Время для жизни 2 - taramans

растет. Оказывается, многие курсанты «тусовались» неподалеку от училища, и что-то успели увидеть. И даже намеки были, что «некоторые девушки заинтересовались насчет — познакомиться!». Но… не, не надо! Онли Настасья! И только она! Хотя… смешно! Можно подумать — удержишься, если конкретное предложение поступит от конкретной красотки? Х-м-м… как-то не хочется загадывать. Поживем — увидим! А вот интересно как… Мысль мелькнула — вот, хоть и редко, но встречаю Настю в училище. Она, как правило, «делает мосю тяпкой», типа — «Ну курсант, ну и чего? Знать не знаю!». Иногда лишь улыбнется. И вот… получается, что накатывает на нее именно после концертов. Как будто триггер какой-то! Там прямо преображается женщина. Или мне это так померещилось?».

Нравилась ли Настя Косову? Безусловно! Умная, интересная, как собеседник, красивая. Не похожая на остальных его женщин. Она не такая страстная, как та же Фатьма. Да и не такая заботливая, как эта знойная красавица! Леночка Завадская? Та просто — мадам Эротика! Вот по кому Иван честно и часто скучал… Ритка? Ну да, тоже хотелось бы повидаться с этой рыжей «занозой». Прикольно с нею пикироваться. Да и в постели… К-х-х-а!

«Рыжика» Иван старался не вспоминать — все еще саднило что-то в груди.

Кира… А вот тут… Так все сложно, что даже думать страшновато. И письма вроде бы пишет, но так… дежурно.

А Настя… с нею Косову хорошо. Тепло и хорошо. Вспомнилось, как они, уже всласть «покувыркавшись», лежали и отдыхали. Ага, опять на полу, на матрасе! И он что-то в шутку ляпнул на немецком. Настя засмеялась:

— Ну и произношение у тебя, Ваня! Этакий южно-сибирский диалект нижне-рязанского варианта.

— А ты что же — немецкий знаешь? — удивился Косов.

— Вань! — постучала пальчиком ему по лбу женщина, — Я гимназию заканчивала! А там, извини меня, и французский, и немецкий были! И училась я, как уже говорила, хорошо.

Косов обрадовался:

— Насть! Слушай! Выручай! Мне — кровь из носу нужно освоить немецкий! Помоги, а?

Настя удивилась:

— И как ты себе это представляешь? Я же не преподаватель языка!

— Ну-у-у… а давай мы с тобой… ну — вот здесь по-немецки будет общаться?

Подруга развеселилась еще больше:

— Вот здесь? В постели? Вань, я просто не могу… Будем говорить на немецком?

— Ну а чего? О! Я, я! Дас ист фантастишь! Гут, Настья, гут! Нох, Ванья! Нох! — представил Косов их диалог.

«А чего? Как ей рассказать, что в будущем определенные фильмы были в большинстве на немецком? Х-м-м… и чего я тогда только картинку разглядывал? Надо было и к языку прислушиваться!».

Настя уже хохотала взахлеб.

— Вань! Ну ты… вот умеешь же так рассмешить! Ой, не могу…

И, чуть успокоившись, ответила:

— Нет, милый, не получится! Слишком уж давно это было. И позабыла многое. Так что здесь я тебе не помощница. Надо искать какого-то преподавателя, с ним и заниматься.

Косова в этот момент привлек сосок ее груди, провокационно смотрящий прямо Ивану в лицо. Занявшись этим «провокатором», он, в паузах между покусыванием и облизыванием, спросил:

— А если… это будет… преподавательница? Молодая и интересная?

— Ах ты! Швайнехунд! Штрейхле мих! Софорт! Я, я! Генау дорт!

«М-да… ни хрена не понятно! Что она сказала? Но… судя по интонации и телодвижениям… Ну ладно! Думаю, не ошибусь, если она ласк просит. А если и ошибусь… против она не будет!».

«Все же интересно с Настей! И в сексе всегда идет навстречу! Правда вот… с аналом…».

Женщина на его предложение с сомнением посмотрела на его «достоинство», хмыкнула:

— Знаешь… не думаю, что это хорошая идея! Как-то… не представляю, как его… вот такой и туда? Тебе других способов разве мало?

Ивану пришлось юлить и изворачиваться, что, дескать, нет, не мало. Но вот… хотелось бы…

— Знаешь… может и попробуем как-нибудь. Когда я буду настроена должным образом. Но — не обещаю!

«А коньяк мы тогда почти весь выпили! Помаленьку, полегоньку… Почти и не спали той ночью. Хорошо, что «увал» у меня был до шестнадцати. Утром выспались!».

Прояснил тогда Иван для себя и про Гиршица.

— Да я разговаривала с Аней… Ну а она что? «Настасья Иванна! Ну поймите — это же просто увлечение было. Недолгое!». Я ей говорю, а что же ты ему не объяснишь? Говорит — объясняла. Вроде бы и понял. Но чужая душа — потемки! Надо сказать… если бы ты, Ваня, не показал тогда себя вполне взрослым мужчиной… я никогда бы…

Когда, в порыве страсти, она буквально зацеловывала его, он тихонько спросил, сам опасаясь ответа:

— Красавица! Настюша! Ты… не влюбилась ли?

Она замедлилась, задумалась и хмыкнув, ответила:

— Вань! Ты не обижайся, но… нет. Здесь другое совсем. Не знаю, как объяснить… Мне рядом с тобою тепло. Хорошо мне! И… я очень благодарна тебе, что вот так могу… как-то оттаять, что ли. А еще ты интересный! Ах, да! Я тебе это уже говорила. Еще… как ни странно, но мне рядом с тобой иногда подурачится хочется, как будто я помолодела лет на двадцать… И — да! Ты очень хорош в постели. Ничего, что я вот так… как-то… практично, вроде как без эмоций?

Косов поцеловал ее.

— Хотя, Ваня, эмоций-то во мне рядом с тобой — ого-го-го!

Потом она внимательно всмотрелась в его глаза, снова хмыкнула.

— Ты чего, Насть? — потискал он ее за попу, улыбаясь.

— Знаешь… я снова и удивлена, и не удивлена. Удивлена, что ты… не возмутился тому, что я не сказала, что ты — лучший в постели. Молодым мужчинам, насколько я помню, это важно — быть в этом деле лучшим! А ты… нет, не возмутился. И не удивлена этим… потому как… как сказать? Ты… взрослее многих зрелых мужчин. Какой-то такой… бывалый, умудренный, что ли? Это знаешь, как необычно! Видеть перед собой молодого парнишку, а вести разговор, как со взрослым человеком.

Косов решил, что серьезности в разговоре уже достаточно, и, сохраняя серьезную мину:

— Видеть перед собой?