Корыстный интерес (СИ) - Ник Венджинс
— Утре мифа Соласа-а-а… — А дальше меня было не остановить.
Уж не знаю, что со мной произошло, но в течение последующих двух часов я, на потеху всем угрюмым узникам, достойно исполнял песни из репертуара Элвиса Пресли. Разумеется, вкупе с отвязными и возмутительно разнузданными танцами под аккомпанемент стучащих в такт жестяных кружек и одобрительных хлопков товарищей по несчастью. После «Тюремного рока», когда мой голос уже заметно охрип, я на надрыве выдал Trying To Get To You, затем One night with you и вдруг… заметил седовласого.
Оказывается, он сидел на ступеньках у входа в этот каменный чулан и с прежним хитрым прищуром наблюдал за моими головокружительными голосовыми кульбитами и всевозможными па.
Последние слова песни я проглотил. Наступила резко контрастирующая с моими воплями тишина.
Седовласый поднялся и нарочито медленно подошёл к моей клетке. Пододвинув себе стул, он уселся с внешней стороны.
— Эта твоя последняя песня пришлась особенно к месту и ко времени, — язвительно заметил он. — Откуда ты знаешь столько песен?
— В чём меня обвиняют? — вопросом на вопрос ответил я, прислонившись плечом к прутьям клетки.
— В декларации любовной лирики. А теперь ещё и в музыкальном жанре.
— Что? — усмехнулся я. — Ваш казначей сам попросил…
— Во-первых, он попросил признаться в любви ему, а во-вторых, ты допустил ещё одну ошибку: ты заставил слушать других людей о возвышенной любви. Это прямое нарушение нашего законодательства.
— Вам не кажется, что вы здесь все… как бы это помягче выразиться… немного долбанутые?
— Отнюдь, — пожал плечами Седой. — В каждом из миров свои рычаги давления.
Мы замолчали и многозначительно уставились друг на друга.
— Вы не просто король, — догадался я. — Вы — воплощённый эгрегор этого мира.
— Да, — заговорщицким шёпотом признался он.
— Тогда давайте сразу к делу, — вытянулся я, вернув своему телу нормальное положение, а духу — не расхлябанно-вальяжное состояние, а вполне достойное для равноправной беседы. — Если вы в курсе иных миров, вы должны помочь мне. Волею судьбы я оказался в вашем мире, но не стремлюсь здесь задерживаться дольше необходимого. Мне нужно будет съездить забрать кое-что… кое-кого… Это три дня езды на лошади, и я сразу же вернусь. После чего мы можем приступать к подготовке открытия портала. Если у вас имеется артефакт или древняя дверь, на которой не стоит печать Высших, и вы знаете, как её открыть, то я буду премного благодарен. Я отношусь к высшей касте. Мой ранг и ранг моего отца, который я наследую…
Меня прервал его смех. Тихий такой, ядовитый, похожий на капанье кислоты из старой трубы какого-нибудь заброшенного завода.
— Ты и впрямь полагаешь, что я отпущу тебя? — расплылся он в садистской улыбке.
— А почему — нет?
— Я столько веков потратил на поиск неизвестной земли, на политический переворот, на искоренение всех этих опасных глубоких чувств и на уничтожение порталов, что теперь я ни за что не позволю какому-то… хм… демону помешать мне.
— Чем, интересно, я могу помешать?
— Ты — смертник, так что я спокойно скажу тебе. — И он подался вперёд, просунув узкое лицо сквозь прутья первого барьера клетки. — Думаешь, я сам не вижу, что происходит вокруг? О, мальчик, как ты юн! Ты полагаешь, что весь этот разврат происходит по воле случая?
— Не стоит недооценивать своих врагов. Пусть даже смертников, — зло процедил я, — мне многое известно.
— Именно поэтому ты в двойной клетке, мой дорогой… странник… — И я понял, что весь мой неосторожный вчерашний разговор с привратником ему давно известен. — То, что ты называешь любовью, не существует.
«Бац! Один-один!» — радостно завопили мозгоправы внутри меня.
«Да заткнитесь вы!» — огрызнулось Сердце, которое с каждой минутой проигрывало неравный бой губительной стуже, заполнявшей меня изнутри.
— Там, на рыночной площади, и сегодня при отборе в гаремы ты видел лишь часть представления.
— Я понимаю, нет предела совершенству. Совершенствоваться можно и в разврате.
— А ты предлагаешь мне идти на поводу у естественной моногамии? Нет, дорогой друг, я предпочитаю распространять естественную полигамию.
— Люди не настолько глупы, — усмехнулся я, — кто-нибудь обязательно догадается. Хотя бы применит сравнительное мышление: у тех птиц и млекопитающих, кого отличает действительно развитый интеллект, — у них преобладает моногамия. Вороны, киты, волки, лебеди и другие — у них у всех старинные гены. При производстве этих видов были использованы чистые древние образцы — те самые первые и последние, что удалось привезти Кетцалькоатлю. Из тех, чистых образцов, позднее выделили наиболее удобные нам виды и их мутации, так появились подвиды и подклассы.
— Люди давно перестали сравнивать и искать, — презрительно усмехнулся Седой, покачав головой.
— Но они хотя бы должны задаваться вопросом, почему во все времена и во всех измерениях богам дарят исключительно девственниц. Посвящённый человек знает, что изначально жрицами храмов являлись только девственные девы.
— Нет, такую давность люди не помнят. Память — пластичная штука и ею легко управлять, моделировать по своему усмотрению. Если не культивировать традиции и не воспитывать детей в любви и почитании исторической правды и традиций их исконной земли, то коллективная память быстро ослабеет, и через два поколения её можно лепить как угодно и убеждать людей в чём угодно. Народ с пеной у рта будет отстаивать то, что выгодно мне, и верить, будто всё так оно и было. А если находятся те, кто открывает подобную информацию, я убираю их. Поэтому люди помнят лишь то, что жрицы — это куртизанки, храмовые проститутки, наложницы жрецов-мужчин, которые, прикрываясь именем Бога, неплохо удовлетворяли свои инстинкты. К сожалению, когда я вводил право первой ночи, люди взбунтовались. Пришлось действовать иным путём. Не объяснять же тупому населению, что наместник — это действительно родственник «Бога». У каждого бога своя территория, на которой должны пастись исключительно его стада. Право первой ночи устанавливалось не ради озабоченных правителей, а ради воплощения моего плана в жизнь. Так продлевался мой род! Конечно же, телегония существует, но сейчас я делаю всё возможное, чтобы высмеять это, — расплылся в кривой усмешке Седой, — мне больше не требуется продлевать свой род собственными силами. Я нашёл иной способ выживания.
— Ты не слишком успешен. Я наслышан о твоих повсеместных неудачах.
— Люди глупы. Они элементарного не знают.
— Не могу не согласиться, но всё же люди знают, например, почему богам всегда преподносились новые кубки и никогда — старые. Никогда в чашу, где было молоко, не наливалось вино. Никогда после красного вина
