Sleepy Xoma - Путь тьмы

Шахрион все больше убеждался в том, что старому гоблину нравится играть дурачка, а может быть и выводить оппонентов из себя для того, чтобы вытянуть больше сведений. Злой как пьяный, что на уме, то и на языке. Если, конечно, он не умеет владеть собой.

Шархион умел.

— Да, не слишком внушительно, но какой властелин, такое и имя, не находишь?

Гоблин осклабился, демонстрируя пасть, усеянную мелкими острыми зубами.

— Не стоит так плохо думать о себе, несравненный. Все в этом мире течет и меняется.

— Да, только обычно — в худшую сторону. И чтобы избежать такого, всегда хорошо иметь свои глаза и уши везде, где это только можно.

Он с ожиданием воззрился на гоблина.

— Владыка, — шаман, едва услышав последние слова императора, стал собранным, его взгляд стал жестким и цепким, ловящим каждое движение. — Тебе нужна помощь немощного Инуче?

— Нужна. Я хочу знать, что творится за закрытыми дверьми дворов всех венценосцев и благороднейших дворян Лиги. И вы, гоблины, можете подобные сведения мне предоставить.

— Почему же ты думаешь, о властитель мрака, что жалкие и убогие гоблины станут делать это? Времена, когда мой народ выступал под твоими стягами, прошли. Старый Инуче боится, что навсегда. Мы пережили поражение и сумели стать полезными людям Лиги. Зачем же никчемным гоблинам рисковать всем?

Шахрион отложил огрызок и взялся за следующее яблоко. Спешить не следовало, пускай колдун, любящий задавать каверзные вопросы, поерзает, прежде чем получить ответ. Жестокий и бессердечный ответ.

— Да, в роли помойных крыс вы просто великолепны, очень, очень полезны для людей. Вам даже резервацию оставили одну — звездорожденные постарались. Они вообще любят убогих, эти эльфы. Есть только одна маленькая проблема: если Исиринатия продолжит усиливаться, то рано или поздно проглотит всех соседей, включая и Империю, после чего сама займет ее место. Вот только проблема вся в том, что с исчезновением Империи зло, как это ни странно, никуда не денется, и людям все так же будут требоваться враги. Конечно, наш вид все больше враждуют с себе подобными, но и для остальных найдется капелька ненависти. Лиоссцы — они далеко, у дварфов мощные крепости, а у эльфов — зачарованный лес. Скажи шаман, ты помнишь, что стало с орками? Или прошло слишком много времени?

Инуче помнил, это Шахрион прочел в его глазах. Последнее племя этих гордых и высокомерных воинов, кичившихся своей силой, было истреблено спустя два года после окончания войны. С ним никто не собирался заключать мирный договор.

— Мы нужны людям, они не посмеют…

Шахрион не думал, что шаман говорить всерьез. Более того, он был совершенно уверен, что недомерок играет свою роль, точно также, как это делает он сам, либо из принципа, либо набивая цену. Доказательств у него не было, поэтому Властелин продолжил, предпочтя не обращать внимания на досужие домыслы.

— Да ну? Уверен? Хочешь, не сходя с этого места, назову десяток важных причин, по которым нужно перебить всех гоблинов?

— Не нужно, жалкий и бессильный Инуче и так их знает, но лучше уж жить на помойке, чем валяться на кладбище.

— Скорее уж в сточной канаве. Таким как мы с тобой место на кладбище не положено. Не по чину.

— И что ты предлагаешь, о великий? Как расстроишь планы исиринатийского владыки? У тебя нет армии отца, нет его магов, нет его союзников — со злостью выпалил шаман. — Чем тебе помогут донесения гоблинов?

— Не только донесения. Мне понадобятся ваши тайные тропы и связи с контрабандистами, а уж для чего — это моя забота. К тому же, ты ничего не теряешь, шаман, или я ошибаюсь?

Гоблин задумался. Спектакль подошел к концу, и настало время торга. Забавно, в этом мире все можно купить: и знания и оружие и даже добродетель. При этом продающие всегда будут кричать про необходимость, истину и честь. Шахрион давно осознал, что самые большие подлецы вопят о нравственности громче всех.

— Да, бесполезный Инуче ничего не потеряет, но и не приобретет. Что ты можешь предложить, о повелитель мрака, слабым и жалким гоблинам в обмен на их никчемные труды?

— А что ты хочешь, верховный? — Посмотрим, какова цена у нашего нового союзника.

— Ничего из того, что у тебя есть.

— Правда? — с усмешкой спросил Шахрион. — Даже золота и драгоценных камней? У меня их немало.

