Герои Аустерлица (СИ) - Ангелов Августин
Французский полковник, которого представила мне Иржина, был немолод, сухощав и лыс, как коленка. Но, он смотрел на меня спокойно, без вызова, в отличие от капитана Годэна, который, видимо, затаил обиду, что я не представился, как положено, не назвав своего воинского звания и не сказав, что пленник. И я чувствовал, что этот человек воспринимает меня, как врага. Возможно, кто-то из его друзей погиб от русской пули или штыка, или же он сам был ранен в сражении с нашими? Кстати, вполне возможно, поскольку в наполеоновской армии командовать тыловыми частями, обычно, назначали инвалидов и прочих подранков. Возможно, он еще и недоволен тем, что услали служить в эту отдаленную провинцию, подальше от его родного Парижа?
Баронет, судя по фамилии, имел польские корни. Это был молодой человек весьма субтильного типа, хрупкой комплекции с узкими плечами, носящий большие всклокоченные бакенбарды, видимо, не только, как дань моде, но и ради напускной солидности. Он все вертелся на своем месте, не спуская глаз с Брониславы. Не то являлся ее женихом, не то только собирался к ней подкатить. Статус их отношений мне еще предстояло выяснить, но между ними явно что-то было, поскольку и Бронислава время от времени постреливала глазками в его сторону.
Виконт Леопольд Моравский, сидевший ближе всех ко мне, имел надменный и напыщенный вид. Он выглядел этаким толстяком с красноватым лицом и выпирающим брюхом. А его маленькие глазки смотрели с хитрецой. Понятно, что такой поесть не дурак. Что он тут же и подтвердил: не дожидаясь, когда это сделают слуги, виконт сам отрезал от поросенка заднюю ногу и впился в нее зубами, даже прищурившись от наслаждения вкусом. Оголодал, однако, этот местный кот Леопольд, как я сразу же окрестил его про себя.
Впрочем, раз виконт начал есть, то что мешает начать есть и князю? Но, только я дотронулся до ножа и вилки, желая отхватить себе кусок поросенка, как баронесса встала и произнесла тост. До этого момента я считал, что произнесение тостов — это обязанность тамады. И никак не ожидал, что эту функцию возьмет на себя женщина. Но, она решительно подняла свой сверкающий бокал, наполненный белым вином, громко проговорив:
— Здоровья князю!
И все присутствующие тоже подняли бокалы, пожелав мне здоровья, а потом зазвенели хрусталем, чокаясь друг с другом. Я раньше почему-то считал, что это исключительно наша русская традиция. Но, память прежнего князя Андрея подсказывала мне, что обычай зародился еще в Древнем Риме и был возрожден во времена короля Карла Великого, который ввел в средневековой Европе такой ритуал, символизировавший единство и доверие между рыцарями. Потому я тоже чокнулся с ближайшими соседями и соседками по столу.
Я почему-то обратил внимание, что никто здесь перед трапезой даже не перекрестился, тем более не было благословляющей молитвы. А ведь я читал, что в эти времена традиция читать молитву перед едой была очень сильна по всей Европе. Неужели же тут собрались одни атеисты? Не рановато ли по историческому времени? Впрочем, французская революция уже состоялась, а Наполеон религиозностью не отличался, как и его маршалы. Правда, и сам князь Андрей тоже не сильно верил в Бога, в отличии от его младшей сестры, ну, то есть, от моей теперь сестры Маши.
Я же верил сам для себя только в некоего абстрактного Творца Вселенной, полагая, что именно он заложил взрывчатку и поджог фитиль Большого Взрыва, откуда вся Вселенная и произошла. Кто-то же должен был инициировать этот первоначальный взрыв, а потом структурировать его последствия? И кто это, если не сверхразум? Всех остальных, кого именовали богами разные религии, я считал просто очень мудрыми людьми, сумевшими привить древним народам моральные принципы и передать знания в виде текстов священных писаний, возможно, надиктованных им тем самым вселенским сверхразумом. И это, конечно, тоже было чрезвычайно важно, чтобы люди, например, перестали приносить человеческие жертвы, начав развиваться духовно. Потому я никогда не был воинствующим атеистом, признавая пользу религий на определенных исторических этапах развития человечества, а к нашему православному христианству относился, как к традиционной исторической ценности и моральной основе русского народа, уходящей корнями еще к Византии.
