Крестоносец (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

— Одет он был в красную епископскую мантию, с митрой на голове, — начал я. — В одной руке держал посох, а во второй… А во второй свою отсечённую еретиками голову. Она-то со мной и говорила, глядя прямо мне в глаза, но, странное дело, говорила, не размыкая губ.

Бремонт перекрестился, только не двуперстной щепотью, а раскрытой ладонью, и мы следом за ним.

— Воистину это было знамение Божье, — сказал он. — Сегодня же на мессе расскажу об этом Его Преосвященству.

Эта новость меня совсем не воодушевила. Епископ может оказаться не столь доверчивым, как эти двое, и неизвестно, какие санкции за этим могут последовать. Не исключено, что тут такого рода самозванцев без суда и следствия отправляют на костёр.

— А может, не стоит? — сделал я робкую попытку отговорить Бремонта.

— Отчего же? — возразил тот. — Такие откровения не с каждым случаются. А наш епископ — человек добрый и в такого рода делах сведущ, объяснит, что сие явление значит. Только бы он нашёл время, сегодня у него очень важный день.

Сбор рыцарского ополчения был назначен в Нотр-Дам-дю-Порт к обедне. Епископ Эмерик благословит нас на подвиг во имя Христа, и рыцари могут сразу же отправляться в Париж. Хотят — организованными колоннами, хотят — сами по себе, такая вот рыцарская вольница. Главное, чтобы из Парижа воинство выступило одновременно. Интересно, нас по ходу дела будут по головам считать, или будет возможность под шумок слинять? Но Роланд точно не слиняет, этот упёртый, а я знаю, что не смогу его бросить. Так что придётся тащиться в Турцию или Сирию, где там эта несчастная Эдесса расположена. Помоем сапоги, что называется, в волнах Средиземного моря.

До обедни я успел где-то из 1/5 высушенного чемеричного порошка сделать отвар. Готовил его на кухне, повесив над жаровней котелок, в который высыпал измельчённый корень. Когда Бригитт это увидела, а потом и принюхалась, её брови поползли вверх, и она впервые на моей памяти перекрестилась. Я даже напрягся, а ну как донесёт в соответствующие органы? Пришлось и ей рассказывать про своё откровение, мол, все эти необычные поступки, которые она наблюдает в моём исполнении, направляются рукой обезглавленного святого.

Раньше делать чемеричный отвар мне не доводилось, Господь от вшей миловал. Как и чемеричную воду, но это вообще настойка на спирту. Хорошо хоть знаю, как выглядит чемерица, а уж отвар как-нибудь навскидку изготовлю.

В общем, судя по характерной вони, вроде как получилось. Для первого раза я истратил где-то пятую часть полученного отвара, остальное слил в большую берестяную флягу, позаимствованную у Бригитт за один денье. На избавление от вшей с первого раза я не рассчитывал, но, может быть, к тому моменту, как я вотру в свой скальп остатки готового отвара (а втирать его я планировал ежедневно), вши всё же передохнут.

Понятно, что раз и навсегда избавиться от них не получится, они так и будут перескакивать ко мне от других носителей. От того же Роланда, который вон тоже постоянно чешется, но пользоваться отваром напрочь отказывается. Януарием, что ли, его припугнуть… Тем не менее, вшей в любом случае будет меньше.

До кучи подержал над огнём жаровни на кухне подушку, осторожно, чтобы не подпалить. Может, там какая вша пригрелась, ждёт, когда я вечером преклоню голову, а я её сам пригрею так, что мало не покажется.

Тем временем близилось богослужение, которое в главном соборе Клермона предстояло проводить местному епископу Эмерику. Поль с утра почистил наших лошадей, расчесал им хвосты и гривы. Даже предложил вплести им цветные ленты, но мы эту идею отвергли. На себя же мы с Роландом нацепили самое лучшее, что при нас имелось. Ну а Бремонт и вовсе вырядился так, что от его одежды у меня рябило в глазах, повесив на пояс меч такой длины, что кон6ец ножен волочился по полу.

На Соборную площадь мы прибыли среди первых, когда городская стража разгоняла ещё местных побирушек, облюбовавших место у стен собора. Так себе здание, не впечатляло размерами, хотя и считалось, если верить Роланду, самым большим и высоким в Клермоне. К началу литургии перед храмом собрались около сотни рыцарей, как с оруженосцами, в чьи обязанности входило следить за лошадьми, пока господин в храме будет якшаться с Его Преосвященством, так и без оных. Да-да, тут были и такие шевалье, что выглядели не богаче нас с Роландом, отчего я почувствовал что-то вроде удовлетворения.

