«Точка бифуркации» (СИ) - Батыршин Борис Борисович
- Тётушка, леди Родни рассказала, что ты как-то говорил ей: «Если бы у меня было две жизни, я бы одну прожил солдатом, а другую политиком. Но поскольку в мое время войны не предвидится, я стану политиком».
- Верно, было такое. – кивнул молодой человек. – Три месяца назад, когда я гостил у неё в поместье во время летних каникул…
- Должен сказать, Уинстон, что ты тогда ошибся. – сэр Рэндольф словно не заметил попытки сына возразить. – Впрочем, это не твоя вина, на тот момент любому могло бы так показаться. Но теперь жизнь меняется слишком быстро, грядёт война, и не с какими-нибудь зулусами или афганскими горцами, а с самым страшным врагом, который когда-либо бросал вызов Британии.
- Вы снова о России, отец? – Уинстон удивлённо поднял брови. – Но даже если сэру Хорнби надоест отстаиваться в гавани и он двинет свои броненосцы на Балтику – я-то смогу разве что сопереживать нашим морякам, изучая ход боевых действий по газетам. Царь Александр признает своё поражение задолго до того, как я окончу Харроу.
- В пятьдесят четвёртом кое-кто тоже полагал, что десант в Крым, и уж, тем более, военные экспедиции на Балтику, в Белое море и на Камчатку окажутся лёгкими прогулками.
- Но мы в итоге победили!
Лорд Рэндольф покачал головой.
- Это как сказать. Одержали несколько не слишком значительных побед в Крыму, за которые заплатили огромную цену в английском золоте и английских жизнях, заставили русских принять унизительные условия мира, от которых они отказались спустя двадцать два года. А балтийская кампания и экспедиция на Камчатку вообще закончились позорнейшими провалами!
- Но победа есть победа…
- Сейчас на нашей стороне нет технического превосходства, как это было во времена Восточной войны. То есть кое-кто в Адмиралтействе и особенно, в парламенте, считает, что оно есть по-прежнему, но вот эти новшества. – лорд Рэндольф указал набалдашником трости на маневрирующий над лугом дирижабль, - многих заставил призадуматься. И в результате мы вынуждены копировать технические достижения русских, а не наоборот, как это было до сих пор.
- Копировать? Полно, отец, какие могут быть достижения у этих варваров?
- Не стоит отзываться о них так неуважительно. Русские продемонстрировали, на что способны эти игрушки, и Англии в этой войне без них не обойтись. А ведь, если верить нашим агентам в Петербурге, это лишь малая часть их военных новинок…
Он снова умолк. Сын ждал, провожая взглядом парящий в небе аппарат.
- В этой войне, как считают многие – и я в их числе! – главенствующую роль будут играть именно военные изобретения. - заговорил, наконец, лорд Рэндольф. - Было бы полезно, чтобы ты потратил некоторое количество времени и усилий, чтобы ознакомиться с одним из них. Харроу никуда не денется, я напишу директору школы, он предоставит тебе отпуск на полгода. Не исключено.. – тут он снова сделал паузу, давая сыну возможность оценить важность услышанного, - …не исключено, что именно в воздухе однажды будет решаться судьба Британской Империи!
Конец первой части
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
I
Чёрный щенок подобрался к дивану, оглянулся – не видит ли кто? - и сделал попытку залезть. Поставил на покрывало передние лапы, морду, заполз животиком и стал подтягивать по очереди то правую, то левую задние лапы.
- Бейли, нельзя! Кыш отсюда, бестолочь ушастая!
Пёсель удивлённо посмотрел на хозяина – «с чего это вдруг нельзя?» - и продолжил в том же духе. Получалось не очень – то ли лапы были коротковаты, то ли и кожаное покрытие дивана не позволяло хорошенько за него зацепиться. Но энтузиазм и шенячье упрямство компенсировали с лихвой этот недостаток.
- Та-а-ак… - грозно протянул Олег Иванович и потянулся к холке зверёныша. Тот сразу же прекратил свои потуги, замер, завилял хвостиком, и состроил умильную мордочку. Не помогло – карающая длань ухватила за складки шкурки на загривке, стащила на пол и прижала к ковру. Щенок заскулил – не от боли, конечно, так, на всякий случай, в знак того, что осознал, и больше не будет. Может, даже целых пять минут не будет…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})- Вот уж не ожидал, что ты заведёшь собаку! – сказал Иван. – Бейли, иди сюда, вкусняшку дам…
Щенок, освободившись от грозной ладони, поспешил к нему, вовсю размахивая хвостом, толстым, крепким, чёрным, как резиновая полицейская дубинка. Когда хвост задевал за ножку стула или журнального столика, раздавался громкий стук. Щенка это, судя по всему, не беспокоило совершенно.
