Последнее лето ярла Ульфа (СИ) - Мазин Александр Владимирович
— Вообще-то это моя свинья, — сказал Скиди. — И поле тоже мое.
Я удивился. Потому что знал: гренд[2] самого Скиди находится несколько южнее. А потом вспомнил, что Хёдин Полбочки разбогател, став наследником погибшего брата. Временным, то есть до совершеннолетия племянника. Просто подросший Скиди отнимать у любимого (и взаимно) дядюшки отцовский одаль не стал. Но право есть право, так что это и впрямь была его свинья.
— Ик, — сказал один из берсерков. — А ты еще кто?
А вроде не пьяные. Может, от сытости их так… разморило?
Вместо Скиди на вопрос ответил Бирнир.
— Мой меч говорит: вы взяли чужое, — сообщил лидер берсерков.
…И врезал интересующемуся ногой в ухо.
Тот упал. И остался лежать.
И не потому, что отрубился. Просто не рискнул встать, как мне показалось.
— За что, Бесстрашный? — с недоумением поинтересовался второй, но этот вопрос Бирнир проигнорировал. Наклонился, выдрал из стремительно распухающего уха подчиненного серьгу и протянул Скиди:
— Годится?
— Вполне, — изучив украшение, подтвердил тот.
— Вот и ладно, — удовлетворенно сказал Бесстрашный, присел и отмахнул ножом полупрожаренный кус свинины, махнул им в нашу сторону: — Присоединяйтесь, угощаю. Жаль, пива нет.
— Пиво будет, — пообещал Скиди.
И не обманул. Ячмень у Хёдина Полбочки произрастал не зря.
Кстати, хозяин пострадавшего уха от пива тоже не отказался. И обиды на начальника не держал. Ну не в курсе он был, что это территория уважаемого хольда, когда подбил приятеля на безобразие.
А я Бирнира зауважал. Не за то, что по уху дал, а потому что сразу опознал инициатора преступных действий. Командир, который знает, кто из подчиненных способен проявить инициативу, а кто нет, — это командир куда более высокого класса, чем тот, кто пинком побуждает к соблюдению дисциплины. Хотя пинок тоже бывает нелишним.
— Я иду с тобой! — решительно заявила Заря, нависая надо мной, что не так уж сложно сделать, когда ты в горизонтальном положении.
— А наш сын? — осторожно поинтересовался я.
— Гудрун его сбережет. Она согласна.
Гудрун согласна, значит. С чего бы? Опасается, небось, что я еще одну жену привезу? Хотя нет, это вряд ли. Она же старшая. Увеличение количества жен и наложниц — это расширение ее штата.
— А кормить его кто будет? — осведомился я, поцеловав набухшую грудку младшей жены. Всего-то — чуть голову приподнять.
— Халла, жена Берси Собаки, нашего арендатора. У него сын — ровесник нашему. Берси Собака себя славным воином показал. И сын у него таким же вырастет. Будет нашему Эдгарду верный помощник, брат молочный.
— А то у него других не будет, — проворчал я.
— А хочешь — с собой возьмем? — внесла еще одно предложение Заря.
Нет, ну нормально? Младенцу едва годик исполнился, а его — в боевой поход?
— А что? Спросят его потом, когда он первый раз в вик ходил, будет что ответить.
Логика, однако.
А может, их всех с собой забрать? Как-то неспокойно стало на этом острове. Хотя где сейчас спокойно? На Руси? Вот уж вряд ли.
— А неплохо бы родне его показать, — зацепилась за предложение Заря.
— Не в этот раз, — отрезал я.
Нет, я не сомневаюсь, что тот же Трувор будет рад внуку. Но обрадуется ли он викингам Сутулого? Ой, сомневаюсь! Трувор — человек Рюрика. А Рюрик… С ним все сложно. Но «Слейпнира» Рюрик вряд ли отдаст. Конечно, восемь сотен отборных хирдманов — огромная сила. Не говоря уже о берсерках. Еще лет десять назад успех миссии Скульда был бы неотвратим. Но теперь, благодаря Рюрику (вынужден это признать), положение изменилось. Теперь Сутулый может разве что Ладогу отжать, и то ненадолго. Даже Новгород ему не по зубам. А если еще подмога подтянется…
Нет, подключись к делу я со своими, ситуация могла измениться. Как минимум Трувор и Ольбард остались бы в стороне, а с моим знанием местности и территории и, главное, с моими стрелками Новый Город не устоял бы.
