Золото. Назад в СССР 2 (СИ) - Хлебов Адам
Она практически подтвердила все мои показания, кроме моего пребывания в ее номере в день отлета. Оно и понятно, она не могла об этом знать.
В остальном же, Марина совершенно независимо от того, что я писал в объяснительной в милиции, подтвердила сказанное мною слово в слово, даже то, что мы столкнулись на выходе из поликлиники и она выбила у меня из рук апельсины.
О целях визита в поликлинику уклончиво ответила, что приходила брать интервью, но в последний момент оно не состоялось. Ответила, что встреча сорвалась, так сказать по независящим от нее причинам.
К моему, сожалению, Коля Верещагин, не зная всей подноготной проболтался ей, что Гибарян в коме, и его сопровождает Алена Сергеевна.
Коля видел таблетки клофелина и пытался выяснить у Марины насчет происхождения пузырька, на что Марина сказала, что пузырек принадлежит ей и она принимает лекарство по назначению своего московского врача.
В это слабо верилось, но на первых порах никто кроме не принимал версию с отравлением клофелином всерьез. Марина же заняла тактически выгодную позицию. Раз Гибарян жив, но в коме, а пузырек найден, то глупо отпираться.
Если не доказали применение клофелина в первые трое суток, потом найти его следы в организме весьма проблематично. А судя по всему никто и не искал.
Что касается нападения, то она хорошо запомнила нападавшего и даже составила довольно точный словесный портрет, но никто из известных мне и Верещагину жителей поселка, а тем более я не подходил по описанию.
У нападавшего была ярко выраженная гетерохромия — это различный цвет радужной оболочки правого и левого глаза. Голубой и карий. Стрижка под ноль — или он был лысый, как «бильярдный шар», сказала Марина, а главное огромный шрам на черепе, идущий от уха до уха.
Нападавший сумел дважды нанести удар заточкой. Первый по чистой случайности прошелся по касательной по ребрам — он целил в сердце. Второй пришелся ниже легкого в мягкие ткани.
В милиции решили, что он ушел на кораблях и послали радиограммы капитанам. Но пока поиски результатов не дали.
Я вообще не был уверен в реальности описываемого персонажа, понимал, что Марина жутко напугана и вполне может выгораживать настоящего нападавшего. Спасибо за то, что не стала валить на меня.
Ее оставили в поликлинике, но она пренебрегла запретами, написала записку объясняющую причины срочного отъезда, сняла ответственность с медиков за свое здоровье и сбежала из Поселка через несколько дней.
* * *Я же вышел на работу, когда понял, что пока не могу сделать ничего более полезного ни для своих друзей, ни для Управления.
Таким образом я занял место прославленного промывальщика-виртуоза Виталика Колпакова. К моей радости это избавило меня от вынужденного безделья и погрузило в новую экспедицию с головой. Что мне нравилось особенно, так это то, что отношения в новом коллективе были вполне дружескими и теплыми.
По крайней мере люди помогали друг другу во всем, несмотря на общие сложности и тяжелые для разведки время года и условия.
Не знаю были ли у Семягина далеко идущие планы связанные с моей предыдущей работой или нет, но относился он ко мне вполне уважительно, ни разу не подгонял, и не тиранил, и вел себя в качестве руководителя более чем достойно.
Это означало, что он не лебезил и не панибратствовал с подчиненными, но и не входил в образ всезнающего тирана. Семягин не демонстрировал высокомерия и относился ко всем членам своего коллектива одинаково уважительно.
Такое положение дел меня более чем устраивало, и я отвечал этому человеку взаимностью и всемерной поддержкой.
Время от времени, он даже обращался ко мне за советами, ни разу не пренебрег моим мнением.
Семягин давал мне определенную свободу выбора, и хоть мне не удалось за всю геологическую партию намыть ничего, кроме прежде найденных «знаков» — частиц меньше одного миллиграмма, я сумел проявить себя, как опытный промывщик. Чем заработал уважение в группе с самого начала.
