Эволюционер из трущоб. Том 3 - Антон Панарин
— Там же ливень, — обалдел я от такого задания.
— Ну и отлично. Ты как раз разогрелся. Сходишь пару раз туда-сюда, а я тем временем баню затоплю. Давай, давай. Не трать время попусту.
— Каллович, совсем у тебя совести нет, — покачал я головой, выходя из парилки.
— Я тебе сейчас уши надеру! — прикрикнул на меня капитан.
— Не подходи! У меня топол! — закричал я и шутливо стал отбиваться, не пытаясь его поранить.
— Ещё раз огрызнёшься, и я тебе его промеж булок затолкаю, — погрозил мне пальцем Гаврилов.
Смеясь, я выбежал под дождь и едва не поскользнулся. Поставил топор, прислонив его к стене бани, а сам пошел к колодцу. Земля размокла, превратившись в кашу, и мои новенькие кроссовки, подаренные Гавом, превратились в два куска грязи. Остановившись у колодца, подставил ящик, залез на него и стал вращать ручку.
Издавая жуткий протяжный скрип ведро неторопливо поднялось наверх. Вытащил его, снял с крючка и поволок в баню. Нести было тяжело, ещё и грязь эта то и дело норовила уйти из-под ног, опрокинув меня на спину. В итоге я расплескал половину ведра, пока дотащил его в парилку.
— По полведра носишь? Халявщик, — хмыкнул Гаврилов, стоя на коленях возле печки, в которой уже тлел розжиг.
— Я, в отличии от тебя, лаботаю, — возмутился я и направился на выход.
— Так я сегодня уже отработал, — резонно заявил Гав. — Считай, что у меня выходной.
Выйдя на ливень, я понял одно. Я буду наполнять водой чёртову бочку до самой ночи. А мне очень не хотелось этим заниматься. Да, тренировка, и всё такое. Спина и плечи уже ныли от тяжести ведра, но — блин. С такими тренировками я снова угроблю спину. А мне ещё жить и жить! Не хочу я так же страдать, как в прошлой жизни. Значит, выход только один.
Я поставил ведро в грязь и потащил его к колодцу, прижимая к земле. Позади меня оставалась ровненькая полоса грязи, без лишних рытвин и канав. Пока шел, заметил, что мама смотрит на меня из окна, помахал ей рукой, она сделала то же самое в ответ. На лице мамы была тревога и даже злость. Злилась явно на Гава. Оно и понятно. Единственного сына после больницы — вот так вот эксплуатируют! Срамота!
Я дотащил ведро до колодца, отставил его в сторону и потянулся к мане. Приложил ладонь к земле и направил волну холода тоненькой ниткой в сторону бани.
Дорожка грязи, которую я разровнял ведром, тут же стала схватываться льдом. С самодовольной улыбкой я зацепил ведро за крюк, сбросил его в колодец и услышал едва различимый бульк. Залез на ящик, и стал крутить ручку. Спустя тридцать секунд ведро показалось из колодца. Я вытащил его, снял с крюка, а после с разбега поставил его на ледяную дорожку.
Тяжелое ведро покатилось по застывшей поверхности, лишь немного расплёскивая воду по пути. Доехав до конца, оно ударилось о стену бани, но на бок не перевалилось. С радостной улыбкой я рванул к ведру, схватил его и потащил в парилку. Выливая воду в бочку, заметил, что Гаврилов смотрит на меня и качает головой.
— Что не так? — спросил я.
— Жулик, — вздохнул он.
— Задача какая была? Плинести воды? Я плинёс. — Шмыгнув носом, я побежал за новым ведром.
— Что же из тебя вырастет? — послышалось за моей спиной.
Что вырастет? Ясен пень, что из меня вырастет архимаг! Ведь от осинки не родятся апельсинки. Хотя я сын Архарова, а насколько я слышал, он так и не достиг вершин магического мира. Ладно, будем посмотреть.
Следующие двадцать минут я скользил по льду к колодцу, а обратно толкал уже полное ведро. Гава такой способ не устраивал, ведь он ломал его тренировочный план, но сам виноват. Как поставил задачу, так её и выполнили. В итоге, работа у меня закончилась, а баня до сих пор не натопилась. Оставив ведро у колодца, я заглянул в парилку, где сидел Гав и укоризненно покачал головой.
— Плохо лаботаешь, лодыль.
Гав лишь улыбнулся и ничего не ответил. На него напала какая-то задумчивость, явно связанная со смартфоном, который он держал в руке. Даже интересно, что он там вычитал?
Через час банька разогрелась и первым париться отправили меня. Что и говорить. Моё замечание Гаврилов принял слишком близко к сердцу и натопил баню так, что там было невозможно дышать. Каждый вдох обжигал лёгкие, да что уж там! Даже глаза держать открытыми было неприятно.
А ещё этот гад сел под дверью в надежде, что я пулей выскочу из парилки и он сможет отпустить язвительный комментарий. Наивный. У меня осталось ещё немного маны, поэтому я запросто подкорректирую температуру. Подойдя ближе к печке, я протянул руку к её стене и по ней поползла тоненькая полоска инея, которая практически сразу растаяла, обратившись в пар.
Стало намного легче дышать, а воздух превратился в молочно-белую пелену. Он уже не обжигал, а скорее стал влажным и согревающим. Я лёг на верхнюю полку и начал лениво похлопывать себя веником.
— Холошо! Надо ещё палку поддать! — выкрикнул я, стараясь, чтобы Гав услышал.
Парился я минут двадцать, после дверь парилки распахнулась, и в неё вошел Гаврилов в одних трусах.
— Ныряй в бочку и живо на выход. Нам с Лизой тоже нужно попариться.
На языке вертелся похабный вопрос, но я не стал его задавать. Ясное дело, они тут будут не только париться.
— Да, товалищь капитан! — выпалил я и козырнул, слезая с полки.
— К пустой голове руку не прикладывают, — усмехнулся Гаврилов.
— Как холошо, что в моей есть мозги, плавда?
— Правда, — ответил Гаврилов, и его взгляд мне не понравился.
Две массивные ручищи схватили меня подмышки и окунули с головой в бочку с ледяной водой. Зараза! Я же сам себе подлянку устроил! Пока вёдра катились по льду, вода в них остывала ещё сильнее! Кожу обжег сильный холод, сбив дыхание. Сердцебиение участилось, я вынырнул и вдохнул полной грудью.
— Куда собрался? — спросил Гаврилов и надавил мне на макушку, заставив снова скрыться под водой.
Следующие тридцать секунд я пытался вырваться, но
