Большая игра - Гуляшки
Разговор тёк легко. Оба мы понимали, что каждому что-то требуется от собеседника. В тот вечер я не стал поднимать серьезные темы, достаточно и того, что мы с пуштуном сошлись еще ближе.
— Миша, думаю завтра пригласить купца в гости, — сообщил я Скобелеву за завтраком. — Желательно, чтобы нам никто не мешал.
— Будешь привлекать его на службу? — Скобелев и сам являлся разведчиком Генштаба, так что подобные нюансы понимал прекрасно.
— Да. Он кажется перспективным человеком. Много где бывает, часто возвращается домой, в Афганистан. Через него можно и планы англичан прояснить.
— Понимаю. Что ж, ты все правильно делаешь. Желаю успеха.
Придя в гости, Ариан Хан торжественно вручил мне небольшой кальян, а я отдарился серебряным портсигаром. Оба подарками остались довольны, да и стоили они примерно одинаково.
Ужинали пловом, приготовленным Архипом. Купец его похвалил, но надо полагать, лишь из вежливости. В Средней Азии так умели готовить подобное блюдо, что пальчики оближешь. Снегирю в этом деле еще учиться и учиться.
— Род мой идет от эфталитов, которых так же называют белыми гуннами, — с немалым достоинством сообщил купец, неторопливо вкушая плов. — Но сейчас мы считаем себя пуштунами. А твой род каков?
— Соколовы известны уже четыре века. Предки мои служили воеводами в Курске и других крепостях. У нас и герб собственный есть — сокол, звезды и шлем с крыльями, — не особо хвастаясь, я говорил лишь правду. Здесь, в Средней Азии, несмотря на повсеместную нищету, безграмотность и чуть ли не первобытную дикость, прекрасно знали, что такое благородство и честь. Сам-то я считал, что личные качества человека куда важнее его родословной. В истории полно случаев, когда невероятно знатные аристократы оказываются настолько гнилыми личностями, что давали фору любому душегубу с большой дороги. С другой стороны, прямых и верных слову людей везде ценили и ценят. Что в России, что в Англии, что где-нибудь в джунглях Амазонки или прериях Дикого Запада.
— Хорошо, хорошо, — одобрил купец.
Пуштуны являлись иранским народом. Их вполне законно можно называть ариями. Если так подумать, то несколько тысяч лет назад у славян и иранцев обязательно имелся общий предок.
— Что ты за человек, Ариан Хан? — напрямую спросил я. — Есть ли в тебе добродетели?
— Во мне много недостатков, но я следую благословенному пути кодекса Пуштунвалай, — скромно констатировал гость.
— И что же это за кодекс?
— Кодекс чести. Вера в Аллаха, правдивость, преданность истине, бесстрашие, отвага, гостеприимство, знания и любовь не пустой звук для тех, кто идет этим путем.
— И ты преуспел во всех этих славных деяниях?
— Куда мне, пьющему вино и курящему гашиш, грешнику, — он рассмеялся. — Я лишь стараюсь таким быть.
Я предложил необычное для гостя блюдо. Вернее, закуску — бутерброды с белым хлебом, маслом и копченой осетриной. Не знаю, как другим, но мне они под горячий сладкий чай очень нравятся.
— Рыбу пуштуны не едят, мы не морской народ, — сообщил гость.
— Но запрета на нее нет?
— Нет, — он откусил бутерброд и задумчиво пожевал, прислушиваясь к ощущениям. Хлебнул из пиалы чая и по его довольному лицу стало ясно, что пища им одобрена.
Закончив с едой, вышли на улицу и присели на скамейку, дымя папиросами. Хан употреблял индийский табак. Он оказался крепким и духовитым.
Солнце склонялось к западу. Издалека, с плаца, доносились строевые команды, гремел барабан.
— Помню, ты говорил, что собираешься в Хиву, Ариан, — заметил я, начиная серьезный разговор.
— Так и есть по милости Аллаха. Там у меня есть деловой товарищ, но дорога в Хиву не самая безопасная. Туркмены любят грабить купцов.
— Вся наша жизнь сплошная опасность, — прощупывая пуштуна, я еще вчера понял, что тот не лишен некой рисковой удали.
— Меняем реки, страны, города. Иные двери, новые года. А никуда нам от себя не деться, а если деться — только в никуда, — он процитировал Хаяма.
— Браво, Ариан.
— Благодарю.
— В Хиве есть много того, что интересует нас, русских. Сила крепостей, их гарнизоны, оружие солдат, дороги и колодцы. Внимательный человек может многое заметить, — начал я, а сердце забилось чуть быстрее. Признаюсь, опыта у меня в подобных делах никакого, я впервые вербовал агента — так это называется на нашем языке.
— Ты предлагаешь мне стать шпионом? — Хан не удивился. Надо полагать, он догадался, что я хочу от него получить.
— Нет, не шпионом. Разведчиком. Ты можешь сказать, что разницы здесь нет, но я возражу — разница огромна! Шпион делает свое дело за деньги, разведчик — за идею. Разведчик — древнее и благородное занятие. Много великих людей прошло по данной стезе, начиная с Египта, Вавилона и Рима. Разведчики имелись и у пророка Мухаммеда. Здесь нет ничего предосудительного. А учитывая риск, то в честь смельчаков можно слагать стихи, — все же, отсутствие опыта дало о себе знать. Я сбился с неторопливого ритма и заговорил быстрее, спеша высказать все аргументы до того момента, как услышу возможное «нет».
— Хивинцы — жестокий народ, но в моем сердце нет к ним ненависти, — наконец сказал Хан, и я понял, что мое предложение ему понравилось. По крайней мере, не вызвало отторжение.
— Хорезм — лишь маленький камушек на большой дороге. С него можно начать. А дальше… То, что делают англичане в Афганистане и Индии весьма интересно Белому Царю. Ты можешь помочь в борьбе с теми, кто хочет забрать себе ваши земли.
— Помочь русским, а потом русские придут в Афганистан?
— Если мы и придем, то жизнь людей станет лучше. Разве ты не слышал, как расцвели Ташкент, Бухара и Самарканд за последние годы?
— Твоя правда, Михаил-бек, расцвели. Вот значит что тебе нужно от меня, — собеседник улыбнулся. — Скажи мне вот что — кто твой начальник? Ярым-паша*?
— Нет, я так высоко не летаю. Как Кара Улюм я подчиняюсь полковнику барону Оффенбергу. Он сейчас в Ташкенте. Там же находится тот, кто командует всей разведкой. Имени его я тебе пока не скажу, мы ни о чем ведь еще не договорились, но он человек справедливый и серьезный. Его донесения уходят в нашу столицу.
— Ясно.
— Так как, Ариан, нравится тебе мое предложение? Я такими вещами не разбрасываюсь, и отношусь
