Спасти красноармейца Райнова. Книга четвертая. Райнов - Владимир Геннадьевич Поселягин
— Да, помню такого. Неделю пробыл в лагере. Расстрелял шестерых и исчез за три дня до твоего побега.
— Да, он, — подивившись его памяти, подтвердил я.
В одном из двух тысяч рапортов, когда давал описание охраны, и вот таких пришлых, что отрабатывали стрельбы на живых людях, заодно работая ликвидаторами, а запомнил. Про него немало в бараке говорили, особенно те что тела выносят, меткое прозвище Топор получил, из-за формы лица. Острое оно у него. А так поди знай кем он был, лагерь посещал в обычной полевой форме Вермахта, носил знаки различия обер-лейтенанта.
— Саша, за угол заверни и остановись. А ты головой не крути, прямо смотри.
Мы завернули за угол, где машина сразу встала. Там Судоплатов спросил у меня:
— Как одет, кто рядом?
— Форма капитана-лётчика. Рядом ещё двое командиров, лейтенант-артиллерист и ещё один лейтенант, тоже лётчик. Общались.
— Слышали? Начинайте работать, близко не подходите, форма у вас приметная, чуть позже уже специалисты наблюдения перехватят задачу.
Шофёр и капитан вышли, сразу разойдясь и возвращаясь на ту же улицу. Судоплатов сам сел за руль, и мы погнали. Видно, что торопился, даже не заехал во внутренний дворик многоквартирного дома, где я на втором этаже получил квартиру. Высадил у арки, и укатил. Велел только не покидать квартиру. Ну а я пока не спешно прошёл на территорию двора, здороваясь с соседями, уже со многими познакомился, старушек хватает на лавочках, детишки играют, до заката с полчаса, время проводят на свежем воздухе. Квартиру я получил неплохую, одна спальня, гостиная и рабочий кабинет. Кухня, совмещённая со столовой, совмещённый санузел и небольшая кладовка. Даже мебель была. Пусть и с инвентарными номерами. Балкона вот не было, но я не расстроился, и тому что есть доволен. Своя квартира, не коммуналка. А так открыл дверь своим ключом, крикнул внутрь:
— Мама, я дома.
А что вы думали, как адрес почтовый узнал, сразу написал письмо, разрешил следователь. Коротко сообщил что бежал из плена, но из-за простуды потерял частично память. Сейчас в Москве. Матушка, Евгения Карловна сразу же приехала. Семь дней уже в Москве. Сначала на съёмной квартире была, мы с ней общались, а как я получил квартиру эту, жила тут. Я на диване сплю в кабинете, а та в спальне. Ей уступил. Ещё и уговаривать пришлось. Мне денег дали, зарплата от декабря, вот отдал всю пачку матушке, и она четвёртый день приводит квартиру к виду жилой, покупая что надо. В основном на рынках, явно делая это с немалым удовольствием. Вид квартира уже прибрела жилой, а не казённой, как была. Молодец. Сейчас та на кухне, заканчивала жарить рыбу, сканером видал что с той всё в порядке. Та помогала «мне вспомнить», по сути описывая историю жизни Ивана до начала войны. Вообще матушка скоро обратно, она отпуск взяла на работе, всё же медсестра операционная в больнице. Дали, узнав, что сын нашёлся. Но отпуск не резиновый. Сестра учится, не смогла поехать, к её великому горю. Отец на фронте. Он погибнет в сорок четвёртом в боях за Польшу. Ротный старшина он, в гвардейской стреловой дивизии. Постараюсь не допустить этого. Что со мной произошло уже все в подробностях знали, включая мою семью, это ярко освещалось в газетах и по радио. Да, с журналистами я часто встречался, давая интервью. Иногда от себя, но в большинстве по написанному сценарию. При награждении в Кремле, другие орденоносцы на банкет, отмечали, один я в стороне окружённый журналистами стоял. Немало иностранцев было, с ними на английском общался, даже не попробовал ничего со столов. Журналисты — зло.
Вот такие дела. Разве что вспомнить стоит, что завтра у меня эфир на радио. Ещё неделю назад сообщили. Выделив время в эфире. Об этом в новостях тоже сообщалось, чтобы слушатели знали и ждали. Время эфира два часа дня. Пока сам не знаю, что меня ждёт потом, засветился я неплохо, если повезёт, то в столице останусь при штабе. А то шпалы капитана вроде как получил, а как был взводным, так им и остался. Это для местных как бельмо на глазу. Все всё понимали. А штабной работе можно научиться, и научат. Так что пока жду, что дальше будет. Тут мои мысли прервала матушка, я сапоги снимал, сидя на специальной лавке у входа, в прихожей.
— Мой руки и ужинать, — улыбаясь, велела та.
— Бегу.
Ужин был отличный, мы потом допоздна общались с мамой. Дальше та ушла к себе в спальню, я же, устроившись на диване, тут постель расстелена, всё нужное, и заложив руки за голову, размышлял. Неплохо эти три недели прошли. Хранилище накачалось на двести сорок кило, они сейчас пусты. Всего имею восемьсот пятьдесят килограмм с мелочью. Хранилище не пополнял, просто некогда и нечем. Постоянно под присмотром и занят. Да особо и не тратил. Один раз в комнате общежития горячую буханку достал, нарезав кусками, так такой аромат пошёл, соседи заглядывали. Больше так не рисковал. Хотя один зельц, нарезал кусками. Иногда я ел его с хлебом, немного кондитерских изделий потратил. Маме подарил пару пачек зубной пасты, сейчас это дефицит, пару зубных щёток, вторую сестрице. Пяток рулонов туалетной бумаги, ещё более жуткий дефицит, её даже в Москве невозможно найти, женские духи, полотенца разные. В общем, задарил трофеями из Берлина, увезёт домой подарками. Для того и добывал, если честно. Через несколько дней мама отбудет поездом в Ярославль, я договорюсь насчёт билета. Но пока просто кайфовал в уюте и домашнем тепле. Хм, может маму уговорить с сестрой переехать сюда? Пусть в столице живёт. Нет, вряд ли получится, все родные в Ярославле, помогают друг другу, одним миром живут. С другой стороны, иметь возможность побывать в Москве, есть где пожить, тоже неплохо. Ключи ей дам запасные, кто поедет в Москву, может у меня на квартире переночевать. Сестрицу можно сюда на всё лето, ей наверняка в столице пожить захочется. Родственников её возраста у нас, а сестрице четырнадцати лет, хватает. Может кого старшего для присмотра пришлют. Поговорю завтра с мамой на завтраке.
Что ещё? Про хранилище сказал, не пополнял и не тратил особо, дал возможность свободно качаться, пусть место копится для самолёта. Вещь всё-таки нужная. По немцам. Того эсэсовца из пассажиров самолёта, повесили по приговору суда. Как военного преступника. Полком командовал, моторизованным. Оказалось, столько преступлений на нём и его солдатах, включая
