Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 3 (СИ) - Март Артём
— Ничего, — отозвался я. — Я не очень люблю сладкое.
— Очень хорошо.
Взяв нож, Косой сел за стол, стал нарезать тортик, раскладывать кусочки по принесенным блюдцам.
— Ну, — не выдержал он. — Твой ответ?
— Знаешь, Косой, — вздохнул я. — Я думаю, что ты лукавишь. Пытаешься скрыть истинные свои мотивы.
Бандит хмыкнул.
— Я вынес тебе весь сор из избы, рассказал, что сейчас происходит с моей бандой, а ты мне все еще не веришь? Даже не знаю, что тебе ответить.
— Нет, я не об этом. Я думаю, что ты лукавишь в том, что просто хочешь сохранить свое благополучие, основанное на ОПГ.
— Что за глупости? Конечно, хочу.
— Я и не сказал, что ты не хочешь, — медленно отрицательно покачал головой я. — Я сказал, что думаю, ты хочешь не только этого. Даже в меньшей степени этого. Просто выпендриваешься передо мной. Пытаешься строить из себя благородного.
— О чем ты, Летов? — Косой потемнел лицом.
— Если ты так печешься о судьбе черемушкинских, то почему спохватился только сейчас? Ты ж неглупый человек. Наверняка понимал, к чему все идет.
Косой угрюмо молчал.
— Будь ты преданным псом Седого, или хотя бы пекся за группировку, ты бы забил тревогу еще раньше, сделал бы все, что в твоих силах, чтобы не допустить раскола и проблем, что назрели уже сейчас. Может быть, даже стал тем самым «серым кардиналом». Тайно взял вожжи в свои руки, чтобы не дать авторитетам наломать дров.
— Ты подумай еще, Витя, — попытался уйти от разговора Косой. — Пойдем чай пить, а то там мама уже заждалась. Нехорошо заставлять старого человека сидеть в одиночестве.
— Но ты не сделал этого, — проигнорировал я его слова. — Ты намеренно ждал, когда начнется настоящая жопа. И прекрасно понимал, что рано или поздно она начнется. Когда в любой структуре царит раздрай, перехватить власть всегда легко. Не так ли? Все прямо как с Союзом. Раскачиваем лодку. Не мешаем бездарям, которые рушат неплохо работающую систему и переворачиваем все с ног на голову в своих интересах. Улавливаешь аналогию?
— Больно ты умный для своих лет, Витя, — с угрозой в голосе сказал Косой.
— Конечно, тебя волнует благополучие. Однако еще больше, тебя волнует власть. Ты сам хочешь управлять группировкой. Ты считаешь себя умнее Седого, Комара, Сливы или даже Кулыма. Считаешь, что это бездари, которые могут только жрать да срать. А ты-то не такой, да, Слава? Ты достоин всеобщего уважения. Статуса, власти, возможно, даже политической. Не так ли?
Косой не ответил. Я видел, как он сжимает тонкую рукоятку цельнометаллического ножика в своих грубых больших пальцах. Глаз его, выдающий эмоции, подрагивал. Зрачок, будто бы жил своей жизнью.
— Также, ты считаешь, что умнее меня. И думаешь, в моем лице найти простого исполнителя для этого грязного дела. Нет, ты не можешь убить Седого сам. Не можешь нанять киллера, чтобы убрать его. Ведь тогда ниточки будут вести к тебе. Зато ты можешь отомстить за смерть авторитета, которого, убил обиженный им простой парнишка из неоткуда. Ну и тем самым еще сильнее укрепиться во главе ОПГ. Сможешь осуществить «святую месть». Верно?
Косой уже не смотрел на меня. Взгляд его здорового глаза был опущен к столу. Сидя с каменным выражением лица, он либо слушал, либо размышлял. Потом, наконец сказал:
— Ты решил своим упрямством погубить своих же товарищей? Седой не остановится так просто.
— Ты тоже не остановишься, Слава. Так или иначе, попытаешься убрать его. Прикончить. Кроме того, я думаю, что Кулым тебе тоже не нужен. У тебя же есть «преданные люди», которым ты пообещаешь, что возведешь их на самые верхи, когда Черемушки станут ходить под тобой.
— Твой ответ — нет?
— Угадал, — кивнул я. — Но причина даже не в том, не в тех обстоятельствах, что я сейчас описал тебе, хотя вижу по твоему лицу, что попал в самую точку. Причина моего отказа проста — я не убийца и не наемный киллер. Я не вмешиваюсь в дела бандитов.
