В тени большого взрыва 1977 (СИ) - Арх Максим

— Во же б**! Принесло нелёгкую, — вновь выругался культурный мальчик и, вставая со столь уютной кровати, добавил: — Песец!!

Оделся потеплее, надев шапку-ушанку, ватные штаны, телогрейку и не снимая тапочки сунул ноги в валенки. Сказал бабушке: «Это ко мне» — и пошёл на улицу встречать абсолютно не званых гостей.

Собственно, что им от меня нужно я понял сразу же как только увидел их физиономии.

— Саша! Помогай! Без тебя никак! — поздоровавшись сразу же затараторил Ташкенбаев. — Нам срочно нужны шлягеры! Мне нужно несколько песен, а у Мариса хорошей композиции вообще нет! Саша, я знаю, ты последнее время был сильно занят на съёмках фильма. Он получился отличный! Мы тебя поздравляем! И если ты помнишь, я тебя не отвлекал и не тревожил. Но сейчас аврал! Ситуация такая, что мне не хватает двух песен, для того, чтобы пластинку выпустить. Точнее сказать они у меня есть, но они плохие. И музыка, и текст — всё сплошная халтура. Мне же нужно, чтобы они все были качественные. Чтобы точно слушателям понравились. Понимаешь?

— Погоди, — поморщился я. — Мы ж тебе сделали уже несколько песен. Ну, в смысле ту первую, что я тебе гм… и ещё две. Ты ж сказал, что тебе достаточно.

— Я думал, что хватит, но, записав альбом, понял, что некоторые песни на фоне твоих кажутся очень слабыми. Точнее сказать чрезмерно слабыми — никакими! Поэтому нужны ещё хотя бы две, — чуть подумал и добавил: — А лучше три.

— А лучше сто! — усмехнулся великий композитор. — Насколько я помню, новые песни на целый новый альбом, мы собирались начать записывать после того как выйдет старый. То есть в 1978 году. Так?

— Так, — кивнул тот, — но я ж тебе объясняю: у меня там проблема возникла. Песни кажутся откровенно слабыми. Понимаешь? Кажутся халтурой как в музыке, так и в стихах. Их не примет слушатель и обвинит меня, как человека не сумевшего их правильно подать и спеть.

— Ясненько, — хмыкнул я и повернулся к латышу: — А вы что хотели, товарищ Янсонс?

— Можно просто — Юрис, — сказал тот и, чуть замявшись, продолжил: — Саша, если Вы помните, то мы говорили о хотя бы одной хорошей и достойной песне для нашего певца.

— Во-первых, давайте на «ты». А во-вторых, я действительно помню, что мы говорили на эту тему, — не стал отрицать я, вспоминая разговор в моей квартире и напомнил: — Однако мы там не только об этом говорили. Помнится, что ещё там речь шла о моих почётных званиях. В памяти всплывают такие слова как: член союза писателей СССР, член союза композиторов СССР, — мечтательно зажмурил глаза и, обратив свой лик к небу, произнёс: — Хорошие были разговоры, — а потом посмотрел на просителя и жёстко добавил: — Жаль только, что всё это оказалось даже не фантастикой или фантазией, а просто словами.

— Я понимаю тебя, Саша, — кивнул латыш. — Но послушай меня. Дело оказалось чрезвычайно непростым!

— Ну да, ну да, — хмыкнул я с издёвкой, но Юрис не стал на это обращать никакого внимания, а продолжил говорить.

— Дело в том, что какие бы мы шаги по поводу тебя не предпринимали, всюду идёт противодействие. При упоминании твоей фамилии некоторые люди шарахаются. Нам точно удалось узнать, что есть директива, в которой говорится, что тебя категорически запрещено принимать в любые творческие сообщества. Поверь, мы не раз пробовали. И отовсюду получали отказ.

— Вот оно даже как, — задумался пионер, пытаясь понять кто это там шалит и наводит ненужный шухер. Спросил: — И откуда ветер дует?

— Из Министерства культуры, — тут же ошеломил меня Янсонс. — Прям с самого верха.

— Вообще песец! У них чего там, крыша что ль поехала? — обескураженно произнёс я, вспоминая, что в последнее время с «тройкой плюс» отношения были в высшей степени нормальные, если не сказать хорошие. И повода у них как-либо обижаться на меня практически не было. Если меж нами и возникали какие-то споры, то мы их всегда улаживали путём обсуждения. В бутылку никто не лез, и мы всегда искали и находили разумный компромисс. Так что же произошло?

