Математик Боя. Жизнь сильнейшего - Blood_and_Tea
— Тецуя Учиха, — тихо ответил за него Мадара. — Мой маленький племянник.
— Мы об этом не знали, — Эбизо и правда выглядел ошарашенным. — Это же…
— Вы и не могли знать — даже в Конохе сведения о моей близкой родне засекречены, — отмахнулся Мадара. — О, Зецу вернулся. Как раз вовремя. Можете уходить — сделка состоялась. И передайте своим начальникам — скоро начнется война. Через пару месяцев точно. Пусть готовятся.
Шиноби Неба и Ветра покидали Учих молча. И спешно. Никому не хотелось оставаться рядом с бывшим Богом Шиноби и нынешним Дьяволом. Да-да, именно так и называют Великого Учиху во всех странах, кроме Конохи.
— Странно, что они согласились отдать такое сокровище, — поделился сомнениями Карума. — Вы бы глянули повнимательнее — может это подделка? Или ловушка.
— Я бы посмотрел на лицо человека, который захотел бы убить меня с помощью глаз моего племянника, — фыркнул Мадара. — И уж точно глянул бы на того, кто захочет меня обмануть. Это — оригинал. И согласились они правильно, потому что эти глаза мне сильно нужны. Очень сильно. Настолько сильно, что я бы пошел за ними лично, если бы они не согласились.
Каруму ответ удовлетворил. Правда, так и подмывало спросить, для чего Мадаре новые глаза. Не себе же он их вставлять собрался — у него Риннеган есть, да и глаз Мангеке Шарингана, сожженный Изанаги восстановился. Правда, восстановившись он утратил свою уникальную способность и, к тому же, более был не пригоден для Изанаги.
Конечно же, в тайне Карума надеялся, что Шаринганы предназначены ему.
Черный и Белый Зецу, сросшиеся воедино, обнаружились в главном зале. На них не наблюдалось ни малейших царапин, а прямо перед ними лежала раскрытая тетрадь. Прямо сейчас гуманоиды просто отдыхали от использования скрывающих, копирующих и прослеживающих техник. Даже самому идеальному для шпионажа существу в мире эта кража далась тяжело.
— Меня не видели и не слышали, — хрипло заговорил Черный. — Благодаря вашему сюрпризу, местная разведка проверяла хранилище, но ничего не обнаружила. После этого они успокоились. Я не смог забрать оригинал, так что переписал все в тетрадь. Было очень сложно распутывать фуиндзюцу Узумаки и Сенджу, но я все сделал. Правда, результат может вам сильно не понравиться.
Мадара молча прошел к столу и поднял тетрадь. Бегло прочитав, он нахмурился и прочитал снова. А потом снова и снова, стараясь не упустить из внимания ни одной детали. Наконец, с чтением было покончено.
— Призываемые обретают бессмертие и бесконечные запасы чакры, — задумчиво пробормотал он. — Но на самом деле — пустышка?
— А чего, разве этого мало? — удивился Карума, наблюдавший за учителем. — Я помню ваш рассказ о битве при Конохе — Воскрешенные были просто монстрами.
— Эта версия Эдо Тенсей воскрешает шиноби не в полной силе, — объяснил Мадара. — Всего лишь десять-пятнадцать процентов от максимума. Судя по всему, это — воссозданная имитация Воскрешения Тобирамы. Похоже, альбинос не решился доверить технику даже своему преемнику, оставив лишь какие-то общие наброски. Налеплено грубо, хотя и будет работать. Зецу! Ты уверен, что это — не пустышка для таких воров, как ты?
— В самых секретных хранилищах техник Конохи нет ни единого упоминания о воскрешении, кроме как в этом свитке, — ответил Черный.
— Тогда перепиши все то, что было в остальных свитках в ближайшее время, — распорядился Мадара. — Раз уж ты их читал.
— Как прикажете, — поклонился Зецу.
— И разъединись. Мне нужен Белый.
— Ура! Мадара-сама сказал, что я нужен ему! — обрадовался Белый, споро разъединяясь с Черным. — Что прикажете, Мадара-сама?!
— Следуй за мной, — приказал Мадара. — Карума, ты тоже. Не отставайте.
Бодрым шагом выйдя из дома, Мадара уверенно пошел прочь от гостиницы. Карума шел следом, раздираемый любопытством. Зецу, конечно же, тоже. Шли недолго, но прошли достаточно, благодаря высокому темпу. И остановились возле обычного замшелого камня, лежащего здесь уже, наверное, лет двадцать пять.
Карума увидел застарелые следы своего учителя. Они прибыли в гостиницу два дня назад и каждый день Мадара куда-то удалялся на несколько часов. Теперь парень получил ответ на вопрос: «Куда?»
Бросив тетрадку с описанием сильнейшей техники в мире (предполагаемой, по крайней мере), Мадара без сомнений врезал рукой по земле, используя, вероятно, какую-то технику Стихии Земли, так как рука быстро и глубоко вошла в землю. Пошарив там, будто в мешке, Мадара рывком достал искомое.
Совсем еще не старый череп. Молодого парня. Лет двадцати четырех.
— Эдо Тенсей — не совсем техника, это, скорее, ритуал, — сам себе сказал Мадара, грустно глядя на череп. — Так что, я уже могу его исполнить.
Грубо схватив ойкнувшего Белого за горло, Мадара бросил его на камень и быстро сложил печати. Под его ногами полотном расползлось фуиндзюцу, на которое он бережно опустил череп. Рисунок загорелся, и от черепа к Зецу понеслась чакра, от которой просто воняло смертью.
Белый истошно завопил, когда его начал облеплять пепел и прах, генерируемый фуиндзюцу.
— Двадцать шесть лет назад я отстроил гостиницу, в которой мы ночевали, — вдруг начал Мадара. — Он всегда мечтал об этом — своей собственной тихой гостинице, где он смог бы подавать людям чай. Всегда был добряком… И его могилу я сделал здесь. Смотри, Карума, за тем, как в мир является его второй правитель.
Техника закончила формировать тело, и теперь Карума пораженно смотрел на молодого парня, очень сильно похожего на омоложенную версию Мадары. Оболочка будто была пустой, но вот, в его глазах появилась жизнь.
А после он активировал Мангеке Шаринган.
— Изуна! — выдохнул Мадара, бросаясь к брату.
— Б… Брат? — пораженно прошептал воскрешенный. — Ты?
— Я, Изуна, я! — Мадара так крепко стиснул худощавого парня в объятиях, что Каруме показалось, будто тот развалится на части.
И стало немного завидно.
А воскрешенный Изуна Учиха даже и не догадывался, что совсем скоро сила Риннегана полностью вернет его к жизни. А глаза его собственного сына даруют ему Вечный Мангеке Шаринган.
Дела семейные
— Эт-то… Жизнь? — Изуна ошеломленно осмотрелся.
Мадара лишь еще сильнее сжал свои объятия, вновь услышав голос брата, по которому тосковал каждый миг этих долгих двадцати шести лет. Он уже и позабыл, каково это — любить. А теперь начал вспоминать.
Приятные воспоминания.
— Ладно, Дара, перестань уже, — Изуна