— Откуда? Последние копи перестали приносить дары гор еще до твоего взошествия на престол, о богатейший из богатых.

Черный Властелин задумчиво откинулся на спинку кресла.

— Не совсем так, кое-что добывали почти три года после его смерти, — автоматически поправил шамана император, после чего загадочно улыбнулся. — И ты забыл — Горы Ужаса велики, что-то могло и сохраниться.

Шаман лукаво усмехнулся.

— И сколько же ты можешь предложить, щедрейший из щедрых?

— Например, по два изумруда стоимостью в пятьдесят золотых империалов за штуку каждое новолуние на протяжении всего времени нашего сотрудничества, либо же аналогичное количество золота.

Инуче с большим трудом сумел удержать на морде невозмутимую маску. Сумма, названная Шархионом, была велика — за один золотой империал можно было купить коня. Несмотря на это император был готов платить, ведь информация в его положении стоила куда дороже драгоценных металлов и самоцветов.

— Десять изумрудов каждое новолуние, — сделал Инуче контрпредложение. — И еще полсотни в конце каждого года. Ну, или, золото на такую же сумму.

— На такие деньги можно нанять не одну сотню солдат, — заметил Черный Властелин.

— Так найми, кто же тебе мешает, — весело ответил гоблин, забывший ради такого дела излить на уши императора очередную порцию патоки. — Только вот старый Инуче сильно сомневается, что от псов войны будет толк. Не спорю, пока Империю никто не трогает, они буду тебе служить верой и правдой, прожирая скопленное в закромах, вот только при первой же угрозе разбегутся кто куда. Да ты и сам это понимаешь, иначе не решился бы тратить деньги, которых у тебя не так и много, на слухачей.

Он замолк, ожидая, как отреагирует Шархион. Император никак не отреагировал, хотя внутренне и согласился с гоблином. Деньги были нужны, но он должен знать, что происходит в мире. О чем говорят и, что самое главное, не говорят в странах Лиги. Без этого все сэкономленные средства, все реформы, все, что он начал делать не стоило ничего. Воевать в тумане с тенями — глупое занятие.

— Ты прав, как никто, верховный, — кивнул властелин. — Однако прошу тебя заметить, что гоблины — не единственный народ, способный снабдить меня сведениями. Можно нанять клан Смотрящих, например.

— Кто, эти выскочки, бегающие по крышам в дурацких черных нарядах? Не дай себя обмануть, о мудрейший! Да что они могут! Они не вызнают ничего важного, даже если спрячутся в нужник, в котором облегчается лично венценосец!

— Не знаю, не знаю. Насколько мне известно, Смотрящие — очень неплохие разведчики.

— Поверь старому опытному шаману, о повелитель ужаса, — никто лучше гоблинов не может узнать все, что скрыто. Восемь изумрудов в месяц и два десятка в конце года.

— Три и десять.

— Шесть и восемнадцать.

— Пять и пятнадцать.

— Хорошо о ниспровергающий слабых духом, считай, что мои уши — твои уши, мои проводники — твои проводники, мои тропы — твои тропы.

Условия вполне устраивали Инуче, хотя было видно, что ему хотелось больше. Что поделать — этот мир не совершенен, и никто никогда не получал в нем все и сразу, а старый шаман был слишком опытен и умел смирять свои аппетиты, равно как и понимать намеки. Властелин не просто так упомянул клан людей-разведчиков, славящихся своим мастерством.

— Ну что же, думаю, мы не станем скреплять наш договор подписями, не так ли?

— Не станем, владыка, зачем они нам нужны? Чего стоит бумага, когда есть слово?

— Истину говоришь, верховный, ничего не стоит. Скажи, как я смогу получать от тебя послания и смогу ли связаться с тобой, когда это будет мне необходимо?

— Послания, о великий, тебе будут приносить мои ничтожные слуги и поверь, они сумеют доставить их, даже если Черная Цитадель окажется в осаде. Лицезреть же твой лик, о мудрейший, старый Инуче сможет в любое удобное для тебя время. — Гоблин засунул руку в складки своей бесформенной мантии и извлек на свет большой фиолетовый шар. — Ведь у великого сохранился тириомаль?

Глава 5

Эта война с каждым часом нравилась Бирту все меньше и меньше. От нее несло изменой, заговорами и поражением. Каким-то звериным чутьем генерал ощущал надвигающуюся неотвратимую беду, причем он никак не мог понять, чего же именно стоит бояться. Словно оползень, катастрофа приближалась к войскам, не догадывающимся о том, что их ждет, и ничего нельзя было поделать, даже излить душу было не кому — кто бы ему поверил?