Реинкарнация (СИ) - Шамс Сур

Правда существовала ещё одна дверь, ведущая отсюда в другую залу с большим бассейном. Но оттуда нет выхода, разве только если убийцы забрались по веревкам до окон. Окна были расположены так высоко, что расстояние до их нижнего края, составляло более четырех человеческих тел.

Воздух тут уже остыл, поскольку Адил заблаговременно отослал банщиков из нижних этажей под купальней, в чьи обязанности входило круглые сутки поддерживать здесь приятную и комфортную для тела температуру.

Когда визирь впервые увидел мёртвое тело Солтана, тот лежал абсолютно голый. Странно было бы ожидать в месте для купания одетого человека. Он лежал на спине, раскинувшись на том самом мраморном лежаке для омовений. На его шее выделялся своим цветом дорогой шёлковый платок. Затянутый настолько туго, что скорее всего и послужил причиной его смерти от удушения. Какая ирония подумал Адил, кто-то отплатил ему той же монетой.

Вот только лицо мертвеца выглядело не как у человека бьющегося в конвульсиях предсмертной агонии, а словно он умер от переизбытка счастья. Ну что тут сказать, богачи не только живут в неге и наслаждении, но кажется и умирают с таким же ощущением. Узнать бы ещё кто явился дарителем такого райского наслаждения так, что Солтан не выдержав — откинул копыта.

Такая смерть вызывала презрение и недостойна правителей, привыкших умирать на поле боя. А не в постели и тем более не в купальне в чём мать родила. Хуже наверно, только быть застреленным из арбалета, с приспущенными штанами в отхожем месте.

Впрочем, лучшего места для нападения не сыскать, голый человек самый безоружный из всех возможных. Если только не считать за оружие его мужское достоинство, которым Солтан пользовался чаще, чем саблей или другим оружием. Поэтому Адил накрыл тело белой парчовой занавеской, сорванной в коридоре.

Когда все необходимое для ритуала было готово, а чёрного быка ввели и крепко привязали у изголовья трупа. Визирь Адил и чёрный шаман остались в помещении одни. Колдун привязал визиря к массивному стулу из столетнего дуба, притащенного телохранителем из общей залы. Затем он бросил в курильню с углями щепотку каких-то трав, в воздухе разлился крайне неприятный дым, отчего у Адила вскоре заболела голова.

После всех этих манипуляций старик начал что-то читать над чашей, с жидкостью тёмного цвета налитой из тыквенной бутыли на его поясе, затем дал её выпить Адилу. Питье оказалось крайне неприятным на вкус, горьким и вяжущим, спустя время у него всё онемело во рту и глотке.

Наконец чёрный жрец стал ходить вокруг лежака и бубнить себе под нос, периодически что-то вскрикивая и вознося руки к небу. Визирь же ощущал себя просто плохо и он уже сожалел, что решился на такую рискованную авантюру и не свернуть ли её раньше срока.

В один из своих многочисленных кругов вокруг трупа, шаман поравнялся с быком и внезапно рассекающим ударом снизу вверх, большим ножом ударил под шею животного. От неожиданности тот взревел, закатил глаза и попытался было освободиться, но верёвки притянутые к стенам крепко держали быка. Жидкость вытекаемая из него поливала перед собой в первую очередь тело мертвого Солтана, а затем разливалась по полу. Также она пропитала тёмно-красным цветом всю парчовую занавеску накрытую на труп.

Шаман подставил чашу под струи и наполнил её, затем подошёл к Адилу и приставил её к его губам, намекая, что это нужно выпить. После той горькой жидкости вкус крови уже не так сильно ощущался, лишь оставляя слегка солоноватое послевкусие. Проследив что бы визирь выпил преподнесенную чашу до дна жрец снова подошёл к лежаку.

К тому времени бык уже обессилел и склонившись на коленях издавал последние предсмертные хрипы, выплескивая из себя последние струи жизни. Адил сидел привязанным к стулу и ощутил своими ногами, как его обувь намокла от тёплой жижи. И к вони горелых трав добавился ещё сладковатый запах ржавого железа.

Телохранитель и раб-переводчик были предупреждены, какие бы звуки они не услышали, им запрещалось входить сюда под страхом смертной казни.