— Ты не расстраивайся, — произнёс латыш. — Мы всё равно будем пробовать и рано или поздно твой вопрос решим. Сейчас же, пока такой возможности нет, я хочу предложить тебе деньги. Деньги за хорошую песню, с которой Марис сможет выступить на «Песне 1977».

— А разве она ещё не записана? — удивился я, вновь напомнив, что запись конкурса происходит, вроде бы в ноябре.

— В этом году всё по-другому, — сказал Ташкенбаев. — Её будут записывать двадцатого и двадцать первого декабря. А итоги подведут тридцать первого числа, на голубом огоньке за час до Нового года.

— Интересное решение, — согласился с идеей пионер.

— Вот поэтому у нас не так много времени, чтобы успеть раскрутить новые песни для меня и для Мариса, — продолжил пояснять Мансур тяжесть ситуации.

— Ладно, что вы хотите от меня, я понял. Что я хочу от Вас, вы также знаете, ибо деньги мне не нужны. Далее по срокам, — сказал я, решив прояснить ситуацию. — Возможно вы не знаете, но тут я отдыхаю чуть ли не по решению ЦК, поэтому обязан быть здесь ещё пять дней.

— Это очень долго, — прошептал Юрис мотая головой.

— Я не договорил, — стебанул пионер неорганизованные выкрики с мест некоторых неответственных товарищей. — Продолжим. Дело в том, что после отдыха меня сразу же посылают в командировку в ГДР. Насколько я понял она продлится несколько дней, — доброжелательно улыбнулся. — Ну а после этого я, вероятно, некоторое время буду свободен.

— Это провал, — сказал латыш, уставившись взглядом в снег под ногами. — За такой срок мы точно ничего не успеем…

— Саша, необходимо что-то придумать. Мне тоже медлить нельзя! Мою пластинку снимут с графика и отодвинут неизвестно на какой срок. Там очередь годами идёт! Нужно что-то сделать! Помоги! Прошу тебя! Мы оба, оба просим! Ты наша последняя надежда!

— Не знаю даже, что и сказать вам, милостивые государи, — хмыкнул я, посмотрел на них, вспомнил про лыжи и сжалившись произнёс: — Предлагайте.

Как и следовало ожидать меня моментально стали уговаривать на пару мгновений съездить на студию и быстренько там всё записать. Я говорил им о наложенном на меня табу: запрете покидать деревню, а они говорили, что никто ничего не заметит и мы враз обернёмся.

Не стал долго их мучить и ломаться, а, плюнув на отдых, решил помочь утопающим.

Сделал я это не потому, что обещал, и не потому, что люди таким образом становились мне должны, а потому, что в Москве, наверняка, подходящие лыжи можно будет купить без проблем. Так что плохого будет, если я и лыжи куплю и людям помогу, которые, я был в этом уверен, в долгу не останутся. Ведь пройдёт совсем немного времени, им снова понадобятся хиты, которые будет ждать слушатель.

Нет более жалкого зрелища чем исполнитель одной песни — одного хита, который однажды, когда-то, волею случая, ему посчастливилось спеть. В тот момент, момент радости и триумфа он, смотря на всех свысока и принимая поздравления и дорогие подарки, думал, что так будет в его жизни всегда. Он думал, что будет на коне вечно. Но прошла неделя, другая, третья и зрители попросили исполнителя спеть ещё что-нибудь такое же прекрасное и замечательное, что он пел до этого. И в этот момент исполнитель опустился с небес на землю. Он пробовал и так, и этак, он доказывал, что это не хуже и даже быть может лучше, чем та старая песня, но зрители и слушатели, уже давно позабыли его, переключившись на других исполнителей с другими хитами.

И вот спустя двадцать или даже тридцать лет старый и потрёпанный жизнью певец выползает на сцену и поёт всю ту же одну единственную песню, которая в его жизни была единственным шлягером, по которому его и запомнит история.

В общем даже не подозревая этого, товарищи подсаживались на хиты, и я был уверен в том, что больше с этой иглы они не слезут никогда.

В общем я согласился, поставив три условия: они меня кормят шашлыками, мы заезжаем в спортивный магазин и после записи они меня отвозят обратно сюда. Естественно, такие сверхвыгодные — щадящие условия были приняты на ура.