Дворянство. Том 2 (СИ) - Николаев Игорь Игоревич

— Идем со мной, — повторила Елена. — Прочь отсюда.

Пантин явно ждал продолжения и молчал, внимательно слушая.

— Я не хочу больше здесь… жить… и быть. Скверный город, скверные воспоминания, скверные события. И опять враги кругом. Уеду. И хочу… мне хотелось бы, чтобы ты отправился со мной.

— В качестве кого? — деловито осведомился Пантин.

— Как наставник. Как спутник.

— Здесь напрашивается «как друг», — проворчал маг-воин.

— Я трезво смотрю на вещи, — пожала плечами Елена. — Друзьями мы точно не станем. Пропасть слишком велика, во всем. Но добрыми спутниками, отчего бы и нет? — она с доброжелательной улыбкой пошутила. — Глядишь, когда-нибудь ты все же расскажешь мне что-нибудь загадочное. Таинственное.

— Хорошее предложение, — очень серьезно, теперь уже без тени усмешки, и тем более иронии вымолвил Пантин. — Увы, я его отклоняю.

Елена потерла ладони, будто согревая их, посмотрела в окно, за которым нельзя было ничего разглядеть из-за бумаги. Лишь после этого сказала одно краткое слово:

— Почему?

— Всему на свете положены зачин и конец. Нашей встрече в том числе. Время расстаться.

— Мне есть еще чему научиться, — сделала безнадежную попытку женщина. — А скрытые враги никуда не исчезли.

— Ты знаешь достаточно, — безапелляционно отрезал Пантин. — Теперь достаточно.

— Чтобы бежать.

— Да. Но ты ведь прекрасно понимаешь, сколь велика пропасть между тобой и ней, — с прямой жестокостью сообщил Пантин. — И всегда понимала, даже если не хотела в том признаваться самой себе. Мы, я и Чертежник, научили тебя достаточно хорошо, чтобы управляться с обычными неприятностями. От прочего же можно только бежать. Так что... беги. Как и намеревалась, собственно.

— А знаешь, — хмыкнула Елена. — По-моему ты врешь.

— О, какие дерзкие слова для ученицы. Тем более для ученицы, которая уговаривает мастера присоединиться к ней.

— По-моему ты врешь, — повторила женщина, будто не обратив внимания на ремарку фехтмейстера. — Вернее крепко не договариваешь. Я думаю, что на самом деле ты боишься вмешиваться в события жизни. Поэтому и отдаляешься от меня. Хочешь вернуться обратно к наблюдению. Как рыбак, будешь сидеть с удочкой на берегу и дальше смотреть, как протекает жизнь мимо тебя. А люди — щепки в потоке.

Пантин промолчал.

— Может, все-таки передумаешь? — попросила Елена. — Я думаю, мои попутчики здесь останутся. Они устроились, дальше в бездомные странствия не пустятся. Кто-то прижился, кого-то держит долг. Насильника я сама не хочу дергать, он при Храме, ему там хорошо и спокойно. А одной… — она заколебалась, но все-таки закончила честным признанием. — Страшновато. Ну, хоть на какое-то время?

— Узрите, вот чаша, что была пуста и жаждет вновь обрести пустоту, — нараспев проговорил фехтмейстер. — Вот Искра, что вновь захотела стать человеком. И так начался закат ее…

Звучало как цитата, но эта короткая речь Елене уже ничего не говорила.

— Понятно, — она решила, что пора заканчивать. — Значит, нет. Ну…

Женщина встала, опустила руки по швам, глядя в серые глаза мага.

— Жаль. Грустно… и обидно. Но я понимаю, что обида, она глупая и бесполезная, это душевное. А разумом, — Елена постучала себя по виску. — Разумом я понимаю, что мне не в чем тебя винить. Наоборот, ты поделился со мной удивительным знанием и ничего не требовал взамен. Может, это знание и не полно… но уж всяко больше чем я могла бы надеяться. Поэтому…

Она поклонилась в японском стиле, церемонно и в то же время со всей искренностью.

— Поэтому я прошу простить мою обиду. И дурные слова, которые я говорила в твой адрес… иногда. Я прошу принять мою благодарность, как ученик наставника. И как просто человек другого… человека, который пришел на помощь в трудное время.

Она поклонилась еще раз, и Пантин встал, очень мягким, текучим движением, словно жидкий робот из второго «Терминатора».

— Принимаю твою благодарность, — ответил мастер. — И отвечу на нее скромным даром.

