Позывной «Курсант» — 4 - Евгений Прядеев
Но вот какой момент интересен. Витцке попросил сделать надпись. Ему сделали. В банке, когда он где-то, куда-то припрятал документы и деньги. Мог ли прадед положить их прямо там, например, в ячейку? Мог. Но это слишком просто. Да и нашли бы уже. Значит, первая заморочка — с самой ячейкой. Возможно, она на конкретного предъявителя. Возможно для допуска требуется сказать тайный код. Или, к примеру, целая схема была придумана. Код, фраза, рисунок. Рисунок, блин!
Вот еще какой нюанс. Витцке зачем-то добавил презабавные значки на том изображении пряничного домика. Значки, сильно похожие на шифр. Я так понимаю, шифр может знать Судоплатов. Не зря прадед его показывал Алеше. И с супругой говорил о старом друге тоже не зря. Короче, чисто теоретически, думаю, часы — часть схемы. Прадедушка, видимо, тот еще был параноик. Это, наверное, семейное у нас. И вот хрен его знает, как тогда молчать? В общем, надо решать проблемы по мере их поступления. Вот так будет правильно.
— Ты что-то вспомнил, верно? Садись, — Клячин кивнул на машину, сам обошел ее, открыл водительскую дверь и плюхнулся на сидение.
Я резво повторил его манёвр, попутно соображая, как бы завести тему про часы. Спрошу, сколько времени, он посмотрит и ответит. Но мне с того что? Вообще ничего. Ноль. Не полезу же я к чекисту хватать его за руки опять. И без того идиотом выглядел, пока его конечность тряс. А мне сейчас не нужно вызывать подозрения. Вообще никак.
— Так что случилось? — снова задал вопрос Клячин. — Тебе есть, что сказать товарищу Бекетову? Мы же с тобой разговаривали. Я все предельно честно тебе рассказал. Ему нельзя верить. Он твоих родителей погубил. И тебя погубит. Получит, что необходимо, а потом точно так же предаст. Ты пойми, Алексей. Хочу защитить тебя.
Ой, мля-а-а… Я сейчас расплачусь. Ну, что за бред? Они меня коллективно принимают за идиота… Впрочем, не меня. Алешу Реутова. Даже интересно, как бы себя вел дед? Он сам подкинулся бы на эту ерунду? Или все-таки ума хватило бы понять, все суки и все врут. Пацана, конечно, надурить проще. Просто я не пацан.
— Лучше, если ты всю информацию расскажешь мне. Мы добудем то, что спрятал твой отец, — закончил свою трогательную речь Николай Николаевич.
— А потом? — я уставился на Клячина чистым, наивным взглядом. Главное, чтоб он не почувствовал сарказма в моих словах.
Интересно выходит. Значит, Бекетов нужное получит и отправит меня на тот свет. А Николай Николаевич? Он что? Усыновит? И будем мы жить долго, счастливо, как настоящая семья. Ну, вот даже не смешно ни разу. Чисто теоретически я ни одному, ни второму после того, как выполню свою миссию, не нужен. Даже, пожалуй, опасен.
— А потом ты будешь продолжать свою службу. Раз уж сложилось, раз уж тебе суждено стать разведчиком. Так что ты хотел рассказать товарищу Бекетову?
— Ему — нет, на самом деле. Я вас хотел увидеть. Но, так понимаю, наш воспитатель работает на Игоря Ивановича. Не рискнул через него сразу вам весточку передавать. Подумал, вдруг доложится. Поэтому и сочинил про товарища Бекетова. Совру что-нибудь ему. Скажу, вспомнил… не знаю, про отца что-то. Кстати… я действительно кое-что вспомнил… День, когда забрали мать. Вернее, сам факт. То, как ее забирали.
Вот будь я пацаном, которым и должен быть дед, я бы не заметил ничего. Выражение лица Клячина оставалось все таким же культурно-внимательным. Какой-то реакции, типа — ох, ничего ж себе! — тоже не последовало. Но! На одну секунду, даже на долю секунды, машина прямо на капельку, на крошечку, вильнула в сторону. Можно подумать, камень объехали. Или что-то на дороге попалось. Можно, но не мне. И не в этой ситуации. Такой была реакция Клячина на мои слова. Он не ожидал услышать про день ареста супруги Витцке. Вот именно этого сто процентов не ожидал. И мои слова его не то, чтоб напугали, скорее заставили дернуться.
— Да ты что? — он повернулся ко мне, посмотрел доброжелательным взглядом.
Мол, так рад, так рад… Но из-за этой ширмы доброжелательности я вдруг услышал тихое рычание того самого волка, кем Клячин на самом деле и является. Интересно девки пляшут… А что это вас, Николай Николаевич настолько сильно взволновало? Я вообще не ожидал подобной реакции. Собственно говоря, арест прабабки — это лишь способ подойти к теме с часами. А тут интересный поворот внезапно нарисовался.
— И что вспомнил? — таким же спокойным голосом поинтересовался чекист. Настолько спокойным, что мне аж стало немного не по себе. Мурашки по спине пробежали.
— Да так, не особо много. Я прятался в комоде. Ничего не видел, только слышал, что за ней двое пришли. Фамилии вроде Ляпин и Разинков. И забрали ее. Она, кажется, сопротивлялась, но это я уже не помню. Смутно все, словно во сне. Зато, память начала возвращаться, мне кажется. Это обнадёживает. Вот об этом и хотел с вами поговорить. Когда мать увели, я остался в закрытом комоде. Она закрыла его на ключ. Спустя некоторое время, вернулся один из тех, кто ее увел. Он сказал, чтоб я вылазил после его ухода и бежал к какому-то определенному месту. Тоже сейчас точно не скажу насчет места. А потом этот человек достал ключ и открыл замок. Вот думаю, может, он какой-то друг отца? Найти бы его. Вдруг что-нибудь знает. Просто вы сказали, конечно, про Судоплатова. Имею в виду, будто он как-то связан со всей этой историей. Но я неуверен. Откуда отцу знать, что мы встретимся?
Естественно, кое-какие детали я в своем рассказе опустил. Например, что прабабку не увели, а унесли. Потому как, по моему предположению, грохнули ее чекисты прямо там, в квартире. Да, не специально, но тем не менее. Просто не надо Клячину знать, что мне это известно. Мало ли.
— Ляпин и Разинков… — Николай Николаевич снова посмотрел на меня. В его взгляде промелькнуло что-то отдаленно напоминавшее удивление.
— Ага. Вы знаете
