Командировка в ад (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович
Кружилась голова, мысли путались. Так, до следующего сеанса работы с плазмой необходимо поспать, посоветовал себе Несвицкий, но исполнить обещание не успел — вошел Касаткин-Ростовский.
— Держишься? Не перегори, — он тяжело опустился на стул. — Мне хреново. Похоже, заболеваю.
— Это ты у хорватов подхватил?
— У них. А как вышел, меня комар цапнул. И Володьку, тот пластом лежит. Кстати, Васька аж порхает. И больные на него кашляли, и комаров на себе раздавил дюжину — до лампочки. Или твои тельца у него в крови геройствуют, или организм выработал иммунитет. В общем, живчик.
— Расскажи толком, что нам с тех хорватов.
— Нам нужны союзники, а не враги и, тем более, в тылу.
— Перешли на нашу сторону?
— Нет пока. Но уже повернулись к нам лицом, а не гузицей. Как поправятся, будет человек семьдесят-восемьдесят в строю. Прикинь, три бронемашины с крупнокалиберным пулеметом, ручные пулеметы. Это же фактически мотострелковое армейское подразделение! Причем личный состав весьма скверно относится к немцам и при случае готов им выпускать кишки.
— Все так думают?
— Вряд ли. Пяток-другой отсеется. У кого-то семьи дома, и они за них боятся. Завтра выведут первую группу охранять порядок. Осмотрят с местными полицейскими дома, вывезут и похоронят трупы, сгонят бесхозный скот. Брошенные или выморочные жилища опечатают. Короче, наведут ордунг лучше немецкого. Эй! Ты меня слышишь?
— Да… Позови больничарку, пусть принесет мне термометр. И инъекцию с той плазмой, что обработал с утра. Тебе, Боря, тоже срочно надо кольнуться.
В течение дня симптомы сербского гриппа в той или иной степени проявились у всех членов отряда Касаткина-Ростовского. Зато Василий Негожин демонстрировал собой первый случай полного излечения.
Несвицкий, понимая, что группа практически парализована, собрал ее в выделенном для него покое больницы — и тяжело переносящего заразу Черненко, очень медленно идущего на поправку, и остальных, держащихся на ногах. Проследил, чтоб им сделали повторную инъекцию — тут не до экономии. После уколов, глядя на обессиленное военно-медицинское воинство, заполнившее кабинет, произнес таинственные слова:
— Нам осталось уколоться и упасть на дно колодца, там пропасть на дне колодца, как в Бермудах, навсегда[1].
Борис уже не раз замечал у друга необычные выражения, например, выговариваемое с ненавистью «фашисты» применительно к немцам, но привык. Другие не обратили внимания.
Из-за вспышки заболевания в их группе второй день нахождения в Високи Планины получился скомканным, но не бесполезным. Медики по-прежнему обрабатывали больных, выздоравливающим назначали витамины и другое общеукрепляющее. Сербы, переносившие грипп на ногах, уже на второй день после инъекции чувствовали себя лучше, начинали действовать, и в городок постепенно возвращалась нормальная жизнь.
Самым впечатляющим оказался «полицейский парад». Негожин выстроил пятерых пришедших в себя местных полицейских и принялся учить с ними команды на варяжском языке. Откуда прибыли волонтеры, уже ни для кого не являлось секретом, в отличие от того, каким чудом пришельцы сумели приручить диковатую хорватскую роту. Пусть не всю, а только взвод с тремя бронемашинами. Сине-красные взяли Василию под козырек и, чувствуя в нем реального, а не диванного воина, четко исполняли приказы. Старшим у хорватов был капрал Ковачич, только утром похоронивший сына. Злой, осунувшийся, полицейский буквально источал решимость порвать в клочки немцев, допустивших распространение эпидемии. Но сейчас задачи стояли более прозаические — навести порядок, не допустить мародерства, справедливо распределить зачарованную плазму и запасы продуктов.
Впечатленный «парадом», Несвицкого пришел навестить главврач Срджан Радонич, немолодой мужчина, в свое время с отличием окончивший Берлинский университет и променявший перспективу карьеры в сердце Рейха на возвращение домой. После нескольких фраз Николай задал ему вопрос, мучивший членов отряда последние дни:
— Брате, почему вам забросили с самолетов только витамины и жаропонижающие? Неужели немецкие маги не могут наворожить достаточное количество лечебного раствора?
