Фарватер Чижика (СИ) - Щепетнев Василий Павлович

Смеркалось, и огни на берегу, отражаясь в воде, казались далекими и таинственными, словно идем мы по какой-нибудь далекой-далекой реке, Уругваю или Амазонке. Мне так кажется, конечно. На далекой Амазонке я не бывал. Хотя всякое случается, шахматы и до Амазонки довести могут.

И до Колымы?

На берегу, подсвеченная прожектором, показалась статуя женщины, держащая над головой кораблик.

Интересно, как она будет смотреться в Сахаре? Нет, я понимаю, что оросительный канал — это не судоходный. Его, быть может, вовсе крытым сделают, чтобы жаркое солнце Пустыни не испаряло воду зря. Но статуи поставят. Непременно. И большие, как статуи в Долине Царей. Только будут они изображать не фараонов, а тружеников и революционеров.

Народ дружно фотографировал. Меня то и дело просили сфотографировать, запечатлеть владельцев фотоаппаратов на фоне статуи.

Да пожалуйста, не жалко. Но — не знаю. Все-таки освещение слабовато. Впрочем, если у них светочувствительная пленка, двести пятьдесят единиц нашей «Фото», может и пройти. У немцев есть и более чувствительная пленка, но если фотоаппараты преимущественно наши, то и пленка, пожалуй, тоже наша.

Не моя печаль, но ведь будут вспоминать нехорошими словами — не умеет кнопочку нажать! И я фотографировал на максимальной выдержке, одна пятнадцатая секунды. Это как стрелять: задержать дыхание и плавно-плавно нажать на спуск. Чтобы не смазать. Ни фотографию, ни выстрелом.

Наконец статуя осталась позади, и народ стал потихоньку успокаиваться.

Тут сообщили, что работают бары. По случаю первого дня круиза — скидка двадцать пять процентов.

И люди оценили. Потянулись вниз. Вскоре осталось на палубе не более дюжины самых стойких.

В бар? Нет, не сейчас. И вообще — ну зачем идти? Разве что для поддержания языковых навыков. Живое общение — лучший учитель.

Но не сегодня. Устал я. Устал.

Подул восточный ветер, и стало зябко.

Пойду-ка к себе.

И я пошел, благо недалеко. Переоделся в халат — роскошный, турецкий (но куплен в Триполи). Уселся в кресло (так в перечне предметов в каюте). Поставил рядом «Грюндиг» и стал слушать.

Наше радио рассказывает о грандиозной битве за урожай. Планы не только выполняются, но и перевыполняются. Закрома Родины гарантируют уверенность в завтрашнем дне.

Вражеские же голоса муссируют две темы: бегство советского летчика в Японию и смерть Мао Цзе Дуна.

Положим, председатель Мао — ладно. Факт есть факт. А вот советский лётчик — это печально. Что сам убежал, беды нет, а вот самолет жалко. Даже «У-два» было бы жалко, а тут — секретный истребитель, летающий быстрее пули. Выпотрошат его, все секреты выведают, имена, пароли, явки. Как так случилось? Чего летчику не хватало? Что ему пообещали? И как? Он же, поди, и за границей не был ни разу, где к нему подобрались? Ведь рос советским человеком, школу с медалью окончил, в мединститут даже поступил, а потом выбрал небо. И вот на тебе…

И ведь бегут, бегут, бегут… Летчики, артисты, шахматисты… Маменька рассказывает, что с Театром чуть не рота доверенных людей едет, а всё равно не помогает.

И вот что досадно: туда бегут, а оттуда что-то нет. Ни с самолетом, ни налегке. Ни лётчики, ни артисты, ни шахматисты. Хотя, впрочем, приехал в Советский Союз Ласкер. Великий чемпион. Из гитлеровской Германии бежал. Тут его приветили, квартиру дали, а он осмотрелся — и в Америку ходу.

О чем это говорит?

О слабой пропаганде советского образа жизни это говорит! Не знают американские летчики, как у нас хорошо, потому сюда и не бегут!

Да и откуда им знать, американским летчикам? Советских фильмов не смотрят, советских писателей не читают, да и советское радио, похоже, не слушают.

Есть над чем подумать, и не только подумать.

Но завтра.

Или послезавтра.

Позже.

