Избранные циклы фантастических романов. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Михеев Михаил Александрович
По-настоящему грели душу только два момента. Во-первых, едва ли не впервые с момента гибели Макарова боевой дух у моряков оказался на высоте. Сейчас они не только готовы были идти в бой — в принципе, они и раньше не отказывались, дисциплина великое дело — но и верили своему адмиралу. Такого энтузиазма при ремонте кораблей Вирен никогда раньше не наблюдал. Если матросов привлекали к каким-то работам, они, как правило, делали все ни шатко, ни валко, не без основания считая, что есть рабочие, которым за то хорошие деньги платят, вот пускай и отрабатывают. Однако сейчас люди пахали, как проклятые, и корабли восстанавливались буквально на глазах. И, что интересно, энтузиазм разделяли и офицеры. Вирену за победу готовы были простить и излишнюю жесткость в отношении нижних чинов, и то, что он был выскочкой, перешедшим, обойдя многих сослуживцев с большим цензом, из командиров крейсеров в командующие эскадрой. А еще идея о производстве наиболее отличившихся в бою нижних чинов в офицерские чины оказалась удачной. Новопроизведенные и сами выкладывались, и других подгоняли, а те, впечатленные заманчивой перспективой вырваться хоть немного наверх, рвали жилы и без понуканий. В общем, здесь все сложилось практически идеально.
Во-вторых, адмирал, как и любой нормальный человек, был не чужд лести. Во время штурма, прежде, чем русским удалось взять под контроль телеграф, кто-то из корреспондентов успел отстучать своим хозяевам, и сейчас действия Вирена оказались едва ли не самым обсуждаемым событием в мире, причем активность обсуждения еще более подогревалась отсутствием достоверной информации. Кто-то называл его русским варваром, сжигающим мирные города, кто-то, за то же самое, наверное, вторым Нельсоном, однако, в любом случае, флотоводческий талант молодого адмирала под сомнение не ставился.
Из Петербурга уже пришло сообщение о награждении Вирена орденом Святого Георгия третьей степени за победу, Святого Владимира второй степени с мечами за абордаж японского броненосца, а также возведении его в графское достоинство с пожалованием права добавить к своему родовому имени приставку — Артурский. И как высшее признание его заслуг — приказ о производстве в чин вице-адмирала… Последнее было, конечно, против всех и всяческих правил и обычаев, но первая большая победа флота после Синопа чего-то да стоила, особенно на фоне не прекращающейся чреды поражений что на море, что на суше. Император был не в восторге, но дать что-то меньшее значило настроить против себя военных, что чревато, особенно учитывая, что среди этих военных были и его, Николая, ближние родственники. Генерал-адмирал тот же, с пеной у рта доказывающий величие подвига русских моряков. Пришлось согласиться с мнением большинства, и все, участвовавшие в бою, получили свою порцию пряников. Офицеры поголовно — ордена и звания, матросов, отличившихся в бою, тоже не обделили… Правда, о визите некоего «чиновника для особых поручений» Вирен в своем рапорте упомянул вскользь, парой слов, логично рассудив, что ни один чиновник и так не допустит, чтобы его обделили наградой. Так что нечего баловать, сами справятся. В общем, победа принесла чины и регалии, а также кучу завистников. Все это после войны привело вначале к переводу Вирена на кабинетную должность, а потом, всего через несколько лет, к назначению его командующим Балтийским флотом, а позже Морским министром. Но все это, и опала, и взлет, будет позже, а сейчас новоиспеченный вице-адмирал продолжал задыхаться под ворохом обрушившихся на него дел.
Спустя двое суток. Гонконг
Гонконг. Город на одноименном острове. Кусок Китая, более шестидесяти лет назад, во время Первой Опиумной войны захваченный Британией. Самая мощная крепость и форпост Великобритании на Тихом океане. Единственная оставшаяся у них полноценная база флота в регионе.
Это место словно бы самой природой было предназначено для военной базы. Естественная защита в лице моря вокруг, самая глубоководная в мире бухта, в которой могли размещаться корабли всех классов. Британцы, народ предусмотрительный, усилили это великолепие береговыми батареями, построили склады и порт. В общем, обустроились.