Доктор присел на кушетку Николая. Посмотрел на других варягов, прислушавшихся к разговору. Милица хотела перевести вопрос, но Радонич прекрасно понял без перевода и тоже ответил на варяжском, правда, иногда вставляя местные слова.
— Конечно — могут. Но им не выгодно. Подумайте сами, другове, фармацевтическая промышленность выпускает пилюльки на десятки миллиардов экю в год, и это в одном только Рейхе. Полная медицинская страховка, чтобы тебя пролечили обычными медикаментами, стоит для пациента несколько сотен экю в год, в зависимости, какие случаи покрывает. За счет этого живут такие как я — врачи вчерашнего дня. С радостью найду себе другое дело, чтоб только узнать: соотечественники вполне обеспечены чудодейственной плазмой. Правда, брате волхв! — Радонич даже перекрестился, чтобы все уверовали в его искренность. — У меня подагра прошла. Один наш хронический пациент-алкоголик, он ракии выпил за жизнь больше, чем иной автомобиль бензина, поправил печень, она теперь не больше, чем в его юности. У больничарки-кастелянши, ведающей бельем, начались месячные! Хоть климакс прошел лет пять назад, и вот — за сутки не только выздоровела, но и помолодела. Насколько я знаю, только Варягия и Нововарягия обеспечены целебным раствором. Наверное — и плазмой. Хорошо вам… Здесь запрещено делать много, чтоб цена сохранялась выше небес, а мы, медики, заодно не теряли кусок хлеба.
— Надо Ковачичу и Оршичу передать ваши слова, — со своей койки бросил Касаткин-Ростовский. — Пусть знают, кому служили.
— Всем нужно знать… — Черненко, наконец, смог принять сидячее положение. — Господин Радонич! У вас работала школьная радиостанция. Потом замолкла. Что случилось?
— Не догадываетесь? В школу ворвались хорваты, отмутузили нашего физика, а радиостанцию разбили.
— Не восстановить? — спросил Несвицкий.
— Кто же ее восстановит? Старая военная. Ламповая. Физик умер. Но не от побоев, а от гриппа.
— Борис Иванович! Дозвольте отлучиться в школу — посмотреть, — встрепенулся волхв-связист.
— Володя, нет. Доктор приказал лежать. Вдруг завтра заваруха, а из тебя боец — как из навоза пуля? — осадил Черненко князь.
— Боец… — протянул Радонич. — Давно заметил, что у каждого из вас под курткой топорщится кобура. Даже у вас, господине волхв, — он посмотрел на Николая.
— Намекаете, что я не только спаситель людей, но и убийца? — усмехнулся Несвицкий. — Вы правы. Я был на войне и убивал. Много и за правое дело. Но если где-то в небесной бухгалтерии ангел ведет счет моим грехам и заслугам, то по соотношению убитых и спасенных баланс в мою пользу. С бо-ольшим перевесом.
— Да… За одни только Високи Планины вам многое спишется, — согласился врач. — Отдыхайте, другове.
К школьной радиостанции Владимир пробрался лишь на следующий день, узрев на месте следы разгрома. Кожух и приемника, и передатчика снят. Все лампы разбиты. Возможно — прикладом. Повреждены катушки индуктивности, некоторые конденсаторы… И, конечно, нигде не найти схему этого оборудования. Пейзаж не украшало засохшее бурое пятно на рабочем столе, будто там кого-то приложили головой и какое-то времени держали. Нападавшие вели себя грубо не только по отношению к технике.
Открыв дверцы чулана, Володя присвистнул. С пола и до верха громоздились антикварные агрегаты с шильдиками «Войско Србии». Много любопытного нашлось и в ящиках стола, в том числе лампы стеклянные и лампы чисто военные в металлических колбах. До них хорватские вандалы не добрались. Никогда ранее не имевший дело с электронно-вакуумной техникой, связист успокоил себя старой варяжской мудростью «не короли горшки обжигают» и взялся за отвертку.
Под утро, когда коротковолновые сигналы еще проникают достаточно далеко, он, наконец, присоединил ключ к восстановленному аппарату. Дышавший над его ухом Касаткин-Ростовский с недоверием посмотрел на светящиеся шкалы и массивные верньеры старинных аппаратов, в глубине души сомневаясь, что эти реликты, к тому же разбитые и срочно восстановленные на коленке, что-то смогут.