Глава 8

13 сентября 1976 года, понедельник

Трезвость — норма жизни, или Chizzick versus Rum

Кругом вода. И волнение чувствуется, слабое, едва заметное, но всё же, всё же. Покачивает палубу, особенно здесь, наверху.

Мы идем по Угличскому морю (всё-таки идём, плавают утки). Длинное. Не очень широкое, но берега не впритык, как в канале. Так что да, кругом.

Я гуляю по палубе. Один круг — восемь минут неспешным шагом. Плюс-минус. Я же не по струнке хожу. Позволяю себе и в сторону отойти, разминуться с таким же ходоком, и постоять с туристами, вовсю фотографирующими полузатопленную колокольню или иной памятник ушедшей эпохи.

Гуляю не просто, а со значением. Выполняю план восстановления оптимального состояния спортсмена-шахматиста высокой квалификации в условиях туристического круиза. Так звучит совместная работа Лисы и Пантеры. Руководитель, понятно, профессор Петрова Лидия Валерьевна. Куёт, куёт научные кадры наш медицинский институт! И это не абстракция, не условное койко-место. Не верите — вот вам конкретный гроссмейстер Чижик Михаил Владленович, на практике доказывающий действенность метода. Да, такова наша советская наука, всё для блага человека, всё во имя человека.

И этому человеку, то есть мне, строго-настрого предписывалось не перенапрягаться. Не стремиться стать статуей десятиборца. Избыток мускулатуры мешает кровоснабжению головного мозга в момент напряжения: реагируя на опасность, организм все ресурсы бросает на мускулатуру, так уж повелось за миллионы лет эволюции. А что опасность ментальная, что нужно не сражаться или бежать, а думать, организму пока неведомо. С другой стороны, совсем без мускулатуры нельзя: объём крови прямо коррелирует с мышечной массой. Серебряный значок ГТО — то, что нужно гиганту шахматной мысли. Не больше, не меньше. А серебряный значок у меня уже есть и, следовательно, я должен исподволь поддерживать свою физическую форму, а вперёд двигаться тихонько-тихонько. Особенно на этапе восстановления.

И потому я прогуливаюсь, дышу богатым кислородом воздухом, и чувствую, как нервные клетки наполняются аденозинтрифосфорной кислотой, а клетки печени — глюкагоном, готовя организм к новым подвигам и свершениям. Но свершения будут не сейчас, не сегодня. И не завтра.

У правого борта дюжина туристов слушала знатока из своих же:

— Здесь, под водой, сотни и сотни деревень — поля, луга, дома, церкви, кладбища…

— В России деревень много, какие хотят, те и топят. Зато электроэнергия, рыбные хозяйства, транспорт… — и пошёл разговор крупных специалистов в области всего.

То-то мне ночью виделись русалки. Вовсе не красавицы, напротив. Жуть, какая Гойе не приснится. Звали к себе, на дно, в затопленные могилы. Но только звали, за руки, за ноги не хватали. И на том спасибо.

На следующем витке, проходя мимо, слышал о центнерах пшеницы и тоннах молока, вернее, о миллионах недополученных центнерах и тоннах. Что их так чужие убытки волнуют?

Разобрала досада, и я решил с прогулкой закругляться. Сошёл с дистанции.

Каково будет слушать их, смотрящих на всё хозяйским глазом, весь круиз? Так и хочется сказать: не ваша земля, не ваша!

А — нельзя. Гостеприимство, оно такое: терпи, да на ус мотай!

Я раскрыл дневник тренировок. Утром — двадцать раз отжался от пола, пятнадцать раз сел из положения лежа (это на мышцы живота), совершил двадцать приседаний, а теперь — прогулка по палубе сорок пять минут. Планировал час, ну, да вечером доберу. Кроме этого, впереди была экскурсия по Угличу. Ужо нахожусь.

Посмотрел шагомер — четыре тысячи шестьсот шагов с утра.

Принял душ. При каюте и душ, и рукомойник, и ватерклозет. Опасался сырости, но нет, включается вентиляция, и тёплый воздух высушивает душевую за пять минут. И в самой каюте климатконтроль. Хочешь, тёплый воздух, хочешь — холодный. Эркондишен, очень удобно. Может, дома такой завести? У меня теперь два дома. А ведь придется московскую квартиру обустраивать. Хлопоты. Вот если бы девочки и в самом деле взяли их на себя… Очень может быть, что и возьмут, но потом. Позже. Не скоро.