Караул устал (СИ) - Щепетнев Василий Павлович
— Сам я, пан Стрикульский, передать ничего не смогу, потому что покидаю Варшаву. Я не стану участвовать в вашем турнире, я лучше вернусь в Москву. Товарищ Иванов, доложите послу, что я сожалею, — я поднялся, подхватил чемодан и шагнул к выходу.
— Но… Но вы не можете…
— Ещё как могу, пан Стрикульский, ещё как могу. И не только могу, но и ухожу, — и я сделал пару шагов.
Пан Стрикульский стал в дверном проёме.
— На открытии будут присутствовать ответственные лица, вы сможете высказать свои просьбы им, — сказал он.
— Вы, кажется, не понимаете ситуации. Я ничего не прошу, и просить не собираюсь. Ни у вас, ни у ваших ответственных лиц, ни у кого. Я просто еду домой. Освободите проход, пожалуйста.
— Погодите… — впервые в голосе пана Стрикульского я услышал неуверенность. — Погодите, дайте мне позвонить в Оргкомитет.
— Позвонить, пожалуй, можно. Позвоните. Не забудьте про подъёмные, — и я вернулся в кресло.
— Подъёмные?
— Бонус. Деньги для чемпиона. Должны знать.
Пан Стрикульский вышел, хотя телефон был и здесь, прямо на столе.
— Послушайте, Михаил Владленович, может, не стоило? Номер неплохой, и вообще…
— Евгений Иванович, вам этот номер нравится?
— Да. Хороший номер.
— Тогда успокойтесь, вы его и получите.
Я заметил, что наши люди, оказавшись за границей, часто ведут себя скромно до униженности. И за границей к этому уже привыкли. Для них, особенно для службы сервиса, русские — мы для них все русские, будь ты хоть татарин, хоть грузин, — клиенты так себе. В вазах для цветов кашу готовят, кипятильниками замыкания устраивают, вместо чаевых дают брошюрки с трудами Ленина. И потому для русских всё в последнюю очередь, на русских можно и нужно экономить. Вот западные немцы — к тем полное почтение. Здесь, в Польше, к западным немцам полное почтение. Хотя они не так уж и давно разнесли Варшаву по камешку. Хотя… может, именно поэтому?
Насчет польских нравов мне и маменька рассказывала, дважды бывавшая здесь на гастролях, и коллеги-шахматисты, и студенты-бурденковцы, ездившие в Польшу туристами. И вот я сам вижу — в одноместный номер принесли кровать, и пожалуйста, живите, русские шахматисты!
Я не блефовал. Не выполнят требования — встану и уеду. У меня есть виза в Швецию, сел да и полетел. Я планировал побывать в Стокгольме после турнира, потолковать о новой опере, вдруг «АББА» тоже подключится, или хотя бы выпустим вместе сингл. Но могу и сейчас.
А могу и подождать. Люди готовились к встрече со мной, дебюты смотрели, каждый надеется, что именно он возьмёт, да и победит чемпиона. Или хотя бы сделает ничью.
Но я не просто капризничаю, не «ндрав показываю», отнюдь. Королю Швеции они бы поставили дополнительную койку в номер? Так вот, я тоже король! И подданных в моем королевстве побольше, чем в Швеции. Да, я царствую, а не правлю, но шахматная корона налагает обязанности. Это показал миру Фишер, а теперь и моя очередь. Поднять престиж шахмат во всех смыслах. В том числе, и в финансовом. Чтобы не относились к нам, как к побирушкам, радующимся любой подачке. Не в силах достойно принять чемпиона мира — не приглашайте. У меня и без того их довольно, приглашений на турниры. Есть из чего выбирать. А второе — я ведь не только чемпион мира, я — пятикратный чемпион СССР. Неуважение ко мне — неуважение к моей стране. И наоборот тоже работает.
Я раскрыл «Życie Warszawy», купленную в аэропорту. Язык славянский, а славянин славянина всегда поймёт, так утверждают теоретики панславизма.
Но как-то не очень у меня с пониманием. Ну, футбол. Ну, забастовки на судоверфях. Ну, в Африке опять голод. Это в общем. А детали разобрать не могу.
Я тут проведу две недели, нужно будет купить польско-русский словарь и найти учителя. Что время терять? За две недели язык, понятно, не выучить, но на уровне почитать газету, как пройти в библиотеку, я хочу, чтобы вы отвезли меня в Краков и обратно — вполне. Если постараться. Евгений Иванов знает польский, но предпочитаю, чтобы учителем был природный поляк. Надёжнее.
