Прусское наследство (СИ) - Романов Герман Иванович
И все потому удалось, что Фрол с верным другом Силантием по европейским странам мотались в это время — он ведь статью на царевича походит, вот и изображал его, а царь Петр на уловку подался и погоню отправил. Невдомек ему тогда было, что мятежный сын под самым его боком, в Москве живет в тайне, да комплот сбивает. А вот ему пришлось пометаться, с голубой Андреевской лентой через плечо и со звездами на мундире. Самозванец конечно, европейские правители это хорошо понимали, но ведь все помогали, кто тайно, а кто-то и явно. А все потому что Петра Алексеевича сильно недолюбливали, и хотели очередной Смутой в русском государстве воспользоваться. Токмо не получилось, царевич быстро державой овладел, отца изгнал с трона, и крепко власть держит. И умен оказался, родителю дал завоеванную Ливонию, королевскую корону сам ему надел — и теперь в европейских странах смута началась, когда шведы с «ливонцами» пруссаков под Кенигсбергом наголову разгромили, и теперь на Берлин пошли…
— А ведь можно Бремен и Вердер английской короне задорого продать, король Георг предлагает хорошие деньги за эти шведские земли.
— Мой король, предлагает курфюрст ганноверский, не король английский. А деньги у Сити, а им там не нужно осложнять отношения со Швецией, где для английских верфей закупается лучшее в мире железо. И с Ливонией Сити дружить будет, в ее порты доставляют русскую пеньку, железо и многое другое. И будут поставлять дальше, в больших размерах — торг пойдет через Ревель, Ригу, Нарву и Петербург, как впредь было.
За время скитаний побывал Фрол и в Дании, оказавшись в пыточной, как самозванец. Еще бы — без верительных грамот, с орденами настоящего царевича, под его «личиной». Да за меньшее дело шкуру лоскутами сдирают, на ленточки распускают, и раны солью присыпают.
Но хватило ума сказать датскому королю всего одну только фразу царевича на латыни — «умному достаточно», как отношение кардинально переменилось. Фредерик оказался весьма радушным, принесенные обиды сразу загладил — произвел в генералы, денег немного отсыпал, и даровал графское достоинство. Пусть без земельных поместий, «пустой» титул, но самолюбие было полностью удовлетворено. И когда вернулся в Москву, царь Алексей все его похождения одобрил, однако повелел продолжать оставаться «иноземцем», только находящимся на русской службе. И таким он будет до конца жизни, так что Фредерик и ему сейчас вроде бы король.
Раз такое требуется, то пусть и будет!
— А герр Петер своего не упустит, сговорился с сыном тайком, не иначе. По-другому ведь быть не может⁈
— Не может, мой король, — наклонил голову Фрол, выдержав пристальный взгляд Фредерика. — Весь русский торг через него пойдет, и наценка небольшая в ливонскую казну уйдет. Деньги ваше величество себе вернет сторицей и даже больше того, хороший выкуп будет.
— Шведы что ли за Бремен заплатят? У них казна пуста!
— Нет, ни шведы — короля Карла едва отговорили войну с вашим величеством пока не вести. Отдадите обратно захваченные шведские города, выведите войска из Шлезвига — и мир подписан будет. А нет — так шведско-ливонский флот куда больше вашего, армия намного сильнее станет, после того как пруссаки с саксонцами разбиты будут. Побьют ваше величество — англичане не помогут, да и не будут они покупать Бремен. Ведь его Каролус обратно на шпагу отобьет — деньги Сити зря тратить не будет. А вот Норвегию или ее часть вы потеряете, мой король, и Борнхольм к тому же — он ливонскому королю приглянулся. «Герр Петер» обиду на вас затаил, что на коронацию в Ригу не прибыли. С ним дружить сейчас крепко надобно — Фридрих-Вильгельм не захотел поступиться малым, теперь большее потеряет. Август тоже страшный урок получит, короны лишится скоро. А там второй «Потоп» пойдет, страшнее того, который поляки пережили. Надеюсь, ваше величество все хорошо понимает?
— Более чем, мой милый граф, вы правы — «умному достаточно».