В первое же утро, когда мы встали лагерем на первичную шлиховку, я спросил разрешения и отправился на поиски подходящего места.
В полукилометре от нашего лагеря, где мы встали на ночевку, я нашел небольшой прозрачный ручей, стекавший со склона сопки в реку.
Я долго всматривался в песчаные берега, потом доставал рукой со дна песок и камни. Решил, что тут можно брать пробы грунта.
Вернулся за своим инструментом и рюкзаком, перенес его к верхнему устью ручья. Сделал себе убежище из наклонного тента, на случай если пойдут осадки.
Тент установил по всем правилам, определив наветренную и подветренную стороны паруса, ветер в это время года здесь дул только в одном направлении.
И даже провел вокруг водоотводную канавку, чем премного удивил остальных членов разведывательной партии, которые наблюдали за моими действиями издалека
Они никогда не обращали внимания на такие мелочи, но в итоге никто и не подумал шутить над моей излишней педантичностью, и все признали мои действия грамотными.
Затем вынул из рюкзака небольшую пилу, топор и нож. Топор я наточил перед выходом в тундру проверил острие быстрым скидывающий движением большого пальца. Топор зазвенел.
Носить инструмент, который всегда наточен и готов к применению меня научил еще в детстве дед, потешавшийся над моими мальчишескими попытками стругать то ли кол, то ли копье при помощи соседского тупого перочинного ножа.
Надо ли говорить, что изделие вышло кривым и уродливым. Но мой дед деликатно промолчал и не стал комментировать качество моего «оружия» и технологию изготовления.
Он просто заставил меня трижды повторить эту важнейшую в пацанском окружении производственную операцию тупым ножом, а потом вручил свой. Острый как бритва.
— Веди от себя, смотри не зацепи лезвием пальцы. Кровищи будет ведро. Придавай форму плавно, мягким нажатием.
Я явственно вообразил ведро собственной кровищи и обращался в копьем, как с ювелирным изделием. К моему удивлению для того, чтобы получить удивительно красивое копье с «идеально» острым наконечником у меня ушло секунд десять.
— Понял? Всегда держи инструмент точёным.
С тех пор я придерживался этого нехитрого дедовского правила и ни разу не пожалел об этом.
Найдя подходящие молодые побеги я быстро срубил их и вытесал из них подобие планок. Через час у меня была готова «проходнушка» — простейшее приспособление для промывки.
Оно представляло из себя что-то типа деревянной канавы длиною под два метра и шириной сантиметров двадцать и было готово через час работы.
«Проходнушка» не имела торцевых стенок потому что в нее должна была поступать вода. На дно я постелил коврики из брезента, который хорошо удерживают металл.
На брезент я настелил резиновую заготовку с пробитыми дырками, которая выглядела как сетчатое решето.
На днище деревянной канавы я наколотил узкие поперечные планки, рифеля, которые должны задерживать воду и регулировать скорость течения и не давать потоку сносить золото. Они устанавливаются под углом в сорок пять градусов, позволяющие создавать завихрения в потоке воды.
Все это сооружение я отнес к устью ручья. Выбрав участок с хорошим грунтом,я принялся набирать его в ведро. Два слоя металлической сетки позволяли отфильтровывать слишком крупную породу,пропуская в ведро мелкую фракцию.
Затем взял лопату и прокопал водоотводную канавку так, что создал параллельный реке канал. Пристроил «проходнушку». Вода потекла по каналу и точно попадала бурным потоком в мой деревянный желоб, который я только что смастерил.
Проверив свое сооружение на устойчивость, я окопал берега моего рукотворного канала создав на входе небольшое «озерцо».
Теперь я мог регулировать скорость напора воды.
Взял лопату, стал засыпать грунт в ведра, потом засыпать его в «проходнушку».
На четвертом ведре, я извлек из «проходнушки» микроскопический кусочек, можно сказать пылинку желтого металла. Это был золотой «знак».
