Комсомолец (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

— Нет, ну ты зря вчера учудил с этим мытьём у колодца, — сказал Могильный.

— Совсем вы, мальчишки, бестолковые, — закудахтала узнавшая о моей болезни Пимочкина. — Закаляться нужно совсем по-другому! Я читала об этом в «Советском спорте». Кто же так сразу лезет в холодную воду? Балбес. Ну, ничего, Александр: я быстро тебя поставлю на ноги. Мама меня учила лечить простуду. Вот увидишь: уже вечером тебе станет легче. Возьму над тобой шефство!

Я попытался доказать Светке, что прекрасно стою на ногах, что не чувствую себя больным, что потеря голоса — ерунда, а не болезнь. Но мой шёпот остался неуслышанным из-за Светкиных горестных причитаний.

Пимочкина с упорством истинного комсомольского вожака принялась за дела. Припахала для помощи мне и старосту, с самого утра вертевшегося рядом с ней. Славка по её указке бегал кипятить воду, мыл посуду — совершал совсем не геройские, но полезные с точки зрения комсорга действия. Ещё до утреннего похода «в поля» меня накормили мёдом и «гематогеном», дважды напоили горячим чаем, влили в меня три ложки незнакомой горькой настойки, «задули» в горло порошок стрептоцида, умудрившись запорошить и мои глаза.

Я отчаянно сопротивлялся: даже отказывался открывать рот. Но смирять меня Светке помогали Аверин и Могильный, поучаствовали в моём лечении и Фролович с Бобровой. Даже усатый доцент прочёл мне лекцию о «достижениях советской медицины».

Я отказался оставаться в доме и «болеть». Хотя уговаривали меня вернуться в постель едва ли не всей группой (с безразличием отнеслась к моему «несчастью» лишь Королева — Пимочкина «за глаза» обозвала её высокомерной и Ледышкой). Вместе с большинством студентов я отправился собирать урожай капусты. В сапогах доцента: тот вновь остался в доме — чтобы «упорядочить материал для отчёта».

До поля комсорг довела меня под руку, точно боялась, что свалюсь по дороге обессиленный (я заметил недовольство этим фактом на лице старосты).

До самого обеда я вынужденно молчал (чтобы не разрушить легенду о потере голоса), кланялся к земле за капустой, махал мачете. И придумывал способы избавиться от назойливого внимания Пимочкиной. Светкино заботливое участие в процессе моего «выздоровления» отвлекало меня от наблюдений за студентами (и за Королевой в том числе). А ещё оно злило вертевшегося рядом с комсоргом Славку Аверина: тот явно решил покорить сердце Пимочкиной, чьё внимание мешало мне размышлять о той ситуации, в какой я оказался.

Поразмыслить мне было о чём. Ведь если мне предстояло жить заново (пусть и в советском прошлом), я просто обязан был распланировать свои дальнейшие поступки. Должен был чётко понимать, чем буду заниматься завтра, на следующей неделе, в ближайшие месяцы. Тратить время на «обычную студенческую жизнь» мне не хотелось. Ведь кто его знает, какой срок жизни я получил в этот раз: настоящему Комсомольцу предстояло дожить только до майских праздников. А сколько времени есть у меня?

Да и не мешало бы мне видеть перед собой достойную цель, к которой мог бы стремиться. Понять, чего я хочу в этой жизни? Девочки и развлечения — это замечательно, если только не зацикливаться на них: они прекрасно сочетались с другими делами. А вот какими будут те самые «другие дела»? Если я попал в прошлое, то у меня есть огромное преимущество перед прочими людьми: знание будущего. Пусть я и не большой знаток истории, но об основных событиях, что предстояло пережить миру и странам, наслышан.

Для чего мне использовать эти знания? Чтобы спасти от развала СССР? Это была первая посетившая мою голову идея. Но потом я сам себя спросил: «А нужно ли спасать эту страну? И если нужно, то как именно?» Использовать мои умения ладить с начальниками, пробиться туда, где смогу влиять на принятия Решений? Или всё же до перестройки свалить за границу и наслаждаться там достатком? Ведь кроме исторических событий в голове у меня прятались воспоминания и о спортивных событиях. А это — возможность разбогатеть при игре на тотализаторе.