Степан Коротаев, стоящий за моим креслом по примеру других слуг, стоявших за спинками стульев своих хозяев и вовремя подливающих им вино из больших графинов, чтобы бокалы не пустели, смотрел на меня голодными глазами. И я слышал, как у него урчит в животе. По-человечески мне было жаль его, ведь парень тоже чертовски хотел есть. Но, дворянские обычаи не велели сажать рядом с собой за стол слугу, даже денщика. Степан, конечно, об этом знал, потому и терпел, предвкушая наесться остатками вместе с другими слугами, когда господа изволят закончить ужин, обязательно оставив много чего недоеденного и недопитого.
Тем временем я заметил, что баронесса смотрит на меня и улыбается ровненькими зубками удивительной для этого времени белизны. Даже странно, что у нее такие хорошие зубы без всяких чудодейственных паст и имплантов. Ослепительная улыбка этой красивой женщины казалась вполне искренней. Вот только, что же она нашла во мне, проявляя подобную благосклонность? Я не знал, как реагировать, впрочем, заметил, что подобным же образом Иржина улыбалась и всем остальным гостям. Видимо, используя свое природное обаяние, она строит из себя радушную хозяйку, как и полагается по этикету.
Следующий тост неожиданно провозгласил выскочка Годэн:
— Здоровья императору Наполеону Бонапарту!
Все снова начали чокаться, но я остался сидеть неподвижно, а когда Иржина спросила с укором:
— Что же вы, князь, не пьете?
Я ответил:
— Это не мой император. Потому и не имею права пить за его здоровье. У меня свой император есть. Александр. И мою присягу ему никто не отменял.
Повисло неловкое молчание. Все уставились на меня. И даже пани Иржина перестала улыбаться. Но обстановку разбавил полковник Ришар:
— О, да вы настоящий патриот своей страны, князь! И это достойное поведение для воина, попавшего в плен! Так выпьем же за патриотизм!
За это я, конечно, выпил, вот только, чокаясь своим бокалом с соседом Леопольдом, обратил внимание на этот раз, что на золотом перстне у него выгравирована козлиная голова. И я подумал: «Интересно, что это за знак? Уж не сатанист ли этот толстый виконт?»
Глава 11
Посиделки местечкового высшего общества продолжились в прежней поре. Но теперь, когда все собравшиеся за столом поняли, что у меня есть свои собственные принципы, которые я не намерен менять, даже будучи в бедственном положении нищего пленника, носящего единственный комплект форменной одежды, да и тот выпачканный бурыми пятнами от засохшей и замытой крови, смотрели на меня уже по-другому. Более внимательно и настороженно. Они не понимали, что же от такого человека, который отказался пить за здоровье Наполеона, следует ожидать.
Не только дамы, но и мужчины теперь то и дело бросали в мою сторону взгляды, наблюдая, как я уверенно разрезаю мясо с помощью ножа и вилки, как осторожно отправляю в рот кусочки пищи, как аккуратно пережевываю их, совсем не чавкая, в отличие от виконта, баронета, капитана Годэна, да и некоторых из женщин, как запиваю вином по глотку, а не залпом. Я же, при этом, удивлялся сам себе, поскольку раньше не был таким рафинированным эстетом. Похоже, давала о себе знать память княжеского тела, вышколенного соответствующим воспитанием аристократических манер.
После третьего тоста, неожиданно произнесенного молодым баронетом за скорейшее окончание войны и прочный мир, служанки убрали со стола недоеденные останки поросенка, выставив на стол новую перемену блюд. На этот раз подали птицу: жирных фазанов и маленьких куропаток, запеченных с яблоками, грушами и вишнями. Были принесены и расставлены по столу новые графины, наполненные вином, которые красиво переливались хрустальными гранями, отражая огоньки свечей. А пани Бронислава прошла к клавесину и начала музицировать, играя мелодии Моцарта вперемежку с какими-то еще, мне не знакомыми.
