Мой адрес - Советский Союз! Книга четвертая (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Не знаю, сколько прошло времени, часы пришлось сдать с документами и другими личными вещами. От нечего делать я начал более подробно изучать «наскальное творчество». Одна из совсем почти затёртых надписей гласила: «Котя. 17. 04. 48». Интересно, кто этот Котя, за что его сюда упекли, и как сложилась его дальнейшая судьба? Звук отодвигаемых запоров заставил меня отвлечься от этих мыслей. В дверном проёме нарисовался знакомый старшина.

— Покровский, на выход. Руки за спину.

На этот раз обошлось без наручников. Меня отконвоировали на второй этаж, в кабинет, на двери которого висела табличка: «Серёгин Н. М.». Хозяин кабинета был в гражданском и что-то писал за столом.

— Вот, товарищ капитан, доставил, — отчитался мой провожатый.

— Хорошо, подождите за дверью… Присаживайтесь.

Последнее предназначалось уже для меня. Я сел на видавший виды стул, скрипнувший под моим весом. Капитан молчал, разглядывая меня не без любопытства во взгляде, я тоже молчал. Наконец он спросил:

— Что ж вы, гражданин Покровский, руки распускаете? Трёх ребят ни за что чуть на больничную койку не отправили. Они уже успели пройти медицинское освидетельствование. У всех сильные ушибы, у двоих подозрение на перелом рёбер, а у Колесниченко — на перелом челюсти.

Понятно, значит, некий Колесниченко — тот самый блондин.

— Там даже на трещины подозрений быть не должно, я умею рассчитывать силу удара…

— То есть вы не отрицаете тот факт, что применили физическую силу в отношении граждан Спивака, Худякова и Колесниченко? — оживился Серёгин.

— Ну, применил… Так этот, Колесниченко, он оскорбил мою жену, а когда я попросил его извиниться — пытался ударить меня коленом в пах. Я всего лишь ударил его по щеке ладонью. Тут его дружки на меня кинулись, пришлось одному в солнечное сплетение пробить, другому в печень. Но я-то, извините, боксом занимаюсь, если бы я ударил в полную силу, но и ребят точно были бы проблемы…

— Теперь у вас будут проблемы, гражданин Покровский, — пообещал следак голосом, не предвещавшим ничего хорошего и выделив слово ВАС. — Кстати, фамилия ваша мне знакома, где я мог её слышать…

Он наморщил лоб, а я не без доли самодовольства заявил:

— Месяц назад я стал победителем Олимпийских Игр.

Вообще было обидно, что меня до сих пор не узнали. Ехали брать — и не знали, кого арестовывают. Запрос бы хоть сделали в Свердловск, в местный УВД или куда там… Похоже, местные милиционеры очень спешили. Может, и правда этот Колесниченко — не из простых?

— Точно, в «Советском спорте» ваша фотография была, — немного растерянно пробормотал Серёгин. — Но это ещё нужно уточнить. Веселов!

— Я, тащ капитан! — нарисовался на пороге мой конвоир, чья фамилия так не гармонировала с его внешностью.

— Пусть пока в коридоре обождёт, мне нужно срочный звонок сделать.

Понятно, с начальством будет советоваться. Оно и верно, ситуация изменилась, теперь уже так просто нанесение тяжкого вреда здоровью не пришьёшь.

Ждать пришлось долго, минут десять, после чего меня снова пригласили в кабинет. Следователь выглядел хмуро и немного озадаченно.

— Присаживайтесь… В общем, то, что вы олимпийский чемпион, сути дела не меняет. Факт побоев налицо, и я должен с ваших слов составить протокол. Со слов потерпевших протоколы уже есть, как и со слов свидетеля — официантки кафе «Радуга».

— Ну вот же, есть свидетель, она всё видела и слышала.

— Да, видела и слышала, и утверждает, что вы первый начали оскорблять потерпевших, а когда те словесно попробовали вас приструнить, то применили в их отношении грубую физическую силу. Видимо, под действием алкоголя.

— Да какой алкоголь⁈ Мы выпили-то всего по бокалу вина!

— Иногда и этого бывает достаточно. Вот копии протоколов, можете ознакомиться.

Я ознакомился… Надо же, все четверо рассказывали одно и то же, будто бы это именно я стал зачинщиком конфликта, а они — пострадавшие — белые и пушистые. Ну и официантка, похоже, боялась говорить правду, значит, что-то тут действительно нечисто.

