Рождение королевы - Дина Сдобберг
— Что? Да вы с ума сошли! Наследники знатнейших родов королевства недостойны даже моего взгляда, а не то что моей вежливости. Что же касается особого внимания… Вам бы, протектору северных земель королевства, намекать на измену и проситься в любовники! — почти безумно рассмеялась королева.
— Ну и сдохнешь как нищая бродяжка, — пожал плечами лорд. — Не задерживаю.
Когда королева пришла в себя в следующий раз, повозка уже миновала перевал.
— Эмма, — простонала её величество, понимая, что начался отсчёт её последних минут.
— Да, ваше величество, — прошептала тоже всё понимающая Эмма, опустившись на колени рядом с лежащей королевой. — Я здесь.
— Мы стоим? — не ощущала уже привычной качки королева.
— Колесо соскочило и отлетело, прямо на перекрёстке, — отчего-то шёпотом рассказала Эмма.
— Перекрёсток, перекрёсток… — растрескавшимися от жара до крови губами повторила королева.
В её памяти всплыл утопающий в цветущей сирени сад обители и одна из сестёр-наставниц, старая Мари. И её страшная сказка о Хозяйке Перекрёстков. Жажда мести и желание утопить всех в своей боли сделали невозможное. Её величество встала и вышла из повозки. Пошатываясь, она упрямо шла к центру перекрестья трёх дорог, рисовавших на земле то ли звезду, то ли снежинку.
Королева упала на колени и пальцем рисовала горящие в памяти знаки на мокрой и вязкой от ливней земле. Она призывала Хозяйку в свои защитницы, отдавая в её руки свою жизнь и прося проклятья для всего королевства, короля и Роттенбладов.
— Пусть обрушаться на их головы жар войны и пожаров, пусть вольно войдёт в их дома холод смерти, пусть их всех настигнет гибель в шаге от самого желанного на свете! Заверяю своей душой и приношу все их жизни в жертву в твою честь, — звучали страшные слова древнего ритуала.
Сознание, как и жизнь, покидали её величество Ренерель Сарнийскую. И последним, что она почувствовала, находясь уже на грани между жизнью и смертью, как какая-то неведомая сила отрывает её от земли.
Глава 13
Осень уже почти скинула свой богатый наряд, и только редкие листья бродяга холодный ветер гонял по улицам, швыряя под ноги прохожих и колёса машин. Откуда-то доносилась старая песня из кинофильма «Служебный роман», на которую мало кто обращал внимание.
— Осень жизни, как и осень года, надо благодарно принимать, — едва шевеля губами, тихо повторила ожидавшая автобус женщина, лет пятидесяти на вид.
Автобус в этом направлении ходил редко, с большими перерывами. Да и то сказать, остановка стояла на большом пятаке, образовавшемся на перекрёстке нескольких дорог. Женщине предстояло ехать наверное по самой тихой, через дачи, стоящие с двух сторон от дороги, до конечной. Дом престарелых.
Вроде всего лишь обозначение конечного пункта, причём наиболее точное из возможных. Потому что действительно, усадьба дворян-меценатов, когда-то, после возвращения главы семейства из французского похода одна тысяча восемьсот четырнадцатого года, здесь, в парке усадьбы, по его распоряжению были построены большие и светлые здания. Одноэтажные, длинные, не имеющие никаких архитектурных изысков, они были наверное самым ценным в этих местах. Это были памятники человеческой души, потому что предназначались они для ветеранов Отечественной войны восемьсот двенадцатого года, оставшихся в одиночестве и по состоянию здоровья, нуждающиеся в уходе и присмотре. Одинокие калеки, которые оказались никому не нужны. А здесь для них не только нашёлся кров и кусок хлеба, но и были приглашены лекари с проживанием. Позже здесь будет постоянный земской врач.
Видимо поэтому судьба была к этому месту милостива. Ни войны, ни революции не нарушали её покоя. Особняк и флигели не только выстояли, но и продолжали служить людям. Давно уже не было здесь хозяев, да и назначение этого места несколько раз менялось. От жилого дома до госпиталя, сначала Красной Армии времён гражданской войны, потом Отечественной. Долгие годы здесь располагалась психиатрическая больница. А с конца восемьдесятых дом престарелых.
И больше ничего здесь не было. Даже небольшая деревенька на тридцать дворов давно исчезла со всех местных карт и растворилась среди домиков СНТ. И по логике, наверное это было самое правильное название. Но вот звучание…
— Конечная, «Дом престарелых», — каждый раз это звучало, словно предзнаменование обречённости, словно приговор судьбы.
Сразу за остановкой начинался небольшой тротуар, который вёл к монументальной входной арке.
— Надюша приехала, — оторвался от своего занятия один из старичков, широко заулыбавшись.
— Здравствуйте, — поздоровалась со всеми сразу Надежда Аркадьевна Царёва. — Смотрю, работа кипит.
— А то как же? — кряхтя поднялся с небольшой табуреточки другой. — Погода пока стоит, глядишь и закончим вовремя, до дождей. Нам только здесь, в воротах осталось решётки прокрасить.
— Не буду отвлекать, — улыбнулась Надежда Аркадьевна. — А то дожди со дня на день начнутся.
Она поспешила в главный корпус, бывший дворянский дом. Там располагалась администрация, а крылья здания были отданы под больничную часть и комнаты самых тяжёлых, сильно болеющих стариков. Они должны были быть под постоянной опекой и присмотром. И порой минуты, что требовались на то, чтобы вызвать врача, были решающими.
Надежде нужно было сообщить о своём приезде, а потом идти к одному из ветеранских флигелей. Именно там среди вековых, если не старше, елей доживали отпущенный срок самые пожилые обитатели дома престарелых. Возраст некоторых подбирался к сотне.
— Алла Михайловна, — окликнула причину своих поездок сюда Надежда, заходя в большую комнату, где старики собирались вечерами перед телевизором или для долгих разговоров.
Алла Михайловна, сухонькая старушка с ласковой улыбкой, всегда предпочитала глубокое кресло у окна. Старое, ещё дореволюционное, массивное. Надежда знала, что раньше оно стояло в административном корпусе. Там и приглянулось Алле Михайловне. Когда его решили выкинуть, она вступилась за него, как за родное. И даже мастера и перетяжку оплатила сама. Поэтому это было лично её кресло, всегда развёрнутое к большому окну.
Рядом с креслом лежали два откормленных котища! Когда-то прибились к дому престарелых, лет восемь назад. А заведующая прогонять не стала. Уход не большой, а старикам радость. Рыжий и Шпрот были избалованы и заласканы, чувствовали себя здесь хозяевами, и персоналу приходилось следить, чтобы старики не отдавали им лучшие кусочки своих и так не слишком богатых