- И как он его себе не отобьёт? – удивился Иван. – Вон, как лупит, того гляди что-нибудь разобьёт...
- У лабрадоров хвосты мощные и толстые. – объяснил Семёнов. - Сам видишь, какой, а ведь ему только три месяца! Говорят, что их хвосты вместо руля, когда плывут, конечно. Вообще, это самая плывучая из собачьих пород, специально выведена, чтобы всякое такое из воды вытаскивать – сети с рыбой, подстреленную дичь…
Собачонок дотрусил до Ивана и с упоением захрустел баранкой.
- Давно мечтал о лабрадоре, ещё там, - Олег Иванович сделал неопределённый жест, долженствующий по-видимому, означать оставленный в неизвестном далеке двадцать первый век, – да вот, всё никак не случалось. А тут попался мне недавно на глаза журнал «Русский спорт». Стал листать – и наткнулся на колонку о собаководстве, а там уж была статейка о новой, пока ещё мало известной в благословенном отечестве породе лабрадор. Оказывается, англичане установили стандарт этой породы совсем недавно, в восемьдесят седьмом году, а этой осенью один заводчик из Гатчины привёз на пробу выводок из Дании. Рассчитывал, видимо, а аристократических заказчиков для своих аглицких новинок, но прогадал – порода незнакомая, покупателей не нашлось. Кстати, они у него всё чёрные, палевые с шоколадными только позже появятся, только лет через двадцать. Ну, чёрный и чёрный, тоже неплохо. Я и решил: а чего, собственно, ждать? Квартира у нас теперь есть, места полно, пусть и собака будет! Иначе так ведь всю жизнь можно откладывать…
Уточнять, что журнал он видел дома у Берты, снимавшей флигель там же, в Гатчине, подальше от петербургской суеты, и где он сам теперь регулярно проводил вечера, а то и ночи, Семёнов не стал. Рано или поздно сын сам всё узнает.
Щенок расправился с баранкой и зашарил чёрным кожаным носом по полу, подбирая вкусные крошки.
- А гулять выводить его кто станет, когда нас дома нет? – поинтересовался Иван. - Учти, я нечасто здесь буду бывать. Да и у тебя тоже, как я понимаю, дел хватает.
- Ну, не то, чтобы очень. Я ведь теперь могу брать документы домой, Корф дал разрешение. Да и какие там секреты – переводы из «металлических книг»… За границей, после того, как мы прищучили Уэскотта и его приятеля, никто к этой теме интереса не проявляет, а у нас в них что-нибудь понимают от силы четыре человека. И все они, заметь, работают в Д.О.П.е…
Иван кивнул. Эту квартиру в большом доходном доме, выходящем на Литейный проспект, отец снял сразу после поездки в Германию – и когда сын в свою очередь вернулся после своего британского вояжа, предложил ему перебираться к себе. На Елагином острове, сказал отец, тебе теперь делать нечего, перебирайся лучше сюда. Места полно, одних спален три штуки, просторная гостиная с камином, библиотека, кабинет…. Подумав, Иван согласился – дела постоянно требовали его присутствия то в Адмиралтействе, то в штаб-квартире Д.О.П.а, то на Охтинской воздухоплавательной верфи, где полным ходом шла достройка двух больших дирижаблей типа «Россия» - и с Литейного разъезжать по этим адресам не в пример удобнее.
Щенок подобрал последнюю крошку, уселся напротив Ивана и завилял хвостом, свесив широкий розовый язык – клянчил ещё баранку.
- Ты, братец, собаку-то не разбалуй… – озабоченно сказал Семёнов. Приучишь попрошайничать, потом не выгонишь из столовой. Что тогда фрау Марта скажет?
Едва освоившись в новом жилье, он нанял домоправительницу – сухонькую пятидесятилетнюю немку, прекрасно умевшую готовить и поддерживающую чистоту и порядок с истинно немецкой пунктуальностью. Но неё и предполагалось возложить заботу о хвостатом обитателе квартиры в отсутствии собаковладельца. Фрау Марта приняла это известие, как неизбежность, но не забывала демонстрировать неудовольствие, всякий раз, когда щенок позволял себе что-то, неподобающее воспитанной немецкой собаке. Например – дрыхнуть, расстелив уши и все четыре лапы на хозяйском диване, или клянчить подачки за обедом.