Предосторожности, кстати, выглядели отнюдь не лишними — места кругом были неспокойные. Политика Британской империи породила для нее слишком много врагов. Кого? Да хотя бы тех же китайцев. Не бог весть какой противник, конечно. Любая европейская армия била их, как хотела — ну не было среди китайцев людей, способных сражаться так, как европейцы. Зато этих самых китайцев столько, что подсчитать сложно, и только дай слабину — они живо вспомнят все обиды. Сейчас-то улыбаются униженно, однако наверняка ведь помнят и как британцы наводнили их страну опиумом, и как пушки их кораблей раздавили попытку китайских властей защитить своих подданных от ядовитого дурмана. И еще многое помнят, ждут, когда появится возможность ударить в спину, раз уж кишка тонка драться лицом к лицу. И таких вот, ненавидящих, хватало по всей планете. Британцы не обманывались, зная, что много наворотили, и что врагов у них — весь мир. Что же, это лишний повод лишний раз укрепить военные базы и построить еще несколько броненосцев, только и всего. Неудивительно, что Гонконг был крепостью, очень крепким орешком, о который мог обломить зубы кто угодно.
Грозные форты внушали уважение и уверенность. Флот, практически в полном составе расположившийся в бухте, тоже. Ведь сейчас, после того, как русские и японцы изрядно обескровили друг друга, он, теоретически, мог без проблем установить британскую гегемонию в этой части земного шара. Теоретически — это потому, что полвека назад преимущество было куда более весомым, но британцы умылись кровью, не добившись ничего. Так что — никаких гарантий. И все же броненосцы, грозно прижимающие воду бухты, смотрелись внушительно и лишний раз подчеркивали, что быть гражданином сильнейшей мировой державы и почетно, и выгодно.
Обратной стороной уверенности в величии собственной страны, чувства правильного и достойного всяческого одобрения, была потеря бдительности. Уверенность поразительно быстро переродилась в самоуверенность и презрение ко всем небританцам, а это уже чревато осложнениями. Впрочем, о подобном аспекте никто не задумывался, и в городе царила атмосфера спокойствия. Именно в этот момент, на рассвете, когда подавляющее большинство обывателей еще спало, их покой нарушила эскадра Того-младшего, вошедшая в бухту.
Адмирал бывал здесь неоднократно, да и остальные офицеры тоже. Соответственно, гидрографию района они знали достаточно, чтобы обойтись без лоцмана. И, разумеется, никакого противодействия не наблюдалось — Британская империя была всегда настроена благожелательно к Японии, во всяком случае, до тех пор, пока та действовала в ее интересах. Конечно некоторые офицеры после Вейхайвейского пожара относились к японцам настороженно, однако таких было меньшинство. К тому же, сейчас большинство из них спало. И потом, Гонконг — не Вейхайвей, здесь японцы, даже если совсем голову от саке потеряют, ничего учудить не рискнут. Эта мысль крепко засела в головах британцев. А зря.
Стоя на мостике «Якумо», Того-младший смотрел на порт с мрачным удовлетворением. Откровенно говоря, когда прошел первый запал, он с трезвой головой долго обдумывал собственное решение. Все же риск был велик, а шансы на успех в такой авантюре предсказать сложно. Возможно, окажись на его месте кто-либо другой, да хотя бы и старший брат, он действовал бы иначе. Вот только Того-младший был адмиралом ничем не выдающимся, серьезными талантами не отмеченным, зато храбрости и зацикленности на самурайской чести, что, впрочем, типично для японца, у него имелось в избытке. А потому его приказ остался неизменен, и сейчас японская эскадра вошла в британский порт. Пожалуй, это были последние минуты перед точкой невозврата, когда еще оставалась возможность все изменить, однако адмирал уже принял решение. Вздохнув, он коротко взмахнул рукой. Русский сказал бы «С богом!», но Того-младший ограничился жестом. И по этому сигналу тихо спящие, а сейчас разбуженные силы пришли в движение, превращая тихое утро сонного провинциального города в огненный ад, а заодно вписывая имя японского адмирала в историю как автора одной из самых дерзких и результативных операций той войны.