Раньше я пытался забраться выше по служебной лестнице. Поставил перед собой эту цель ещё на первых курсах института. И многого достиг на этом поприще. Жил бы сейчас в полном шоколаде. Если бы… жил, а не схлопотал третий инфаркт. Цель минимум была мною достигнута. Вот только насладиться успехом в полной мере я не успел: подвело здоровье, подорванное корпоративными пьянками и возлияниями спиртного в компании «больших» начальников — моё продвижение по служебной лестнице получилось тернистым.

Процесс получения повышений был мной хорошо отлажен. Я не сомневался, что в этот раз, при желании, к сорока годам сумел бы повторить достижения прошлой — возглавить крупное предприятие. А если «правильно» женюсь, то и раньше. Вот только больше не чувствовал былой тяги к высоким должностям и власти. А деньги теперь мог бы заработать и послезнанием — не ходить по лезвию. Угнетали меня и воспоминания о последнем разговоре с младшим сыном. Быть может… я действительно перед ним виноват?

После нескольких часов работы на поле, я заподозрил, что Комсомолец и Пимочкина неспроста стояли рядом на той новогодней фотографии. У Светки явно просматривался «синдром матери Терезы». С таким явлением я сталкивался в… прошлой жизни. Подобной официально непризнанной болезнью страдала одна из моих помощниц в Череповце. Тоже постоянно подбирала раненных бездомных котят, помогала сирым и убогим. Даже замуж вышла за невзрачного алкоголика с вечно трясущимися руками: мечтала его перевоспитать.

Вот и Пимочкина приняла Сашу Усика (теперь — меня) за того раненного бездомного котика. Что неприятно царапнуло мою гордыню: в роли сирого и убогого мне раньше бывать не доводилось. Я видел растерянность на лице Славки Аверина. Похоже, староста не понимал, что происходит. Представляю, что чувствовал бы я на его месте. Ведь Светка не выглядела трудной мишенью — не избалованная мужским вниманием Королева. Вот только девчонка не реагировала на шарм «героя». Как та наседка она вертелась рядом с «детдомовским».

Днём у меня появилась возможность улизнуть из-под навязчивой опеки комсорга. Работавшая утром на уборке урожая группа студентов уже обедала, когда вернулась четвёрка парней, грузивших в грузовик ту капусту, что мы сложили в кучи вчера. Парни изобразили великую усталость, разбубнились о том, что именно на них взвалили главную тяжесть колхозного труда. Заявили, что не готовы терпеть несправедливость: с удовольствием бы вернулись работать в поле. Потребовали, чтобы на вторую половину дня староста подыскал им замену. Потому что «ни одна спина не выдержит так долго пахать на погрузке».

Славка Аверин поинтересовался у завершавшей обед группы: не желает ли кто переквалифицироваться в грузчики добровольно. Поначалу не захотел никто: все раздумывали — стоило ли менять шило на мыло. Я решился на перемены быстрее прочих… почти всех. Мы с Королевой подняли руки одновременно. Но если на мою руку внимание обратила лишь Света Пимочкина («Саша, ты же болен!»), то на Нежину взглянули десятки глаз. Альбина сказала, что с удовольствием займётся погрузкой капусты. В ответ на «ты же девушка» заявила, что она «советская девушка, а не какая-то там буржуазная белоручка».

Моё место оспаривать не попытались — Славка мою кандидатуру одобрил моментально (показалось, что моему желанию убраться подальше от комсорга он обрадовался). Королеву отговорить не смогли, как ни старались. А вот за две оставшихся вакантными должности грузчиков произошло настоящее словесное сражение, едва не перешедшее в кулачную драку. Работать рядом с Нежиной захотели даже парни, отработавшие на погрузке утром — вмиг забыли о недовольстве несправедливостью и усталости. Они доказывали, что успели получить ценный опыт, потому будут на погрузке работать лучше других.

В помощь мне и Альбине Аверин выделил двух парней постарше, как и он, отслуживших в армии — проявил армейскую солидарность. Недовольный гул стоял в столовой долго. Но оспаривать решение «героя» никто не решился. Да и строгий вид бывших сержантов не давал надежды подвинуть счастливчиков в сторону. Спорили лишь о том, кто мог бы занять моё место. Но к согласованному решению не пришли: каждый видел рядом с Королевой себя — сошлись на том, что «пусть уж лучше тогда Усик». Нежина улыбнулась двум бывшим дембелям. А меня Королева вновь словно и не заметила.