— Конечно. Чеши мне, праведник, мля, — сказал Косой. — а как же свадьба? Как же Маринка, которую ты укрываешь у себя дома?
— На свадьбе были не одни только бандиты. А Марина и вовсе не вольная жертва ваших свистоплясок. Она не виновата, что ее дед — бандитский авторитет.
— И это другое, да?
— Это другое, — согласился я.
— Не будь таким наивным, Витя, — покачал головой Косой. — Ты считаешь себя выше всех этих бандитских, как ты сказал, «свистоплясок». Но ты уже варишься во всем этом. Ты уже внутри. Ты уже, по сути, такой же как мы. Ничем от нас не отличаешься. Потому твое морализаторство действует мне на нервы.
— Кое-чем, все же отличаюсь, — хмыкнул я.
— Да, и чем же?
Я встал из-за стола.
— На моих руках нет крови, Косой. А твои в крови по локоть. Я не богатею за счет рэкета, убийств и грабежа. И никто не собьет меня с моего курса. Даже угрозой смерти.
— Очень хорошо, что ты не боишься смерти, — сказал он холодно.
— А ты? — Спросил я в ответ, а потом вышел из кухни.
— Зоя Борисовна! У вас чудесная квартира, но, к сожалению, нам она не подходит, — заглянул я в зал.
— Что? Почему? — Удивилась старушка.
— Оказалось, что у меня проблемы, кое с кем из ваших соседей, — обернулся я к Косому, сидевшему за столом с лицом темнее тучи. — Так что простите. До свидания.
Темные воды реки Кубани бежали к Новокубанску. В этом месте река была широкой, но мелкой, потому бурлила, спотыкаясь о большие валуны и коряги, затаившиеся на дне. Вдали, в полутьме, светился старостаничный мост. Над ним поблескивал своими многочисленными звездами-огнями город. Большие опоры старого еще царских времен моста, оставшиеся стоять каменными глыбами, резали реку на несколько потоков.
Мы с Фимой проехали сюда со стороны района мясокомбината. Поставив Пассат в узких двориках почти станичной застройки, пошли пешком спускаться к реке, подсвечивая свой путь фонариком.
Вся эта чудесная картина открылась нам, когда мы вышли на сыроватый песчаный пляж. Тут и там, в полумраке сумерек лежали на нем стволы мертвых деревьев, принесенные Кубанью с гор. Сейчас они казались трупами причудливых чудовищ, растопыривших свои многочисленные лапы-ветви и лапы-корни.
Мы подошли к стремнине, застыли у самой воды, стараясь не промочив обувь.
— Ну что, давай, — сказал я Фиме, глядя, как бурлит и чернеет речная вода.
Ефим достал из кармана нож, взвесил в руке. Потом, размахнувшись, пульнул его подальше, на середину реки. Всплеск тут же утонул в шуме потока.
— Все, — сказал Фима. — Доволен?
— Нет, — покачал я головой. — Избавиться от ножа мало.
— А что еще мне сделать? Все стволы вы у меня отобрали. Как менты, обшарили всю квартиру. Че, тебе еще штаны, мож, мои отдать?
Я вздохнул.
— Помнишь, что я говорил, когда вернулся из квартиры? Что там случилось?
— Да помню-помню. Косого встретил.
— Суть не в этом. Суть в том, что черемушкинские точат на нас зуб. Мы в опасности и должны пережить эту напасть. Одновременно должны открыть Оборону, как-то работать, зарабатывать. И это нелегкая задача.
— А кому сейчас легко?
— Никому, — согласился я. — Но усложнять дело тоже нельзя.
— Витя, — засопел Ефим. — Если ты притащил меня сюда, чтобы читать нотации, то нет уж, спасибо. Все, нож выкинули? Ну давай. Погнали теперь домой.
— Кто еще есть у твоей матери? — Внезапно для Фимы спросил я.
— Чего? — Не понял он.
— Кто в твоей семье? Ты так дрожишь за нее. Считаешь себя единственным, кто может эту семью уберечь. Так? Вон, за Машку готов убить. И убил. Уже дважды.
— А как иначе? Без меня ж они пропадут, — нахмурился Фима. — Машка уже чуть не пропала. А мне всего-то стоило болт положить на то, с кем она связалась.
— Так что ж с ними будет, если ты погибнешь?
— Чего? — Удивился Фима, и глаза его странно заблестели в сгустившихся сумерках.
— А ведь нас попытаются прибить, Фима. В том числе и из-за того, что сделал ты. Если нас перебьют, что будет с твоей семьей?