Колдун приоткрыл пропитанную кровью ткань с трупа и обнажил мертвенно-бледное лицо с синеватым подтёком. В свете пляшущих огоньков лампад и залитое кровью оно выглядело ещё более отвратительным и тёмным. Вслед за этим шаман в одно мгновение забрался на мраморный лежак и возлёг на усопшего. Точно так же как это сделал бы муж, на ложе со своей женой лицом к лицу, глаза в глаза. Только шептать он стал не ласковые слова, а какие-то свои колдовские заклинания и чуть ли не прикасался губами к губам мертвеца.

Неизвестно сколько времени прошло, Адил уже потерял счёт всему. Судя по тому, как отверстие наверху купола становилось светлее, то уже наступили предрассветные сумерки. А чёрный колдун всё продолжал перешёптываться с мертвецом, словно уговаривая его прийти в мир живых. Адил устал, его конечности затекли и онемели, тошнотворный запах вокруг вызывал отвращение. Застывшая кровь под ногами стянула кожу, а он сам уже начинал проваливаться в сон.

Неожиданно чёрный маг вцепился в труп что есть силы, а мертвец ожил и схватил его сквозь ткань за руки. Глаза Солтана раскрылись в стеклянном блеске, а колдун вскрикнул и в страстном поцелуе впился в губы мертвеца. Во всяком случае при слабом свете сверху, Адилу показалось, что тот сделал именно это. Борьба между шаманом и ожившим Солтаном продолжалась — мертвец пытался скинуть колдуна, а тот в свою очередь, прочно вцепился и не давал ему восстать со своего места. Наконец он с рычанием оторвал свои уста от губ мертвяка, его рот и зубы испачкались в загустевшей крови и слизи. С громким звуком колдун смачно выплюнул что-то в курильницу, и оно зашкворчало на углях, разнося запах жареного мяса.

И тут же мертвяк обмяк и расплылся, словно это не он только что брыкался, как необъезженный скакун под всадником. Колдун слез с него и шлепая босыми ногами, по липкому от загустевшей крови полу, подошёл к курильне.

Адил наблюдал за ним, а краем глаза ему привиделось, что ткань на трупе приподнята в том месте, где анатомически должен находиться мужской член. Но колдун не дал ему рассмотреть повнимательнее, загородив вид своим телом. Затем он подцепил ножом то, что выплюнул в курильницу, подошёл к нему и поднёс это к лицу визиря.

Это был кончик языка, откушенный им у покойного Солтана, пока тот пытался его скинуть, в краткий миг своего оживления. Шаман указал своим крючковатым пальцем в свой открытый окровавленный рот и затем погладил по животу. Намёк понятен — он требовал что бы Адил съел и проглотил кусок мертвечины.

Ох, неспроста этот засушенный чернокнижник, требовал полного послушания от него, неспроста. От одной только мысли о необходимости съесть язык мертвеца, который как минимум за последнее время, побывал в нескольких ртах, накатывали приступы тошноты. Но в конце концов уже столько сделано и если это единственная возможность узнать правду о смерти солтана, то иного выбора просто нет.

— Есть, — произнёс колдун с ужасным акцентом и тыкая обгорелым кусочком в губы Адила.

Ну оно хотя бы немного поджарено и не такое холодное и склизкое — успокоил себя первый советник. Он приоткрыл рот и шаман тут же вложил в него обгоревший кусочек мяса. На вкус оказалось как курица, если только не знать всю предысторию.

— Есть, — повторил он и кажется не собирался уходить, пока Адил не проглотит мёртвую плоть. Затем поднёс к губам визиря чашу. Он уже успел налить в неё своё зелье, пока советник морщился, пытаясь справиться с внутренним отвращением.

Адил решил не разжёвывать язык, дабы не вызвать приступы тошноты от соков, непременно просочившихся под натиском зубов. И поэтому отхлебнув жидкости как можно больше сделал один судорожный глоток. Кусок с трудом, но прошёл через пищевод и вместе с жидкостью спустился в желудок. Всё. Он сделал это. Теперь оставалось ждать, подумал он и тут же ощутил неимоверный приступ тошноты. И его без сомнения согнуло бы спазмом пополам, не будь он сейчас привязан к стулу.