Мой адрес – Советский Союз! Тетралогия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Я заметил, как Настя с трудом сдерживает зевоту. Да и у остальных взгляд немного осоловевший, включая поэтов и принимающую сторону. И так время за полночь, так ещё и спиртное усиливает желание закрыть глаза и прилечь отдохнуть. Похоже, пора делать ноги, засиделись мы что-то. Я демонстративно взглянул на часы.

– Ну что ж, хорошего, как говорится, понемногу, лично меня уже конкретно в сон клонит. Приятно было посидеть в столь интересной компании, но во всём нужно знать меру.

– Да ладно, время-то детское, – начал было протестовать Евтушенко, но сопровождающие лица и Ахмадуллина с Вознесенским его не поддержали.

– Тогда приходите завтра на наше выступление во Дворце культуры завод ВЭФ, начало в семь вечера. Придёте?

Я переглянулся с девочками, Вадимом, те дружно закивали.

– Придём, – принял я предложение поэта. – А с билетами там как, будут?

– Арнольд Ричардович, найдём четыре пригласительных?

– Найдём, – кивнул тот с невозмутимым видом. – Выдадут в кассе, только скажите, на кого записать.

Его помощница тут же извлекла из сумочки блокнот и ручку, а я продиктовал ей свои ФИО.

– На четверых? – уточнила она и, получив утвердительный ответ, констатировала. – Первые ряды не обещаю, но постараемся посадить вас не очень далеко.

Продрыхли мы до обеда, и проснулись, можно сказать, синхронно, так как тут же выстроилась очередь в туалет – он у Илзе Арвидовны находился прямо в доме и был совмещён с душем. Сначала народ справлял нужду, потом уже выстраивалась новая очередь помыться. Завтрак можно было скорее назвать обедом, но это по времени, а по блюдам – обычный завтрак. Пшённая каша на молоке и на выбор чай либо цикорий с молоком же и бутерброды с сыром, маслом и варёной колбасой.

Потом пляж – куда ж без этого, обязательная программа на каждый день. После вчерашнего малость обгорели, но не критично. Сегодня намазали девчонкам спины специальным кремом, каждый своей. Мы же с Вадимом едва ли не больше времени проводим в воде, чем на берегу, поэтому нам мазаться ни к чему.

Сегодня на море мы были не так долго. В пять вечера вернулись в «штаб-квартиру» и принялись готовиться к отъезду. До Риги ехать буквально пятнадцать минут, около 30 километров, ну и по городу… Интересно, кстати, где находится этот самый Дворец культуры? Ну ничего, спросим, язык – он и до Киева доведёт.

Довёл… На стене Дворца справа от входа располагалась афиша предстоящего мероприятия.

В четверть седьмого я принял от кассирши четыре пригласительных на пятый ряд, места начинались от центрального прохода. Перед началом можно было перекусить в буфете, учитывая, что поужинать мы не успели, бутерброды и охлаждённый лимонад местной фабрики «Veldze». Неплохой, надо сказать, лимонад, вкус оригинальный и углекислоты не пожалели, хотя та же «Кока-Кола», пожалуй, что поядрёнее будет. Но от местной газ-воды нет такого противного послевкусия, и она действительно утоляла жажду, в отличие от газировки будущего. Ту чем больше пьёшь – тем ещё больше хочется пить.

Перед началом творческого вечера на краю сцены поставили ящичек для записок с вопросами от зрителей. Чуть в глубине стоял столик, за которым сидели гости вечера. Первой выступала Ахмадуллина, звонким голос в своей обычной манере с надрывной интонацией прочитавшая с десяток стихотворений собственного сочинения. Пока она декламировала, сидевшие за столиком Евтушенко с Вознесенским то и дело о чём-то негромко переговаривались, наклоняясь друг к другу. Вторым к микрофону вышел Вознесенский. Выступал тоже пафосно, как водится у этой братии, но без такого надрыва, как Ахмадуллина.

Надо полагать, Евтушенко сегодня считался топовым гостем вечера, так как именно ему предоставили честь выступать последним. Хотя, пожалуй, таковым он и являлся. Публика встретила его выход ещё более бурными аплодисментами, нежели появление предыдущих ораторов.

