Пришествие князя тьмы - Иван Непейпиво
С этими словами он протянул мне руку для крепкого рукопожатия. А Нинель Валентиновна ободряюще улыбнулась, словно говоря: «Дерзай, парень! Раз уж решил вступить на этот тернистый путь, будь готов пройти его до конца».
Я с чувством пожал сухую жилистую ладонь ректора. О да, я готов. Готов ко всему, что уготовила мне судьба в этом новом воплощении. И можете не сомневаться — своего я добьюсь, чего бы мне это ни стоило.
— Что ж, Иван, с распределением мы разобрались. Нинель Валентиновна, будьте так любезны проводить молодого человека до его комнаты и проследить, чтобы багаж доставили прямиком туда. Не дело это — мотаться по Академии с чемоданами.
— Непременно, Августин Валерианович, — с готовностью кивнула госпожа Крамская и, плавно поднявшись со своего места, направилась к двери.
Я вскочил вслед за ней и с почтительным полупоклоном откланялся:
— Благодарю вас, Августин Валерианович! Постараюсь оправдать ваше доверие.
Уже на пороге меня вдруг окликнул зычный бас ректора:
— Иван, погоди-ка секунду!
Я обернулся и едва успел поймать брошенный мне предмет. Это оказалась перчатка из тонкой черной кожи, явно сшитая на заказ.
— Надень-ка вот это, — наставительно произнес Августин Валерианович. — Поверь старику, так у тебя будет хоть немного, да меньше проблем. Поубавится охотников позавидовать или начать задирать. А метка у тебя и впрямь, знаешь ли, примечательная.
Я невольно ухмыльнулся про себя, натягивая перчатку. Метка-то может и впрямь уникальная, вот только истинной ее силы не знает никто.
— И вот еще что, — внезапно посерьезнел ректор, понизив голос. — Вечером мне придется собрать Совет Академии. Насчет тебя и твоего будущего. Сам понимаешь, такого самородка еще поискать… Но ты не переживай! Теперь, когда ты официально принят в Офицерский корпус, я тебя духовенству не отдам. Слово Августина Вернадского!
Он подмигнул мне, и я почувствовал, как внутри разливается странное чувство признательности пополам с ликующим торжеством. Похоже, сам того не ведая, я только что обзавелся могущественным союзником и покровителем. Что ж, как говорится, знай наших!
С этими мыслями я вышел из кабинета вслед за Нинель Валентиновной, мысленно потирая руки. А вот и первая маленькая, но значимая победа Велиала, в этом наивном мирке!
Глава 6
Мы с Нинель Валентиновной неспешно шагали по анфиладам и коридорам Академии, и я с жадным любопытством впитывал новые впечатления. Древние стены, увешанные портретами именитых выпускников, высокие стрельчатые окна, пропускающие солнечный свет, гулкое эхо наших шагов, разносящееся под сводами — все это создавало незабываемую атмосферу.
Однако сейчас меня занимали куда более приземленные мысли. Я никак не мог выбросить из головы разговор о перстах.
— Нинель Валентиновна, — обратился я к своей провожатой, стараясь скрыть нетерпение в голосе. — А когда нам, первокурсникам, положено получить наших перстов? И главное — как выбрать самого лучшего, самого сильного и подходящего?
Госпожа Крамская искоса глянула на меня и лукаво улыбнулась уголками губ:
— Что ж, тебе повезло, Иван. Как раз к концу первого курса и приурочено это знаменательное событие — обретение перста. Долго ждать не придется. После чего вас тут же отправят на первую совместную практику, где вы должны будете притереться друг к другу и научиться взаимодействовать.
Она ненадолго умолкла, а затем добавила вкрадчивым тоном:
— Впрочем, на твоем месте я бы больше переживала о том, куда тебя распределят для прохождения этой практики. Перста-то потом и поменять можно, если не сложится. А вот практика — дело серьезное, от нее многое зависит…
— Нет, — оборвал ее я, с неожиданной горячностью и непоколебимой убежденностью в голосе. — Я не собираюсь менять перстов, как перчатки. Это не по чести, не по совести.
Нинель Валентиновна на миг остановилась и с непонятным выражением посмотрела на меня — словно увидела впервые и оценивала заново. А затем, не говоря ни слова, свернула в боковое ответвление коридора, увлекая меня за собой.
— Похвальная позиция, молодой человек, ничего не скажешь, — наконец протянула она, и в голосе ее звучало странное смешение уважения и скепсиса. — Вот только в нашем мире так не бывает. Редко кому везет сразу отыскать «того самого» перста. И уж точно ни один из вас не застрахован от потерь…
Она помолчала, словно подбирая слова, а затем продолжила с затаенной печалью:
— Представь: вот ты годами обучаешь своего перста, вкладываешь в него душу и силы и вот уже умеет принимать истинный облик согласно своей стихии или способности. А потом — раз, и его убивают в первой же стычке с врагом! Или гибнет, защищая тебя ценой своей жизни… Поверь, подобных историй — тьма тьмущая. И почти каждая — что нож по сердцу…
— Это мы еще посмотрим, — упрямо набычился я, сжимая кулаки. Видят Хаос и Бездна, не бывать такому с моим перстом! Уж я-то прослежу, чтобы он стал сильнейшим и живучим. И преданным, как пес Гарм, охраняющий врата Хелль.
Нинель Валентиновна вновь одарила меня долгим испытующим взглядом, а затем, усмехнувшись, покачала головой:
— Ох уж эта юношеская самоуверенность! Что ж, поживем — увидим. Быть может, тебе и впрямь повезет больше прочих. Кто знает, кто знает…
С этими словами мы вышли во внутренний двор Академии, и я невольно залюбовался открывшейся картиной.
Кампус для адептов представлял собой отдельное здание в форме подковы, окружающее небольшой садик с фонтаном и резными скамейками. Трехэтажный дом из красного кирпича, увитый плющом, притягивал взгляд уютными эркерами и башенками.
По дорожкам сновали туда-сюда студенты в форменных одеждах, спеша по своим делам. То и дело в воздухе вспыхивали разноцветные искры — похоже, кто-то из студиозусов на ходу практиковался в магии. Из распахнутых окон доносились обрывки разговоров, взрывы смеха и энергичные выкрики.
Что и говорить — жизнь в кампусе била ключом!
Но как только мы вошли в кампус, я сразу почувствовал на себе множество любопытных, оценивающих и откровенно враждебных взглядов. Студенты, еще минуту назад беззаботно болтавшие и смеявшиеся, вдруг притихли и начали украдкой коситься в мою сторону, шушукаясь и обмениваясь многозначительными перемигиваниями.
Кто-то откровенно ухмылялся, не скрывая своего презрения. Другие глядели на меня с плохо скрываемой завистью
