Файтин! - Андрей Геннадьевич Кощиенко
— Но если она не помнит, то значит, может забыть… — выдаёт пёрл логики обвинитель.
— То есть, значит, ваше, — перебивая, констатирует судья.
— М-м, да, моё.
— Хорошо, — говорит судья, откидываясь на спинку своего судейского стула, — господин адвокат обвиняемой, слушаю теперь вас. Что вы можете сказать по этому вопросу?
Адвокат ЮнМи эмоционально рассказывает об аварии и её последствиях для ЮнМи.
— Поэтому, она не смогла сдать экзамены в школе, ваша честь, — говорит адвокат, — и осталась на второй год. Исходя из сказанного мною…
Уу-у, — сочувственно реагирует зал, смотря на ЮнМи.
— Как она не смогла сдать экзамены, если не помнит, а потом получить пять золотых сертификатов по иностранным языкам? — перебивает адвоката обвинитель.
Адвокат в ответ молчит, видимо стараясь дать этому объяснение, но, не находя подходящих аргументов.
— Ваша честь, — довольный, что "срезал" адвоката, обращается к судье обвинитель, — этому нет объяснения. Очевидно, что Пак ЮнМи была отчислена из школы за драку, о которой говорил адвокат истца, но, для "сохранения лица", администрация учреждения, оформила это как по болезни. Обычное дело в таких случаях.
— У вас есть подтверждающие это документы? — чуть наклоняясь к столу, впивается взглядом в обвинителя судья, сразу переводя разговор в "бумажную плоскость".
— Нет, ваша честь, — чуть вздыхает тот, — но это очевидно любому, занимающемуся судебной практикой.
Судья офигевает от такого выпада в свою сторону и задумывается, смотря на обвинителя, видимо прикидывая, как ответить так, чтобы раз и навсегда поставить на место этого зарвавшегося обвинителя.
— У меня есть документы, — влезает в напряжённую паузу запасливый адвокат ЮнМи, беря из своей папки листки очередной бумаги, — у меня есть три заключения, трёх независимых врачей специализирующихся в психиатрии, сделанные ими на основании диагноза заболевания Пак ЮнМи. Все эти врачи утверждают, что ретроградная амнезия не вызывает у больного неконтролируемых им действий. В чём каждый из них подписался и поставил свою личную печать на заключение. Прошу суд рассмотреть эти документы и приобщить их к делу.
— Предъявляйте, — отвечает судья, перестав зомбировать взглядом обвинителя и смотря на адвоката.
— Приобщите к делу, — приказывает он, пробежав глазами предъявленные ему документы, и вновь обращается к обвинителю.
— Господин обвинитель, не кажется ли вам, что вы противоречите самому себе? А именно. Сначала вы утверждаете, что подозреваемая совершила преступление, полностью отдавая отчёт своим действиям, и просите ей два года тюрьмы. Потом вы утверждаете, что подозреваемая больна и совершает неконтролируемые поступки. Но раз она больна, то её нужно лечить, а не сажать в тюрьму, не так ли? Теперь вы говорите, что она отчислена из школы просто за драку, безосновательно обвиняя руководство школы в подлоге. Это опять противоречит сказанному вами ранее. Так всё-таки, какова окончательная версия у обвинения? Прошу вас, объясните свою позицию суду ещё раз, а то я уже путаться начинаю.
Обвинитель задумывается, вспоминая, что он говорил, и явно затрудняясь с ответом, потом произносит: Версия согласно зачитанному мною обвинению.
— Понятно, — кивает судья, — значит, считаем подозреваемую полностью дееспособной и рассматриваем дело в обычном порядке. Зачем тогда вы подняли медицинский вопрос?
Обвинитель затрудняется с ответом.
— Господин обвинитель, — не дождавшись ответа, говорит судья, с удовольствием смотря на замявшегося обвинителя, — суд выносит решение, руководствуясь в своей работе задокументированными фактами, а не гипотетическими предположениями. Дело находится сейчас не на том этапе, чтобы строить версии. Строить версии, это начало работы, это работа следователя, а не судебного обвинителя. Вы меня понимаете?
— Да, господин судья, — покраснев, с трудом выдавливает из себя фразу обвинитель.
— Хорошо, — опять же, с удовлетворением говорит судья, — продолжим.
— Почему вы сразу не сообщили о факте амнезии суду? — спрашивает он, обращаясь к адвокату ЮнМи.
— Я действовал в интересах моего клиента, — расправив плечи и гордо подняв голову, отвечает тот, — сохранял медицинскую тайну.
По залу проносится шепоток одобрения.
— Но вы же знаете, что если человек болен, то процедура рассмотрения дела должна проходить иначе?
— Господин судья, моя подзащитная — здоровый человек, что подтверждается предоставленными мною врачебными заключениями и полностью отдаёт отчёт своим действиям. У ЮнМи-ян отсутствуют воспоминания до момента аварии. После этого момента она всё прекрасно помнит. Помнит и то, что не совершала того, в чём её обвиняют. Кошелёк был ей подброшен.
— Хорошо, — кивнув, говорит судья, — давайте перейдём к опросу свидетелей…
Первой опрашивают продавщицу аптеки. В ходе ряда уточняющих вопросов выясняется, что она толком ничего сказать не может. Да, аджума купила у неё лекарство, потом вышла, столкнулась с девочкой. Подробностей столкновения она не видела, потому что была за прилавком и смотрела через витрину. Госпожа вернулась в аптеку, разволновавшись, хотела купить успокоительного, а кошелька-то нету! Ну, вот, в общем-то, и всё, что она знает.
Потом опросили патрульных, задержавших ЮнМи. Выяснили для начала, как они там оказались. Оказалось, они каждый день обедают в одно и то же время и в одном месте.
— Когда вы поняли, что что-то происходит? — задаёт им вопрос адвокат ЮнМи.
— По улице бежала госпожа и громко кричала, — переглянувшись, отвечает один из патрульных.
— Что именно она кричала? Вы можете повторить её слова?
— Помогите, помогите и украли.
— А что делала в этот момент ЮнМи?
— … М-м, она шла.
— Просто шла? Не бежала, не убегала, а просто шла?
— Да, просто шла.
— Не обращая внимания на крики?
— Да, господин адвокат.
— ЮнМи-ян, — обращается адвокат к своей подзащитной, — почему ты не обратила внимания на крики? Ты не слышала?
— У меня были наушники в ушах, — хлопая ресницами, отвечает та, — я музыку слушала…
— Ваша честь, — обращается адвокат к судье, — прошу обратить ваше внимание на тот факт, что после так называемой кражи, подозреваемая демонстрирует совсем не типичное для преступников поведение. Она неспешно идёт по улице и слушает музыку, как человек, который знает, что ничего не совершил предосудительного. Этот факт признан вызванными свидетелями.
Судья благосклонно кивает и, выяснив, что свидетелей по делу больше нет, переходит к следующему вопросу — требует результатов просмотра с уличных камер. Выясняется, что записей нет.