Собственно, из всего услышанного мною сегодня я многое помнил наизусть. Хоть и не фанат поэзии, но столпов отечественной поэзии могу цитировать долго. А в том, что перед нами сегодня выступали эти самые столпы – сомневаться не приходилось. Они уже сегодня звёзды, а годы спустя этот статус будет только крепнуть.

Так что я присутствовал, можно сказать, при историческом событии. И предчувствуя это, прихватил с собой фотокамеру с длиннофокусным объективом. Сидел и, старясь не мешать соседям, снимал для истории. Несколько кадров с Ахмадуллиной, несколько с Вознесенским, больше всего – с Евтушенко. Всё-таки я его считал, как и многие здесь собравшиеся, хедлайнером вечера, если выражаться на эстрадном сленге будущего.

Потом читали записки. Парочку так и не озвучили, отложили в сторону, видно, вопросы там оказались слишком скользкими или вообще провокационными. Может быть, как раз про распавшийся брак Евтушенко и Ахмадуллиной. Остальные были вполне нейтральными, типа: «Евгений Александрович, расскажите, как создавалась поэма „Братская ГЭС“»?

– Если только кратко, иначе на остальные вопросы ответить не успеем, – сказал Евтушенко.

«Кратко» у него затянулось на четверть часа. В общем, лично мне хоть происходящее и понравилось, но всё же подустал, да и в сон начало клонить. Я уже начал клевать носом и даже приступил к просмотру какого-то непонятного сна, когда меня привели в чувство аплодисменты. Ага, вроде как закончилось. Что ж, похлопаем и мы… Вот только почему меня Полина с Вадимом в бок толкают, да и остальные зрители крутят головой в мою сторону.

– Давай, иди! – яростно шепчет мне на ухо жена.

– Куда? – не врубаюсь я.

– Как куда?! На сцену! Тебя же Евтушенко приглашает прочитать свои стихи! Ну помнишь, вчера нам читал…

И точно, Евгений Саныч призывно так машет ручкой, мол, идём, не боись, не обидим. Да уж, подкузьмил Евтушенко. Ну кто его просил?

Однако делать нечего, отдал фотокамеру Вадику, а дальше, извиняясь, пришлось пробираться к проходу, и далее на сцену. Евтушенко пожал мне руку и объявил в микрофон:

– Вот и наш герой, прошу любить и жаловать. Смотрите, какая стать! Недаром чемпион Европы… А ещё, как я сказал, автор замечательных песен и стихов. И сейчас некоторые свои вещи он нам прочитает.

А мне, прикрыв ладонью микрофон, негромко сказал:

– Давай из вчерашнего про клеверное поле и ещё парочку.

Блин, да где ж я ему с ходу ещё парочку-то возьму… Ладно, пока про клеверное поле прочитаю стихотворение самого же Евтушенко, а там что-нибудь придумаем.

Вижу, народу понравилось, хоть и латыши в зале преимущественно. Но всё ж один, советский народ. И для прибалтов, и для белорусов, и для украинцев хорошие поэты не имеют национальности. Кавказ и Закавказье, пожалуй, тоже можно сюда отнести, хоть и с небольшой натяжкой. А вот в Средней Азии народ в основной массе, как бы сказать… Хм, вчерашние дехкане, что ли, многие на русском не то что читать-писать, но и говорят с трудом. Хлопководы, одним словом, не в обиду им будь сказано. Они же не виноваты, что выросли в такой полудикой среде и далеко не у всех имеется возможность поступить в институт или университет. Ташкент, Душанбе, Алма-Ата… В столицах, конечно, население на порядок более просвещённое, там вот и можно устраивать выездные творческие вечера, там поэтическое слово воспримут так, как его и надо воспринимать. И никакого тебе национализма, мол, русские припёрлись, оккупанты. Тьфу ты, под корень бы всех этих националистов извести!

Вторым я исполнил стихотворение Ларисы Рубальской «Ах, мадам! Вам идёт быть счастливой».

– Ну что, немного расслабились? И, наверное, уже хотите домой? – спросил я с улыбкой, глядя в зал, и тут же стал серьёзным. – Не буду вас задерживать, но напоследок хочу прочитать ещё одно стихотворение. Называется «Блокада».

Написала… Вернее, напишет его десятилетия спустя поэтесса Надежда Радченко. Когда-то оно тронуло меня до глубины души, и вот не удержался, приписал себе.