— А выгода у вас будет, мой король, и солидная. Вы останетесь не только при своих землях, пусть даже не прирастив их. Но выход из Балтики у вас — войны закончатся, и англичан с голландцами можно обязать снова платить «зундскую пошлину» — но то на переговорах решать надобно, в Кенигсберге, куда царь Алексей прибудет после Рождества. И герр Петер, и король Карл, и герцоги Мекленбурга и Голштинии. И король прусский, если выводы сделает нужные, и потери свои за счет восточных соседей пожелает вернуть…
Король Дании Фредерик IV — за годы Северной войны дважды заключал сепаратный мир со шведами, руководствуясь нехитрым правилом «политик» — интересы союзников должны быть на последнем месте…
Глава 17
— Мин херц, может нам унять шведов как-то это надо — ужас что творится! Был Эберсвельде, и нет его…
— В Тридцатилетнюю войну, Сашка, городок сей тоже уничтожили под корень, но он заново отстроился. Теперь Каролус его снова в первобытное состояние привел — людишки тут не скоро поселятся. Шведов никому не унять, даже их король не сможет — видишь, как их разозлили не на шутку. Пусть пленных дальше бьют, зато весь Бранденбург от сего показательного урока в ужас придет, а там и дрогнет.
«Герр Петер» говорил хладнокровно, чуть пожав плечами — кровавыми кошмарными зрелищами царя Петра было не удивить, всякого повидал. Сам мог отдать такой приказ, не моргнув глазом.
— Мне, мин херц, это Фрауштадт напоминает, где они так вот наших перебили после несчастливого сражения…
— Драться нашим фузилером нужно было тогда, раз под начало Востромирского попали, а не пардону просить, — на лицо Петра наползла гримаса. — Вот за трусость и получили расплату. Да и мы к ним также относились — и Шереметьев пленных шведов не раз побивал, и ты, друг сердечный. Так что не нам осуждать, тем паче они предлагали пруссакам сложить мушкеты. А раз отказались, пеняйте на себя, будет расплата.
Петр Алексеевич фыркнул, на его взгляд шведы поступали вполне рационально, в духе времени. Пруссакам было предложено сдаться, они отказались, надеясь на подход подкреплений, вот и получили. При штурме городка потери только разъярили шведов, и участь всех немцев, тех, что в мундирах, или простых горожан, оказалась страшной.
Только стон и жуткий вой стояли над Эберсвальде, в нем разъярившиеся шведы творили сплошной ужас — горожан со смехом кололи шпагами, пытавшихся сдаться солдат резали как овец, добивали раненных, втыкая в тела штыки. Даже милости к офицерам не проявляли вопреки обыкновению — кого пристрелили, некоторых драгуны зарубили. Женщин таскали за волосы, срывая одежды, и с хохотом подкалывали в ягодицы — те пытались убежать, их догоняли и снова подкалывали. И насиловали, понятное дело — куда в походе без этого, соскучились без женской ласки. Причем после наглядной экзекуции, немки охотно проявляли «благосклонность» — таких нет нужды увечить, и тем паче убивать, набаловаться и так есть с кем. А вот баб в самом городишке мало, всего три-четыре сотни — все солдаты должны насытиться их телами, а их на одну несколько десятков солдат. А потому главное веселье еще впереди, и ночью начнется самый ужас.
— Да это я так, мин херц, Фрауштадт просто вспомнил. Были мы с ними врагами, а теперь союзники…
— А ты над тем не думай, Сашка, ты об ином позаботься, — Петр отмахнулся, а Меншиков тут же заторопился сказать важное:
— Уже, мин херц, не беспокойся. Суконную мануфактуру всю вывезем — и сукнецо на швальнях доброе. Кузницы опять же, пистоли здесь делают — я приказал весь инструмент взять, до последнего гвоздя ободрать. А кто из мастеровых по воле не пошел, пригрозил шведам отдать на потеху — сразу все согласились на твою службу перейти, переселится и работать уже у нас честно. С немцами ведь договориться завсегда можно, если хорошо припугнуть, чтобы обгадились и тряслись овечьими хвостами.
Меншиков хихикнул, без всякого видимого интереса посмотрел на дебелую немку, что нагишом убегала от трех шведов, что хохоча бежали следом. А чему удивляться фельдмаршалу, что и не такие картины видел за четверть века походной жизни. Но на этот раз все пошло не так — женщина бросилась именно к Петру и рухнула перед ним на колени, обняв пыльные ботфорты. И залопотала горячечно, смотря на него заплаканными глазами:
