Пионер – ты в ответе за всё! - Широков Алексей
– Мои извинения и, так сказать, небольшой презент за твою песню, – подвинул его ко мне парторг. – Тут пять тысяч. Можешь даже машину купить. Или первый взнос в кооперативную квартиру сделать. Бери.
– Мне шестнадцать, машину водить еще нельзя, – я вдруг вспомнил нервные взгляды, что дед бросал строго в одну сторону, туда, где за столом сидели трое в гражданской одежде, и все понял. – И это чересчур. Я… должен посоветоваться со взрослыми. Извините, но мне пора.
– Стоять! Руки на стол! Не двигайся, падла! – Стоило мне начать подниматься, как ко мне тут же подскочили те самые в гражданском, мигом навалившись и заламывая руки, но перед этим я успел пнуть стол, отбрасывая от себя опасный пакет, за что получил пару раз по почкам. —
Вот гнида! В отдел его, там поговорим! – И меня потащили к дверям.
Глава 8
– Ну что, Чобот, вот мы снова встретились, – настроение у Аникина, моего старого знакомого, было самым солнечным. – Я же тебе говорил, что так и будет.
– Не говорили, – это могло показаться странным, но я вообще не боялся происходящего. – Пугали только, мол, сейчас контора мне а-та-та сделает и лучше себе червонец чистосердечным подписать, чем к ним идти. И ошиблись.
– То, что ты стучишь в КГБ, тебе не поможет, – зло оскалился следователь. – Встрял ты по полной программе. Вымогательство, шантаж. И тебе как раз шестнадцать. Пойдешь по полной, уж я тебе это обещаю. Показания товарища Митрофанова уже у нас, так что даже если ты будешь молчать, это ничего не изменит. И чекисты тебе не помогут, не их компетенция. Ладно тот раз, там одиннадцатое управление вмешалось, а тут все, никаких тебе монстров. Так что думай, Семен, как ты хочешь дальше общаться, по-хорошему или по-плохому.
– А может, отпустите меня и сделаем вид, что ничего не было? – наглости мне тоже было не занимать. – Ведь доказательств-то у вас нет. Показаниями товарища можете подтереться, он заинтересованное лицо. И бабло принес по своей инициативе. Я с ним никак до этого не связывался. Ну и для полного счастья записал весь наш разговор на диктофон. И там четко слышно, как он сам предлагает мне бабки за песню, и чтобы я не начинал разбирательства по его заявлениям на мой счет.
– Это вот эта, что ли? – Аникин продемонстрировал мне разблокированный телефон, с открытым приложением диктофона, а затем демонстративно нажал на кнопку «Удалить запись». – Упс. Неудобно получилось. Нет, ты реально думал, что я твой телефон не проверю? Или думал я мастер-код от «Электроники» не знаю? Дурак ты, Чеботарев. Пиши чистосердечное, получишь свою пятеру, откинешься через два года за хорошее поведение. Будет тебе наука, чтобы уважаемых людей не обижал в следующий раз.
– А я-то думаю, откуда столько внимания к моей скромной персоне, – я не стал расстраивать следака объяснениями, что, предвидя какое-нибудь говно со стороны Митрофанова, я заранее создал удаленное хранилище, куда дублировалась запись с диктофона, да и глупо было лишаться козырей. – Это Галкин-старший вас подрядил? Зря вы с ним связались. Уверен, он в итоге выйдет сухим из воды, а вот вы, ребята, встрянете по полной. Аристарх старый и заслуженный, его максимум на пенсию вышибут, а вы, гражданин следователь, будете отвечать по всей строгости социалистической законности. Суровой, но справедливой.
– Ты меня поучи еще, – презрительно скривился Аникин. – Будешь писать чистосердечное? Нет? Значит, поиграем в «слоника». А то прошлый раз не получилось. Зато сейчас все успеем. И в «слоника» поиграть и телефон. Знаешь, что такое?
– Это когда провода от полевого телефона к яйцам прицепляют? – я проявил образованность и знание вопроса. – А не боишься, что тебе его потом в жопу запихают? Так-то ты даже разговаривать со мной без родителей не должен, мне восемнадцати нет. А за пытки несовершеннолетнего тебя свои же кастрируют. И если думаешь, что заставишь меня молчать, позволь тебя разочаровать. Я Разрядник, и добился этого потом, болью и кровью, так что на твои игры мне покласть. А доведешь – голову тебе оторву, и мне за это ничего не будет. Ферштейн?
