ОПГ «Деревня» 2 - Alchy
Тот засмеялся: «Я же спрашивал несколько раз, когда вы наших детей в учение взяли — чем помочь надо? Вы сказали — ничего не надо. Кормите, учите и даже одеваете. И нам выгоды не надо. Прислать Иргиза? Он хоть и не ваши лекари, но спину посмотреть может». От помощи Иргиза Захар отказался, пусть с Егором жрут свои поганки, лучше дотерпит до прихода традиционной медицины…
Ксюха пришла утром в учебный корпус в расстроенных чувствах, и не только. Маня, заметив непорядок — увлекла её за собой в пустой класс: «Пойдемте, Ксения Борисовна, посоветоваться надо!» Та вяло отбивалась, не понимая что племяшке от неё надо. В классе, закрывшись — Маня вручила ей зеркальце:
— На, смотри! Ты чего растрёпанная такая пришла, Ксюша? Садись, расчешу. — Достала расческу и стала причесывать послушно усевшуюся тетку.
— Есть кому по утрам трепать! Опаздывала, проглядела! — Смутилась Ксюха. — Вся деревня уже в курсе про Егора, Мань?
— А то! — С гордостью воскликнула Маня. — Айрат то только одного застрелил, а наш двоих насмерть! И одного в ногу! Лечим сейчас, выживет. Прикинь какой дикий он, Ксюх! Анатолий Александрович сказал, что этому упырю, раз они на наших кидались, рану будем чистить без премедикации, только с местной анестезией, привязали чтоб не дергался. Я шприц приготовила с лидокаином, подхожу к нему. А он как затрясется! Завыл и обосрался, вот умора!
— Маня!!! — Укоризненно начала Ксюша и не выдержав, засмеялась тоже. — Весело там у вас, посмотрю. И что дальше, как оперировали?
— А вот так! — Маня, вспомнив детали операции поджала губы и излишне резко дернула расческу, Ксюша ойкнула. — Тихо, Ксюх, прости, я нечаянно! — Чмокнула её в голову и погладив, принялась аккуратно расчесывать дальше и рассказывать. — А дальше нам его мыть пришлось. Ничего, я ему перевязки буду делать, на всю жизнь медицину запомнит!
— Какая ты, Маня! — Прониклась тетка. — Парни то за тобой так и бегают, никого не выбрала?
— Да ну их, Ксюша, — фыркнула Маня, — из кого там выбирать, лошары одни малолетние!
— Ахахах, Маня! Там же и постарше тебя есть, смотри, довыбираешься, останешься на бобах. Принцев в округе не наблюдается, а они вон как вокруг тебя хороводы водят.
— Да нужны мне эти принцы вшивые, — улыбнулась Маня, — я может, как ты хочу, урвать себе безработного наркомана в ремиссии!
Обе так покатились со смеху, что в дверь забарабанила обеспокоенная общественность. Маня, критично осмотрев получившуюся прическу, признала: «Сойдет для сельской местности, красавишна! Пошли, пока дверь не высадили».
А на перемене школота бурно обсуждала случившиеся побоище, восхищаясь отвагой Айрата и Егора. Рашид хвалился:
— Я ведь к Егору запросто придти могу, вон и Маня соврать не даст, мировой мужик! А лютый какой! Двоих: «бах, бах» и нету! А третий до сих пор под себя ходит от страха!
— И ничо он не лютый! — Встала на защиту дядька Маня. — Вот батя у меня лютый, а Егор у нас добрый так то! Не полезли бы сами и не пристрелил!
— Да-да! — Решил поддержать обожаемую Маню Фанис. — Егор добрый! Мы с батей два года назад к нему гусей ходили резать, помогали. Так он так их жалел! Раза три в сарай бегал, кашлял там, сморкался и ходил потом с красными глазами весь день! Хотя чо их жалеть, гусей то…
— Ну вы и дебилы малолетние! — Поставила всем и сразу диагноз возмущенная до глубины души недалекостью сверстников Маня. — Чего столпились, на урок пошли!
Глава 7
Гатчина. Конец декабря 1796 г.
С воцарением на царстве привычки Павла Петровича Романова на первый взгляд — не изменились. Поначалу. Из Гатчины переезжать он отказался наотрез, оставив вопрос смены резиденции на потом, после коронации. Каких либо громких политических заявлений не делал, указов не подписывал. Воцарение ознаменовалось несколькими амнистиями, в частности — был освобожден из Шлиссельбурга и реабилитирован издатель и публицист Новиков. Коего Павел приблизил к себе и удостаивал как аудиенций, так и приватных бесед.
Императрицу Марию Федоровну царственный супруг напугал до икоты, когда во время обеда, пользуясь его благодушным настроение — та решила попросить о узниках, пребывающих в узилище со времен его матери, Екатерины. Пребывающий в благости Павел, в ответ на просьбу императрицы пересмотреть наказание Радищеву и Костюшко — преобразился до неузнаваемости. Лицо исказила гримаса, по столу ударил кулак, жалобно зазвенели столовые приборы, а изо рта взбешенного императора вместе со слюной вылетело: «Нахуй!»
Императрицу Марию Федоровну царственный супруг напугал до икоты, когда во время обеда, пользуясь его благодушным настроение — та решила попросить о узниках, пребывающих в узилище со времен его матери, Екатерины. Пребывающий в благости Павел, в ответ на просьбу императрицы пересмотреть наказание Радищеву и Костюшко — преобразился до неузнаваемости. Лицо исказила гримаса, по столу ударил кулак, жалобно зазвенели столовые приборы, а изо рта взбешенного императора вместе со слюной вылетело: «Нахуй!»
Дети с восторгом и весельем оживились, младшие застучали ложками и вилками по тарелкам, скандирую только что услышанное от папА, старшие развеселились и перемигивались, корча друг другу рожи, пользуясь ступором, охватившим мамА. Чопорные и молчаливые бонны навели порядок, уведя детей, Мария Федоровна на морально-волевых дотерпела до окончания обеда, изредка промакивая глаза кружевным платком.
Притаившиеся в ожидание неминуемой опалы сановники, бывшие в фаворе при Екатерине — понемногу оживились и пришли в себя. Павел даже княгиню Екатерину Дашкову, с фатализмом встретившую весть о воцарении на престол императора — вызвал в столицу из Москвы. Где вопреки её опасениям — удостоил аудиенции, во время которой хоть и сухо — но признал её былые заслуги и благословил на дальнейшую деятельность в том же духе.
Однажды сведя княгиню с Новиковым в одной из приватных встреч — Павел после наслаждался воцарившимся в обществе переполохом, как результатом этой беседы. Бурлили обе столицы — реформа алфавита и упрощения грамматики захватила умы общества, ломались перья, публиковались статьи и дело порой доходило до оскорблений в пылу полемики. А Павел, устроивший этот переполох в курятнике — потирал руки. По поводу реформы голова не болела, ждал лишь Губина, а там подпишет указ, покажет образец новой азбуки и свод правил — никуда не денутся!
Уж очень ему по душе пришелся упрощенный язык и слог школьной книги для детей, привезенной верным купцом. К чести императора, известие о попаданцах (подкрепленное неопровержимыми вещественными доказательствами), как человек разносторонне образованный — он принял сразу. Оценив как перспективы, так и опасности этого события, связанного то ли с божественным вмешательством,
