Депутат - Алексей Викторович Вязовский
— Сёму Смолевича знаешь? — отмяк Гирш, а я облегченно выдохнул. Ну вот и все. Флеш-рояль. Значит, Смолевич эту поганку замутил.
— Шапочно, — поводил я пальцами в воздухе, изображая ими некоторую неопределенность. — В приемной Хасбулатова виделись как-то раз, в казино он тут был. А по бизнесу и не пересеклись почти.
— Ну, вот и познакомишься, — милостиво кивнул Гирш. — Ты сделай все как надо, а мы тебе еще тему жирную подбросим. Ты не волнуйся, такие услуги мы не забываем…
Он пел и пел, а я судорожно размышлял. Мы! Он говорит не я, а мы. Кто эти мы? Те, кто мою страну растаскивает? Наверное. А поставлен от этих людей Джордж Сорос, главный доставщик демократии папуасам. Именно с ним я вскоре должен увидеться. Меня протестируют на предмет вменяемости. Видимо, появились немалые сомнения, достоин ли я и дальше работать за них губкой, собирая на себе все говно.
— Ну, я пойду? — протянул я руку.
— Иди, — дозволил Гирш. — И не пропадай больше. Обижусь.
* * *
Китаец появился у меня дома через неделю, сияющий, как медный таз. Мы обнялись, и я задал вопрос, мучивший меня с той самой минуты, как только узнал о его появлении.
— Братан, ты что, оформил паспорт?
Он молча достал из внутреннего кармана зеленую книжицу с надписью Republic of Korea и иероглифами.
— Но как? — едва вымолвил я. — Ты все-таки женился? И что за прическа у тебя? Ты как клерк из банка выглядишь.
— Меня теперь зовут господин У Джин Хонг. Ты сказал приехать с паспортом, и я приехал с паспортом, — ответил Китаец. — Ты же не сказал, что паспорт должен быть мой собственный. А жениться я не согласный. Мне кореянки что-то совсем не заходят. Пищат в постели до того противно, что даже стояк пропадает. Я ржать начинаю, и ничего сделать с собой не могу.
— Так это… — показал я на паспорт и прическу.
— Напрокат взял, за косарь зелени в неделю, — кивнул Димон с довольной мордой. — У одного из наших бедолаг, что на заводе спину гнет. Я оттуда по своему паспорту в Турцию полетел, а из Стамбула по корейскому — сюда. Я тебя уверяю, братан, турки азиатов друг от друга не отличают. Впрочем, для корейцев все круглоглазые варвары тоже на одно лицо. Они там шовинисты еще те.
— То есть ты сейчас официально в Турции! — восхитился я. — Красавчик! Ни маме, ни папе, ни Карасю! Ни единой душе, что ты здесь! Понял?
— Да что тут у вас происходит-то? — пристально посмотрел он на меня.
— Да ничего особенного, господин У Джин, — усмехнулся я. — Кое-кто решил нас отжать. А мы с тобой возразим против этого акта насилия. Ты готов?
Глава 6
Визит Сороса в Москву мало чем отличался от визита главы какого-нибудь правительства инкогнито. И вроде обычный коммерсант, пусть и весьма успешный, но все, кто был в теме, относились к этому событию очень и очень серьезно. Как инвестор этот тип был мало интересен, а вот сеть развертываемых им фондов, плотно завязанных на западные разведки, заставляла недобитые спецслужбы молодой России в отчаянии рвать на себе волосы и жевать рукава кителя. Прямо на глазах интеллектуальная, научная и управленческая элита стран перекрашивалась в нужные цвета, и все это проходило под знаменем привнесения демократических ценностей на дикие земли. А еще господин Сорос в моей прошлой жизни пытался инвестировать в нашу страну (читай — хотел купить на халяву и перепродать дороже), но не на тех напал. В российском правительстве сидело еще более отпетое жулье, чем он сам. В результате несложной комбинации господин инвестор угорел на миллиард долларов и унес ноги, на ходу зализывая раны.
А пока его здесь ждут, мы с финансовым блоком в лице Йосика Варшавера занимались тем, что он называл мозговым штурмом, а я — мудёвыми рыданиями. Причина уныния была предельно проста: стресс-тест наш банк при отзыве депозита Минфина не проходил никак. Все просто разваливалось, даже несмотря на то, что инфляция понемногу превращала чудовищную поначалу сумму в не такую уж и чудовищную.
— Может, выпустить акции банка? — Йосик, который не спал вторые сутки, обнял больную голову обеими руками и с мукой во взоре уставился на меня. — Продадим их каждой старушке на лавочке. Золотые горы пообещаем…
— И зачем? — спросил я его.
— Обрушим показатели, и через год выкупим в десять раз дешевле, — с надеждой посмотрел он на меня.
— Порвут, — значительно молвил я, вспоминая опыт «народных айпио» из моей прошлой жизни. — Такие фокусы позволены не только лишь всем. Нам они не позволены.
— Да, точно, — с кислой миной кивнулЙосик, — но, согласись, шеф, идея-то перспективная…
Так мы перебрали еще множество его идей, от вполне рабочих, вроде продажи недвиги на Кипре, и заканчивая такими, что граничили с клиническим идиотизмом. Мозговой штурм он такой, бессмысленный и беспощадный.
— Ладно! — хлопнул я по столу на вторые сутки непрерывного курения, пития кофе с коньяком и коньяка без кофе. — Иди, Иосиф, я сам разберусь. Ни хрена вас в ваших университетах не учат. Никакой фантазии. Целуй папу в кобуру, папа отмажет.
— Правда? — с робкой надеждой посмотрел на меня Йосик.
— Надеюсь, — ответил я и отпустил его спать. — А пока найди мне того, кто перевезет через границу несколько десятков миллионов долларов налом.
— У меня таких знакомых нет! — в ужасе замотал головой Йосик. — Это вам среди пациентов психиатра поискать нужно.
— Отличная мысль! — восхитился я. — Можешь ведь, когда захочешь! Настя! — нажал я кнопку селектора. — Григория Александровича пригласи ко мне на два часа, Владимира Николаевича и Троллейбуса…
— Кого? — удивилась секретарша.
— Да Сашку-металлиста, — пояснил я. — Не помню я его отчества!
Братва, которая уже вернулась из своих командировок на курорты Средиземноморья, заявилась минута в минуту, строго соблюдая бандитский политес. Опоздать на встречу никак нельзя, за неуважение и предъявить могут. А раньше приходить — это ты вроде бы как лох получаешься, раз ждать вынужден. Тоже нехорошо. Я жестом пригласил всех садиться, а потом торжественно заявил.
— Итак, господа концессионеры, нас с вами хотят отжать. Что будем делать?
— На пики их посадить, — обиженно засопел Копченый.
— Мысль здравая, но прямо так сразу нельзя, — с сожалением сказал я. — Может получиться международный скандал. И тогда нам припомнят все, что было и