– Падаль… – буквально прошипел следак, который к концу моего монолога покраснел, как помидор, налившись дурной кровью от ярости. – Да я тебя своими руками задавлю. Ты у меня дерьмо жрать будешь, гнида! Петухом на зону пойдешь!!!
– А вот это не советую, – я собрал энергию в руках и одним движением порвал наручники. – То, что я не оказывал сопротивления при задержании, не означает, что вы можете делать со мной что угодно. Так что даже не думай, сука. Я не шутил, когда про голову говорил. Прикончу любого, кто ко мне сунется. Так что хочешь допрашивать, следственные действия проводить, колоть или как там у вас это называется – валяй. Но черту не переходи, усек?
– Думаешь, контора тебя отмажет? – Аникин то краснел, то бледнел, его заметно трясло, но вызывать конвой или кидаться на меня он не спешил, трюк с наручниками его впечатлил. – Да тебе еще сопротивление и попытка побега светит!
– Для побега нужно, чтобы я был задержан, а пока обломись. – Я откинулся на стуле, закинув ногу на ногу. – Давай, предъявляй официально обвинение, адвоката мне вызывай, маму и мы пообщаемся. А больше я тебе ничего не скажу. Ну и ты понял, да? Не нарывайся.
– Будет тебе мамаша с кашей, – зло ощерился следак и гаркнул во всю глотку: – Зуев! Зуев! Зуев, сука, сюда иди!!!
– Звали, тащ капитан? – через секунд тридцать в кабинет заглянул уже знакомый мне звероватый сержант.
– Где тебя черти носят?! – вызверился на него капитан. – Забирай этого ушлепка и на Писарева его! Пусть посидит, подумает. А то борзый больно.
– Так он же… – начал было мент, но следак его перебил:
– Распоряжение Карася. С начальником он сам перетрет. – Судя по тону, Карась этот имел в РОВД значительный вес, что даже Сергей Александрович Петров, подполковник, с которым я не так давно общался в этом же отделе, с ним считался. – Да и снимают скоро Петрова, сам слышал. Так что, Чобот, даже не надейся, он тебя не отмажет, как в прошлый раз.
– Это мы еще посмотрим, – я пожал плечами и поднялся, этот фарс мне начинал надоедать. – А вам бы я посоветовал не верить разным Карасям. Обычно те, кто постоянно рассказывает, как поможет и отмажет, первым кидает друзей при проблемах.
Наручники мне поменяли, но даже после этого Зуев держался настороженно, ни на секунду не расслабляясь и постоянно лапая кобуру. Он больше не скалился и не пытался меня запугать, а всю дорогу молчал. Оно и понятно, по логике, энергетами должны заниматься специальные люди, которые в состоянии справиться с ними, а заплывший жирком сержант годился только обычных людей запугивать. Почему не вызвали конвой, я не знал, но догадывался. Мое задержание само по себе было не особо законным, и, честно говоря, я крайне разочаровался в родной милиции.
Когда меня привезли в РОВД, я думал, будут колоть, жестко, даже жестоко. Но в итоге два часа просидел в «нулевке», а потом меня отвели на встречу со старым знакомым капитаном Аникиным. По результатам нашего общения могу сказать, что капитан совершенно некомпетентен, да еще и трусоват. Доводилось мне в свое время общаться с настоящими профи, и по малолетке, и после, когда появились желающие отжать у меня бизнес, а самого закатать на зону. И вот те волкодавы никогда бы не повелись на такие дешевые угрозы. А этот… мало того что все, что может, только пугать, причем настолько беспонтово, что просто смешно, так еще и ссыкло. Зачем его только держат.
Волнения не было, от слова совсем. Причем я надеялся не на контору, которая тоже обязана будет подключиться в ближайшее время, а просто на здравый смысл. Да, по идее, меня можно было заставить исчезнуть в недрах исправительного монстра ФСИН, или как он тут назывался, не ГУЛаг же, но по факту сделать это было очень непросто. Я слышал от людей, которым доверял, что за большие деньги полиция проворачивала трюки, человеку меняли паспорт, вешали статью, и он просто растворялся на зоне, не в силах даже подать весточку родным. Но это было там, плюс от этих историй все равно несло байкой и котом с лампой. А тут скорее рано, чем поздно, меня хватятся. И даже если сейчас еще не оформили по всем правилам, то сутки-двое и информация все равно всплывет. А там уже и погоны полетят, такой косяк вряд ли оставят без внимания.