Поводья наших лошадей мы отдали Полю, ставшему на какое-то время оруженосцем сразу для нас троих. Под ним тоже была лошадка из конюшни Бремонта, и сам он вырядился пусть и не так ярко, как хозяин, но тоже привлекал внимание встречных девиц, которых одаривал снисходительной улыбкой. Мы расположились поближе к воротам собора. Поодаль толпились пешие воины с щитами и копьями, не имевшие денег на лошадей, а также простолюдины Оверни, тоже, по словам комментировавшего происходящее Бремонта, решившие отправиться в крестовый поход. Вооружены последние были чем попало. Кто-то мог похвастаться топором или чем-то вроде секиры, а кто-то пришёл вообще с вилами — прообразом тех вил, которые были в моём будущем, или просто посохом. Были и женщины с детьми, но эти явились чисто поглазеть, заняв место на самом краю площади. Среди них я заметил и Тибо Форженора, рядом с которым стояла Беатрис. Меня они пока не видели.

— Смотри!

Я оглянулся в сторону, куда указывал Роланд. Ах ты ж… Это был не кто иной, как маркиз Альфонс Лиможский со своим дружком Жоффруа и оруженосцами. Они тоже увидели нас, и лицо моего вчерашнего противника перекосила презрительная ухмылка.

Вот же скотина! Я невольно стиснул рукоять меча. Хотелось снова вызвать мерзавца на дуэль, но не здесь же. Да и искуснее он меня в фехтовании на мечах, что уж тут врать самому себе. Может быть, со временем, когда к имевшимся в подсознании навыкам Симона добавятся и мои наработки владения мечом, я и брошу вызов этому подлецу, пока же придётся с этим обождать. Поэтому мне не оставалось ничего другого, как лишь гордо вскинуть подбородок и сделать вид, что Альфонс и его дружок меня совершенно не интересуют.

— Его Сиятельство! — пронеслось по толпе.

На площадь въезжал кортеж верховых, во главе которого следовал богато одетый всадник. Молодой человек, которому не дашь больше двадцати лет, выглядел настоящим стилягой этого времени. Игнорируя кольчугу, но всё же при мече, он был одет в расшитую бисером котту. С шеи его свисала толстая золотая цепь с медальоном. Верхней одеждой, несмотря на более чем тёплую погоду, служило ярко-синее сюрко. На круп лошади свисал длинный, малинового цвета плащ-мантель, подбитый мехом горностая. Голову его украшал богато украшенный чепец с золотого цвета ободом с вкраплениями цветных каменьев — своего рода корона. А на ногах, что меня окончательно добило, красовались самые настоящие сапоги. Красные сапоги, небось даже сафьяновые, как у какого-нибудь русского князя типа Святослава Игоревича. Если судить, конечно, по картинкам и описаниям летописцев. Так вот ты какой, северный олень! То есть Его Сиятельство граф Гильом VII Молодой.

И в свите у него ребята подстать: молодые, румяные, кровь с молоком, богаты одетые, хотя цепи, в отличие от сюзерена, у них не золотые, а серебряные. Или золотые, но размерами поскромнее.

Граф остановил коня у входа в собор, перед каменным крыльцом, отдав поводья оруженосцу, и тут Бремонт потянул нас за собой. Мы скорым шагом приблизились к графу, когда он уже собирался взойти на трёхступенчатое крыльцо и проследовать внутрь собора.

— Ваше Сиятельство!

Бремонт низко поклонился, и мы с Роландом тут же последовали его примеру. Как-то непривычно было кланяться этому молокососу, но куда деваться, он наш сюзерен. Да и мы с Роландом примерно его ровесники, я-то, во всяком случае, внешне.

— А, старина Кристоф, — улыбнулся граф. — Рад видеть тебя в здравии. Ты тоже собрался в поход бить неверных?

— Увы, Ваше Сиятельство, здоровье не позволяет мне составить вам и другим честным рыцарям компанию. Но я хочу представить вам вот этих молодых людей. Это сыновья моих боевых товарищей Винсента дю Шатле и Франциска де Лонэ — Роланд и Симон.