Пока Елена боролась с растерянностью и взрывом любопытства, воин-маг достал и-за пазухи сложенный вчетверо лист пергамента. Он выглядел как самостоятельный рисунок, а не выдранный из книги отрывок. На серо-белом фоне было изображено что-то вроде одной из граней игральной кости — четыре круга, соединенные широкими линиями между собой в квадрат и по диагонали. Каждый кружок был подписан, также отдельная надпись венчала одну из косых линий. Елена напрягла память и глаза, продираясь через сложную вязь архаичного шрифта (при том, что лист не выглядел очень древним, краски казались свежими, материал не выцвел).

«Сильный»

«Слабый»

«Опережая»

«Опаздывая»

«В соединении»

Приглядевшись, Елена поняла, что на рисунке есть еще две пары стрелочек, изогнутых причудливыми зигзагами. Одна пара — обычные, просто очень тонкие, вторая — пунктирные, все четыре шли от круга «опережая» к надписи «опаздывая».

— Владей, — Пантин разжал пальцы, буквально вынудив ученицу подхватить лист.

Елена сразу отметила, что пергамент не только хорошо выделан, но и явно чем-то пропитан для убережения от влаги. Опыт писца подсказал — рисунок в три цвета изображен лучшими чернилами.

— Я в любом случае принимаю дар с благодарностью, — Елена прижала лист к сердцу обеими руками, однако не удержалась от укола. — Еще бы понять, что он символизирует.

— Здесь, — улыбнулся Пантин не без издевки, хоть и добродушной. — Все секреты Высокого Искусства.

— Э-э-э… — вырвалось у Елены. — Все-все?

— Да, — с предельной серьезностью кивнул воин-маг.

— Боюсь… я не понимаю.

Елена снова пригляделась к рисунку.

— Используй то, что находится рядом для преодоления того, что напротив, — посоветовал Пантин. — И этого хватит для победы над любым противником.

— Но я все равно не…

Мастер приложил палец к губам, призывая к молчанию, и женщина осеклась.

— Когда поймешь, считай, что познала истину боя. Проникла в сердцевину искусства причинения смерти, — так же серьезно промолвил Пантин. — В точку опоры, ступицу, вокруг которой оборачивается все остальное. После этого для тебя останется лишь практика. Очень много практики. Увы… — он покачал головой. — Больше мне нечего дать тебе. Распорядись этим даром, как пожелаешь и сочтешь нужным.

Елена бережно сложила пергамент вдвое и поместила в тубус из вощеной кожи, туда где хранилась грамота лекаря.

— Спасибо, — ответила она. — Я буду думать над этим знанием.

— Хорошо, — согласился Пантин. — А теперь… удачи.

— Постой! — воззвала Елена уже в спину мастера. — Мне попрощаться за тебя с Раньяном?

— Как сочтешь нужным, — Пантин так и не оглянулся, выходя. — Доброго пути, Искра…

И все-таки он оглянулся, в тот момент, когда Елена уже и не ждала

Женщина не раз видела мастера улыбающимся, ведь Пантин был избавлен от злобной мизантропии Фигуэредо. В основном это были усмешки, полные едкого сарказма или около того, хотя случались и более добрые варианты. Сейчас же… старик глядел на молодую женщину с печальной мудростью и будто хотел ободрить ее, но в то же время понимал, что это бесполезно. Так мог бы смотреть пришелец из грядущего на детей раннего Советского Союза, грезящих коммунизмом. Или участник Первой мировой на людей из середины девятнадцатого века, беспредельно верящих в доброе торжество науки.

— Помни, Yr un wnaeth wagio'r llu, что судьбы нет, — очень мягко произнес он, и каждое слово древнего мага казалось наполненным бездной смыслов. — Есть лишь выбор человека. Нет судьбы и нет будущего, мы создаем их сами нашими поступками.

Елена моргнула, и в краткий миг, пока ее веки сомкнулись, фехтмейстер прикрыл за собой дверь, исчез, будто его и не было здесь.

Женщина открыла рот, словно желая что-то вымолвить в пустоту. Закрыла, повторила еще несколько раз как рыба на берегу.

— Черт возьми, сказала она, в конце концов, и попробовала вспомнить загадочное обращение мастера. Странный диалект, возможно, язык, каким он был четыреста лет назад. Первое слово явно отсылает к отъему чего-либо, другое имеет общий корень с «силой», но слишком много возможных значений. «Забравший полноту»? «Вор настойчивости»?