Большой мир. Книга 1 - Дмитрий Олегович Беляков
Я обдумывал его рассказ и понимал, как мало знаю и сколько всего упускаю, пока сижу здесь и копаюсь в дерьме. Но как и на Земле, без финансов и связей ничего нельзя получить быстро и по желанию. Да и зачем мне столько всего, когда есть простая цель, к которой нужно идти. Влезать в политические и межрасовые игры я не планировал, а значит, все просто.
Среди всей этой информации меня должны интересовать только знания о Кель и работой с ней. Любые. Всё, что поможет двигаться быстрее. Пусть даже это история об эволюции зверей. На Земле это была бы научная фантастика, но здесь, где балом правит вполне реальная первоматерия, всё возможно.
Всё?
Я положил лоб на холодный эфес и пытался уловить идею, что зажужжала, как надоедливая муха. Кель – вполне реально существующее… вещество? Но как образовалось бы вещество из ничего? Как вообще что-то может образоваться из ничего? Может, это не материя вовсе, а нечто иное! Что может быть настолько универсальным… Настолько, чтобы из этого могло появиться ВСЁ!
– Дерек, – позвал я ушедшего в себя целителя. – Там где ты обучался, рассказывали о том, что такое Кель и как она образовалась?
– Хм, гипотезы только. Точно ведь никто не может узнать. Эйнфейлен говорят, что Кель это не то, что можно увидеть. Это что-то неосязаемое, как мысль. Хотя, некоторые утверждают, что и мысль осязаема и даже само время. В любом случае, в основу берется модель, представленная королевскими магистрами, а не фантастичные идеи остроухих, какими бы умными они ни были. Как говорит Вариорд Тупой – нам нужно что-то свое, уникальное!
– А что говорят остроухие? – почему-то идея эльфов меня интересовала больше.
– Там тоже два лагеря. Одни утверждают, что Кель – именно материя, которая однажды проявилась в Ничто. Ее частицы настолько мелкие, что их нельзя увидеть, и только пользуясь маной, как побочным материалом после прохода через Сосуд, некоторые чары проявляются для наших глаз. Второй лагерь утверждает, что Кель – это Мысль, и приводит аргумент о невозможности появления чего-то материального из ничего. Мысль – другое дело. Фантастичность этой идеи заключается в том, что мысль, по их гипотезе, появилась всего на один единственный миг, и мы живем в этом мгновении. Вся Вселенная живет в этом мгновении. Это мгновение настолько коротко, что это даже нельзя назвать промежутком времени.
– Что же тогда со временем? – заслушался я.
Вены на лбу целителя вздулись, будто копаясь в памяти, он трудится физически:
– Само время появилось позже. Второй лагерь называет его шумом, как впрочем, и всё, что существует. Мы – лишь мелкие частички шума, который издала Мысль. Когда мастер Парсиган рассказывал нам это, он смеялся, ведь разговор идет о таких невообразимо мелких величинах, что произносить фразу "появилось время" – слишком нелепо. Вселенная существует миллиарды лет, а по словам остроухих этот промежуток времени не длиннее, чем твоя мысль. Насколько же в таком случае ничтожно и коротко наше существование, если Мысль, в которой мы живем, появилась случайно и всего на мгновение?
– Да уж, шум, – усмехнулся я. – Мы слишком сложные создания, чтобы называться шумом.
– И я тобой согласен. Но эйнфейлен из второго лагеря пошли дальше. Они утверждают, что мы не сложнее идеи, которой каждый из нас может себя описать. Как составные части лопаты для деревенщины. Для Кель мы и есть лопата. Даже меньше – черенок от лопаты, в понимании необразованного крестьянина. И только для нас мы невообразимо сложные существа.
– А что насчет Сосуда?
– Дай минутку, – замялся Дерек. – Кажется, что это было вечность назад. Всё, что говорят эйнфейлен о мире, сложно понять из-за недостаточных примеров. Их язык сложнее атланского и уж тем более Общего. И первый и второй лагерь, если я помню правильно, едины в утверждении о многослойности мира, и Сосуд лишь производная одного из слоев. Первый лагерь говорит, что слои образовались путем сложнейшей работы первоматерии. Второй, снова же – всё не сложнее слова "слой" и образа, который ты видишь при этом.
– Получается, первые говорят, что все сложно, а вторые – просто. Но в случае со вторыми, всё просто для Кель и сложно для нас. А по логике первых – сложно Всё и для всего.
Целитель кивнул:
– В точку.
Глава 101
– А что говорят ученые нашего королевства? – спросил я. Обдумывать такие идеи пока не имело смысла, но на вооружение, конечно же, взял.
– Наши утверждают, что Кель – это сущность Бога, только не одного из тех, в которых верят и надеются на всевозможные дары, а бездумного, безличностного, даже спящего Бога. Эта сущность просто есть и всегда была. Вот так, – устало закончил Дерек. – Ты там не опоздаешь?
– Не знаю, я потерял счет времени, но думаю, пора заканчивать здесь, – решил я и поднялся со скамьи. – Умствований на сегодня точно хватит, ибо мне всю ночь смотреть на безумства.
В гостинице Маргарет утянула в постель и заставила отработать программу максимум, чтобы не думал лишнего. Как я ни пытался ей объяснить, что меня не интересуют невольницы, женщина упорно утверждала обратное. Может, ей нравится этот повод? Нравится чувствовать "вынужденность"?
Впрочем я не мог отказаться, даже если бы сначала не хотел. Она умело вызывала похотливую часть меня на бой, и я проигрывал еще до начала битвы.
Перед самым выходом меня ждал сюрприз.
– Добрый вечер, господин Каин, – негромко поприветствовал Диметрий. Он скромно сидел за столом у самой двери и потягивал что-то горячее.
Я не растерялся и легко подсел к нему на стол. Вряд ли он пришел распробовать яства этого Двора, а значит ему нужен я. Неужели мы прокололись?
– И вам того же, господин следователь.
– Превосходный напиток, – довольно прищурился он. – Не думал, что разумные пьют что-то кроме алкоголя.
И почему когда такие люди ведут себя небрежно, напряжение и опасность ощущаются еще сильнее? Нужно взять на заметку такой стиль поведения.
– А я думал, что мое дело закрыто, – улыбнулся я приветливо.
– Так и есть, господин Каин. Я здесь по другому вопросу, – сказал он все так же небрежно.
– Что же вас привело?
– Смерть, господин Каин, что ж еще, – с тенью на лице ответил он. – К счастью, не на территории нашего любимого города.
Мои мышцы расслабились, и казалось, кислород стал свободнее поступать в легкие.
Я вежливо спросил, откинувшись на жесткую спинку деревянной скамьи:
– Как это касается меня?
– Ох, ладно, – отставил Диметрий напиток и холодно посмотрел на меня. – Думаю, время на любезности мы отвели достаточно, и
