчал так. Вникаешь?
Прошка кивнул. Пошли дальше. Вскоре набрели на длинную деревянную конюшню. Зашли внутрь. Справа и слева в стойлах, где дремали, а где пожевывали свежескошенную траву служебные животные. Агафон подошел к одному. Улыбнулся. Потрепал по морде.
— Узнаешь? — обратился он толи к животному, толи к Прошке. Конь жалобно заржал и отвернулся. Прошка пожал плечами. — Да это же Буцефал мой. Ты поди на нем чуть не двое суток катался.
Узнать без доспехов боевого коня было непросто. Но и отреагировать как-то нужно было. Прошка кивнул:
— Здрасте!
В знак своего призрения к тяжелому человеку, конь фыркнул. Пошли дальше. Конюха Евкарпия нашли в дальнем конце помещения. На сеновале. Он громко храпел, раскинув руки в стороны. Прошка внимательно осмотрел того, с кем ему предстояло работать и жить. Парень молодой. Лет восемнадцать, не больше. Лицо простое. Волосы русые, стриженные под горшок. Нос картошкой. Здесь почти у всех были такие. Рот, из которого выпирали огромные и желтые, сродни лошадиным, зубы открыт. Из уголка капает слюна.
«Клинический идиот» — сделал для себя вывод Прошка. — «Сработаемся».
— Конюх! Эй, конюх! — гаркнул Агафон. — Подымайся. Напарника тебе привел. Вместе жить будете.
Евкарпий зафыркал, на манер лошади и открыл глаза. Посмотрел сначала на дружинника, затем на Прошку. Лицо его расплылось в дебильной улыбке. Он привстал.
— Дождался! Дождался помощника, — запричитал конюх. — Уж сколько просил, сколько клянчил, думал бес толку. А нет! Услышали! Прониклись!
Он вытер тыльной стороной ладони слюни, обильно залившие во время сна щеку, и вскочив на ноги, протянул Прошке руку.
— Евкарпий.
Прошка воззрился на обслюнявленную ладонь, соображая, как поступить. Не пожмешь руку — обидится. Пожмешь — замараешься, а то и заразу какую подхватишь. Мало ли что у них тут в конюшне бывает. Выручил Агафон.
— Хорош миловаться, — гаркнул он. — Потом знакомиться будете. А ты, — обратился он к конюху. — Лучше в курс дело товарища введи. Новый он в таких делах. Не здешний. Там откуда он прибыл коней нет… Не знает он, как с ними обращаться.
— Да ну! — глаза Евкарпия от удивления полезли на лоб. — Иди ты! — он уставился на Прошку, как баран на восьмое чудо света. — Как же вы там передвигаетесь?
Прошка уже открыл рот, чтобы поведать парню о самодвижущихся повозках, да вовремя остановился. Может и не стоило местным таких подробностей знать. Агафон меж тем тяжело вздохнул. Стянул с лица шлем. Глаза дружинника заметно покраснели. Да и вообще вид был не то, чтобы здоровый.
— Замаялся я совсем, — сообщил он. — Трое суток без сна. Пойду я. А ты, Прошка, присмотрись, узнай, что тут и как. Глядишь, втянешься. — дружинник развернулся к конюху. Лицо его стало серьезным. Даже строгим. — А ты смотри, чтобы Буцефал мой хорошо ел и много спал. У него тоже неделька тяжелой была. Послезавтра приду. А завтра выходной у меня… если опять тревогу какую не объявят, — буркнул он чуть слышно себе под нос.
Агафон довольно улыбнулся. Наверно, представил, как будет отдыхать под бочком у жены. Потом еще раз зыркнул на конюха. Кивнул Прошке и ушел. Евкарпий, продолжая улыбаться, сложил ладони на груди.
— Радость то какая. Прошка! А можно я тебя обниму?
— Нет! — категорично заявил некромант, на всякий случай выставив ладони вперед. — И вообще, Евкарпий? Да? Ты лучше руками меня не трогай без дела. Я некромант. Понимаешь?
Евкарпий отрицательно покачал головой.
— Пострадать можешь. Захворать сильно. Дар у меня, — стал на ходу выдумывать Прошка. — Людей я воскрешаю. Ну и живность там всякую…
— А лошадок можешь? — с надеждой в голосе чуть не завопил конюх. — У меня Антошка… дружинника Федора конь не сегодня завтра копыта отбросит. Старый стал. Уже и на ногах плохо держится.
Сообразив к чему идет разговор, Прошка замотал головой.
— Нет. Коней не могу. Да и не велено мне без высшего дозволения силу свою расходовать. Она понадобиться может.
— Это да! — согласился Евкарпий. — Говорят, война будет. С рогатыми. Ой и страшные черти… Над ними сам Кощей властвует…
Про рогатых Прошка слышал уже во второй раз. Кажется, Яшка что-то такое говорил. И тоже про войну… А если правда? Начнут друг друга убивать и что тогда? Как их воскрешать?
Вспомнил про палку полосатую, вроде как для этих целей предназначенную и охнул. Она то в сундуке в общежитии осталась.
«Вот беда-беда… Надо будет забрать завтра» — запереживал Прошка и ощутил, как во рту от волнения становится сухо.
— У тебя вода есть? — обратился он к конюху.
— А как же? — отозвался тот. Затем подошел
