Комбат Найтов - День не задался
Открыл кабину, сел, одел ошейник.
— Когда даю ручку от себя, нажимаю вот эту кнопку, из кислородной системы поступает кислород в воротник под давлением 220 мм/р. ст, и пережимает сонные артерии, как при замере давления. Закончив манёвр, нажимаю вот на эту кнопку, давление сбрасывается. Красная слепота не наступает. Надо делать автомат, потому, что есть риск потерять сознание. Поэтому и не хочу показывать это всем. И вас, Александр Иванович, прошу не применять, и не экспериментировать с этим изобретением.
Николай Федорович погрозил пальцем Покрышкину.
— Смотри у меня, капитан! Ну, удивил ты меня, Петрович, ещё раз! Так ты Храбака на чём поймал?
— На обратном иммельмане. Показал им переворот, они начали его исполнять вниз, как положено, а я вверх ушёл. Ну, а дальше дело техники.
— Ну, ты даёшь! Не отпускают тебя ко мне! Эх, мне бы такого командира!
— Вон стоит. — Покрышкин покраснел, но, видимо, ему было приятно, что его знают.
— Этот? Да он самый хулиган в армии! Вечно за ним сплошные неприятности тянутся.
— Товарищ генерал-лейтенант, знали бы вы мою характеристику, из некоторых полков, пока не получил свою, самостоятельную часть. Разрешите, Александр Иванович? — я вылез из кабины. — А вот тут стоит дополнительный расходный бак топлива, специально для отрицательных фигур. Поэтому двигатель на них не глохнет. Всё это надо отдавать в ЦАГИ и в институт авиационной медицины. Нужен заводской противоперегрузочный костюм.
Конференция завершилась глубоко за полночь. После окончания, ко мне подошёл Покрышкин. Половину конференции, посвящённую тактике ВВС на участке общевойскового фронта, он просидел, постоянно заглядывая к себе в толстую тетрадь. Во второй половине конференции, он активно писал в этой тетради, лицо было заинтересованное, и он внимательно следил за выступлениями. Сейчас он подошёл ко мне, держа в руках эту самую тетрадь.
— Товарищ гвардии полковник! Разрешите обратиться!
— Конечно, Александр Иванович!
— Саша, меня все так называют. Извините, я не знаю вашего имени-отчества, товарищ полковник.
— Павел или Паша. Или Петрович, если это важно.
— Да нет, не важно. Вот мои записи, я их вёл с 22 июня 41-го. Это мои мысли о тактике ВВС. Они, почему-то, полностью совпадают с тем, что я сегодня услышал в начале дня. Даже названия построений и фигур полностью совпадают. Такое впечатление, что вы читали эту тетрадь, а я её никому, никогда, не показывал.
— Напрасно, Александр Иванович. Это бы спасло бы жизнь очень многих, которых с нами нет.
— Но вы же применяли те же тактические приёмы, что и я рекомендовал бы применять, причём, ещё с 41-го года! Кроме локатора, о котором я узнал только сегодня.
— Вот что, товарищ капитан, давайте сюда вашу тетрадь, и мы её опубликуем, как Наставление по тактике Истребительной Авиации СССР, под вашим именем.
— А как же вы, товарищ полковник?
— Всё нормально, Саша. Мне моего креста хватит. Ты, свой, понесёшь самостоятельно. Действуй, "сотка"! Ты на абсолютно правильном пути!
— Науменко приказал принять 16 полк вместо Исаева. Исаева он забирает к себе инструктором.
— Поздравляю, Александр Иванович. Я "сделал" эскадрилью героев, ваша задача – "сделать полк героев".
— Я постараюсь, Пал Петрович.
Фон у конференции был отменный! Их привезли с раскисших аэродромов, а наш полк и два полка 4-й армии с наших аэродромов продолжали интенсивно работать. Лихолет рассказывал о бомбометании с кабрирования на "живом" примере последнего вылета под Крымскую. Уж больно много там зениток у аэродрома. Лётчики и командиры полков побывали на НП, с интересом рассматривали планшет, наложенный на склеенную двухкилометровку. Посмотреть и потрогать вживую, да ещё и в момент реального боевого дня – это отличные запоминающиеся примеры, а не нудное сидение в зале в томительном ожидании перекура. Естественно, в конце дня в Доме Культуры возникли многочисленные "Почему?" к работе собственных командиров, ведь на их "почему так?" они получали живой и заинтересованный ответ моих однополчан. Дзусов, например, очень точно определил, что у нас инженерно-техническая служба устроена по-другому, нежели у него в дивизии. Всем понравились наши "кобры" серии "К" и, манёвренность и вооружение И-185.