Вот только я поддерживать Сутулого не собираюсь. Хочет решать силой — его риск. Тем не менее, как ни крути, а на будущую Русь и нынешнюю Гардарику я прибуду в компании Скульда. Причем именно по Неве, а не через мое кирьяльское ярлство. Так и прокормиться сложнее, и не хочу я, чтобы эта слабо контролируемая орда там кормилась. Вот будь там свеи, тогда другое дело. Но насколько мне докладывали, свеи у моего острова больше не показывались. Разве что купцы, которые исправно платили мыто и даже торговали с моими лесовиками. И торговля происходила прямо на острове. Под контролем и с гарантиями безопасности от «коменданта» Гуннара Гагары. Теперь вообще торговые пути от залива (в будущем Выборгского), что к Ладожскому озеру и далее к Днепру, что к Белозеру и оттуда водными путями к Итилю-Волге, контролировались либо моими подданными, либо варягами.
— Ты меня не любишь?
Заря истолковала мое молчание чисто по-женски. А поскольку она была женщиной решительной, то, не дожидаясь ответа, проверила, насколько я ее «не люблю». Ножкой, поскольку руки ее были заняты.
— Не разлюбил, — удовлетворенно констатировала она и тут же перешла из позы «я победила» в позу всадницы. И поскакала к новой победе. Вернее, к новым победам. В моей помощи она не нуждалась, но я ей все же помогал. Самую малость. Только чтобы ощущать, как напрягаются ее бедра и ягодицы, и не дать ей забыть, что я тоже участвую. Но позволяю ей вести свою игру. И Заря вела. Причем не только пылко, но и умело. И всю себя, снаружи и внутри, отдавала нашему поединку. Но она была горячей девчонкой и никогда не останавливалась. Поэтому, даже почти не двигаясь, именно я решал, кто станет победителем. И победа Заре доставалась только тогда, когда я ей это позволял. И это тоже было наслаждением. Обоюдным. Вот такая она, любовь во плоти. В ней побеждает тот, кто отдаст больше. Но все равно это игра. Танец вроде того, который я танцую с моим Волком. Великолепный поединок. Единоборство в исконном значении этого слова. Заренка даже падает на меня в изнеможении так, словно хочет задушить своими налитыми грудками.
И потому ей никогда не сравниться с Гудрун. С той, с которой у меня не битва, а близость. Единение.
Но Заре я этого не скажу никогда. И не скажу, что именно Гудрун убедила меня: Зарю мне надо взять с собой. И аргумент привела неотразимый: в походе рядом со мной должна быть женщина, которой я всецело доверяю. И за жизнь которой не беспокоюсь. Пусть враги мои беспокоятся, что она рядом со мной.
Глава девятая. Плохие новости
Двадцать два корабля. Четырнадцать, которые привел Сутулый, и шесть моих. Три драккара: «Северный змей», «Клык Фреки» и «Любимчик ветра». Было бы четыре, но на «Черную чайку» мне не хватило гребцов. Два кнорра, тоже моих, набитых под завязку английской добычей, и три союзных, сёлундских, снаряженных моим соседом и союзником Кольгримом со товарищи. На самом крупном Кольгрим присутствовал лично. Рискнул. Хотя с таким прикрытием пиратов можно не бояться. Пусть они нас боятся.
Двадцать два корабля. Когда мы вошли в устье Нево, нас никто не встретил. Где-то вдалеке мелькнул парус и тут же пропал. И до самой Ладоги — никого. Даже на стоянках. Несколько селений, в которых я рассчитывал разжиться провиантом, опустели. Даже кур не осталось. Неприятно. Не то чтобы у нас был дефицит еды. Лето же. Рыба, птицы, дичь покрупнее, бесстрашно выходившая попить водички и гибнущая от наших стрел. Но хотелось разноообразия. Каши, например. Или медовухи. Так-то я ее не очень любил, но соскучился.
Я даже предложил Скульду накрыть чем-нибудь носовые фигуры и поднять белые щиты. Мол, мы идем с миром. Но Сутулый отказался. Ему нравилось, когда его боятся.
И его боялись. На Ладоге в это время обычно много корабликов. Это ведь серьезная транспортная артерия. Но мы распугали всех. Даже не столько мы, сколько слух о нас. Тысячная армия викингов кого угодно напугает.