— Тут всё неправильно, — заявил я, возвращая копии следователю. — Это оговор, и самое главное, зачем это сделала гражданка Портнягина? Выходит, на неё кто-то надавил? Или запугал. Не по своей же воле она написала неправду!

— Гражданин Покровский, выбирайте выражения, — набычился следак. — Те времена, когда кого-то запугивали, давно прошли. Советская милиция соблюдает Уголовный кодекс от А до Я. В общем, излагайте вашу версию событий, я буду протоколировать.

Предупреждаю, лучше говорить правду, следствие всё равно докопается до истины.

На изложение у меня ушло не более пяти минут. Диктовал и думал, почему меня не отпустили с извинениями, а продолжают «топить»? Неужто здесь, в этом небольшом курортном городке, задействованы такие силы, что им мои звания нипочём? Ведь кому-то же Сергачёв звонил, и общение это было достаточно продолжительным, однако, судя по его реакции, установка осталась прежней.

— Прочитайте и внизу, вот здесь, напишите: «С моих слов записано верно»… Число и подпись. Угу… Веселов!

Вскоре меня вновь конвоировали в КПЗ. По-прежнему один, без соседей. Ну и ладно, а то притащили бы какого-нибудь забулдыгу, он бы тут всё заблевал, чего доброго. Прилёг на нары, заложив руки за голову. Неудобно, жёстко, как тут люди спят вообще⁈ И вообще, долго мне тут ещё торчать? Мучило какое-то нехорошее предчувствие. Ведь и правда, их слово против моего и Полины. Но тут все лица заинтересованные, самое главное, что свидетель этого ЧП — официантка Портнягина — встала на сторону этих мажоров. Понятно, не по своей воле, заплатили или припугнули. А скорее всего то и другое, но суть дела от этого не меняется. Как я смогу доказать свою невиновность? Если только за меня заступятся более могущественные люди. Ведь о моих знакомствах здесь не знают, а если бы знали, то, думаю, не рискнули бы пойти на такую наглую аферу.

А что мне может грозить, даже если у пострадавших найдутся якобы трещины и переломы? Могу отделаться на первый раз условным? Тьфу, вот такие пораженческие мысли сейчас совсем не к месту. Тем более впереди бой с Али, на кону миллионы долларов, так нужные нашей стране. Нет, должны разобраться.

А вообще уже есть хочется. По идее время ужина точно наступило. Меня кормить собираются?

Я встал и затарабанил в дверь. Никакой реакции. Снова постучал, на этот раз окошко отворилось.

— Товарищ старшина. Для меня ужин предусмотрен или как?

— Ужинами вас ещё кормить, хулиганьё. Ничего, потерпишь до утра.

Окошко захлопнулось, и я снова остался наедине со своими мыслями. Лежать на голых досках после мягкой санаторной кровати было невыносимо, хорошо хоть куртка сгодилась вместо подушки. Уже проваливаясь в дремоту, подумал, как там Полина? Переживает ведь, бедная, а ей нельзя волноваться. Приехала подлечить нервы, а тут на тебе — такая история.

Ночью спалось плохо, ещё и пить захотелось. На стук в дверь откликнулся уже какой-то незнакомый сержант, принёс кружку воды, наверное, из-под крана, которую я опорожнил залпом. Потом вставал отлить, а на рассвете, с неумытой физиономией и нечищеными зубами, меня вывели из КПЗ и вернули личные вещи. Не успел я обрадоваться, как позёвывавший старлей, что вчера проводил моё задержание — и сегодня с ним в паре был всё тот же сержант — сунул мне под нос постановление о моём аресте, после чего нацепил на меня наручники и вывел во двор, где стоял уже знакомый «уазик», а его водитель открывал заднюю дверцу в отсек для задержанных.

— А куда это вы меня? — поинтересовался я.

— Тут недалеко, садись давай, — бесцеремонно подтолкнул он меня в спину.

Ехали мы в сторону окраины города, и по пути, не выдержав, старлей обернулся, спросив:

— Слушай, а ты правда олимпийский чемпион по боксу?

— Правда, — буркнул я.

— Надо же… Даже на таких управа находится. Вот что значит перейти дорогу не тому человеку.

— И кому же я перешёл?

— Так ты ещё не знаешь, что ли? — искренне удивился тот. — Главному прокурору Ставропольского края. Это его сынка ты по мордасам отхлестал. Хорошо ещё, если без перелома обошлось. Будь у него отец простым работягой — хрен бы дали команду тебя в «Белый лебедь» везти. Это у нас так следственный изолятор называется, потому что белый весь. Санкцию на твой арест Колесниченко вроде как лично подписал.