Один момент я упустил: не заметил я скромного небольшого плотного человека в форме старшего политрука. Погоны в армии только ввели, и многие ещё ходили в форме старого образца, в том числе и у нас. В петлицах были "крылышки". Он ничем не выделялся среди других лётчиков. Впрочем, это, наверное, ничего бы не изменило. Спустя две недели, я проснулся оттого, что почувствовал, что на меня кто-то пристально смотрит. Люда была на КП, на Надежде. Я ночью летал и руководил полётами, поэтому спал у себя на квартире. Открываю глаза: Мехлис. Потянулся, потер глаза, поднялся.
— Здравствуйте, товарищ генерал! Чем обязан?
— Здравствуйте, товарищ полковник. Да вот, хотелось бы узнать: кто вы такой, полковник Титов. Читайте! — он передал мне политдонесение старшего политрука Жукова Ю. А… В нем было множество подчёркнутых красным карандашом выражений, типа: "речь и грамотность не соответствуют полученному образованию: 7 классов, аэроклуб, Качинская авиашкола", "легко использует американизмы, сложносочинённые предложения", "уровень инженерных знаний многократно превосходит уровень даже инженера", и тому подобное. Хороший у Мехлиса "писатель".
— Это ещё не всё, товарищ полковник! — и он достал из командирской сумки ещё несколько листов бумаги: Акт графологической экспертизы писем настоящего Титова и моих собственноручных показаний, сделанный в начале 42 года, с резюме: "Написано разными людьми. Ни одного совпадения". — Так что, нам с вами предстоит путешествие в Москву. Необходимо кое-что выяснить, товарищ Титов.
"Хорошо, что не гражданин", — подумал я. Но вслух сказал:
— Извините, товарищ Мехлис, а чем вызвано такое внимание с вашей стороны к скромному командиру полка? Что вас лично во мне не устраивает? Дело, документы из которого вы предъявляете, давно закрыто. Я нахожусь здесь по личному приказанию Верховного, и выполняю ответственнейшее задание. А вы, своими действиями, ставите под угрозу его выполнение. Почему такая срочность? В деле сказано, что я получил сильнейшую контузию.
— С ваших слов, полковник. Я и хочу удостовериться, что это так.
— Я не могу сейчас оставить полк, товарищ генерал. Моим здоровьем займёмся чуть позже: в конце мая – начале июня, после выполнения этого задания Ставки.
— А если вы перелетите к немцам?
— Вы ничего более смешного придумать не могли? Делать такой подарок противнику я не собираюсь. Мне проще от вас отбиться.
Мехлис внимательно следил за мной.
— У вас очень крепкие нервы, полковник. И вы абсолютно уверены в своей правоте. Ну что ж, несмотря на то, что вы так и не ответили мне на вопрос, будем считать, что проверку мы проведём после выполнения задания. А почему вы не в партии, товарищ Титов?
— Из-за ареста. Подавал заявление в декабре 41-го. Кстати, Верховный знает о том, что я был под арестом.
— Я это выяснял у него. Он мне сказал то же самое, что и вы. И запретил мне что-либо предпринимать против вас сейчас. Мне просто хотелось увидеть вашу реакцию. После проведения этой операции, вам предстоит большое повышение. Это решение товарища Сталина. Кстати, почему вы его называете Верховным, а не товарищем Сталиным?
— Я - человек военный. Для меня он – Верховный Главнокомандующий. В первую очередь. А уж потом – товарищ.
— Разделяете эти понятия?
— Да! С товарищем – можно поспорить, с Верховным – только ответить "есть", и выполнять приказание.
— Товарищ Жуков прав: не соответствуете вы образованию и воспитанию комсомольца Титова. Ну что ж, товарищ гвардии полковник Титов, извините, что разбудил!
— Да ничего, всё равно пора вставать! — в этот момент зазвонил будильник. — Завтракать пойдёте, товарищ генерал?
— Пойду!
Он ещё несколько часов находился в полку, всё осматривал, разговаривал с людьми, рассматривал какие-то бумаги. Очень долго разговаривал с Аксёновым. За обедом мы ещё раз пересеклись.
— У вас просто образцовый полк, полковник. И комиссар ваш мне понравился.
— Он всем нравится! Замечательный мужик и лётчик. И настоящий "комиссар". Вы тут абсолютно правы, товарищ Мехлис.
— Он сказал, что даст вам рекомендацию в партию.
После обеда Мехлис уехал. Аксёнов подошёл ко мне поговорить, но мне было некогда, он немного постоял, но потом дали команду второй эскадрилье на вылет, и он побежал к самолёту. Разговор в тот день так и не состоялся. Но, тянуть с этим разговором не стоило, и с партийностью тоже надо было решать вопрос. Судя по всему, мне недолго осталось оставаться в полку. Надо готовить Макеева на полк. Он больше всего подходит. Хотя на моё место явно нацелился подполковник Хабаров.