Но останусь ли я в Варшаве, или полечу в Стокгольм?
В ответе я не сомневался.
Прошло сорок минут, прежде чем пан Стрикульский вернулся. Зато вернулся он не один, а с тремя сопровождающими. Из сопровождающих первый по виду начальник покрупнее, другая — начальник помельче, а третий и вообще коридорный.
— Все улажено, пан Чижик, всё улажено. Недоразумение, знаете ли. У семи нянек молока нет, так говорят в России. Сейчас вас отведут в другой номер. Люкс!
И мы пошли смотреть другой номер, подойдет ли.
Два номера я отверг сразу: один из-за близости к лифту, в другом мне не понравился вид.
— Давайте посмотрим, как в западном крыле, — обратился я к начальнику покрупнее.
— В западном крыле селят иностранцев, — сказал тот без энтузиазма.
— Как удачно, я ведь как раз иностранец, разве нет? Или Польша уже вошла в состав Советского Союза? Не слышал.
— Не вошла, — сказал начальник покрупнее. — Просто в том крыле персонал плохо знает русский язык.
— А какой язык знает хорошо?
— Немецкий, английский, французский, — не без гордости ответил поляк.
— Это мне подойдёт, — ответил я.
И мы пошли в западное крыло.
Здесь все было ступенькой выше, начиная от пола и заканчивая плафонами в потолке. Всё-таки поляки — братский народ, польский «Орбис» так же старается понравится немцам, англичанам, французам и прочим шведам, как и наш «Интурист». Иностранцам — лучшее, а своим, что своим… своим остатки.
Пан Стрикульский то и дело поглядывал на часы, и я его пожалел.
— Знаете, панове, чтобы ускорить процесс, представьте, что я — это наследный принц Монако инкогнито. Из этого и исходите, подбирая мне апартаменты.
— Может, вы хотите апартаменты для новобрачных? — то ль съязвил, то ли всерьёз предложил начальник покрупнее.
— То есть ваш отель представит и новобрачную, что ли? Нет, вряд ли. Но я подумаю об этом. Завтра. А сегодня — апартаменты для наследного принца Монако. Не волнуйтесь, он приедет только в сентябре, никаких накладок не будет.
— В сентябре? Откуда пану об этом известно?
— Альберт мне сам сказал об этом, — скромно ответил я.
С принцем Альбертом, наследным принцем Монако я знаком шапочно, не более, но да, он и в самом деле сказал, что собирается в Польшу. В Краков. Познакомиться со Станиславом Лемом хочет, очень Альберту его книги нравятся. Он пана Станислава и к себе приглашал, но Лему нездоровится, и он пока ограничен в передвижениях. Такой был разговор, да.
Не знаю, удовлетворится ли сам Альберт номером, но мне сойдёт, о чем я и уведомил пана Стрикульского.
Шестеренки завертелись: пан Стрикульский что-то сказал начальнику покрупнее (по-польски сказал, я не совсем понял, что), начальник покрупнее отдал распоряжения начальнице поменьше, а коридорный побежал за моим багажом, что остался в номере Евгения.
Пока он бегал, я спросил у начальника покрупнее, есть ли в Варшаве представительство Дойче Банка, в котором можно снять со счета валюту.
Есть, с гордостью и с радостью, ответил начальник покрупнее. Вот прямо в «Гранд Отеле» и есть. На первом этаже, пройти можно прямо из вестибюля. Радость его понятна: раз гость из Советского Союза имеет счёт в «Дойче Банке», значит он не безнадёжен, значит, у отеля есть шанс заполучить валюту, и нужно постараться шансом воспользоваться. Понравиться постояльцу. И начальник покрупнее стал расхваливать «Гранд-Отель» — индивидуальные экскурсии, отличные рестораны, и так далее, и так далее.
Я тут же спросил насчет учителя польского языка. Ну, разумеется, самые лучшие преподаватели сотрудничают с «Гранд Отелем», все ваши пожелания будут учтены.
Вот и чудесно.
Я уведомил пана Стрикульского, что буду готов через час.
А побыстрее нельзя, спросил пан Стрикульский.
Пятилетку в четыре года? Нельзя.
Впрочем, никуда не опоздали. Я даже успел пройти в отделение Дойче Банка и получить немного наличных. В Польше, как и в Советском Союзе, выбор в валютных магазинах куда лучше, чем в магазинах для собственного населения.