Civilization (СИ) - Коллингвуд Виктор
В шаге от него Кханар катался по земле с выпученными глазами и хрипел. На синих, как у мертвеца, губах его стояла розовая пена, бородатое лицо исказила гримаса чудовищной боли. Ужасное зрелище!
Никто не оказывал ему помощи — и не умели, и боялись. Даже Асхенаб, его отец, стоял как истукан, тупо глядя на происходящее, и, казалось, боялся пошевелиться.
Хуторяне и бандиты толпились чуть поодаль. Несколько женщин дикарей громко орали и царапали себе лица. Все, разумеется, были сильно напуганы.
— Что тут за черт происходит? Чего вы сюда явились? Разве я вас звал? Отвечай! — обращаясь к вождю, начал я нервно отыгрывать свою роль. Получилось не грозно, а скорее визгливо: точь-в-точь покойный Жириновский! Впрочем, дикарей сейчас можно было напугать даже громким «бу».
Бледный Виктор подскочил к Асхенабу и начал переводить.
— Прости, Великий — наконец обернулся он ко мне — мы только хотели посмотреть твою…
— Заткнись! — заорал я как можно громче, пытаясь заглушить в себе страх от увиденного. Убирайтесь отсюда, вас не звали! Это место — Табу! Табу! Нельзя подходить!
Единоплеменники бандитов что-то залопотали. Кханар, тем временем, совсем посинел и затих.
— Подойди поближе — позвал я Виктора. — Это как его так долбануло-то? Смотри, отморозка сожгло совсем! Какого %@%;№;%:?*⁇%; Витя⁈ Я на такое не подписывался!
Алина пробилась сквозь толпу и схватила Кханара за руку — видимо, пыталась прощупать пульс.
— Да мертвый он, — сказал Виктор, в изумлении глядя на нее.
— Даже если мертвый — это пока только клиническая смерть — блеснул я познаниями. — Его ещё можно спасти! Нужно сделать ему искусственное дыхание и массаж сердца! Надавливай на грудь, где-то 25–30 раз надо надавить. Потом — 2 вдоха через рот.
— Нет, я ему помогать не буду — ответил Виктор, с брезгливым видом отходя в толпу хуторян.
— Эй, кто-нибудь! Сергей! — закричала Алина.
Сергей вышел из толпы и присел возле Кханара.
— Давай, нажимай ему на грудь. Ритмично. Да, так…
И мы втроем занялись этой полудохлой канальей Кханаром. Сергей прокачивал ему сердце, Алина вдувала в легкие воздух, я же судорожно вспоминал инструктаж, полученный когда-то бесконечно давно, при обучении на вождение, и говорил им, как это надо делать. Кто бы мог подумать, что эти знания понадобятся…. Как перепугаешься, всё вспомнишь, даже то, чего и не знал!
Наконец Кханар захрипел. Синюшная бледность постепенно сходила с лица, установилось неровное дыхание. Глядя, как возится с ним Алина, я вдруг увидел в этом Кханаре не грязного тупого дикаря, насильника и ублюдка, а просто обычного юношу, не лучше и не хуже других, которому не повезло родиться в скверное время, в неправильном месте и в совершенно неподходящей компании.
Ладно, черт с ним, пусть живет.
Я оглянулся на присутствующих. Тут собрались уже все — и дикари, и хуторяне, и даже рабы дикарей. Когда я пересекался взглядом с кем-то из варваров, они опускали глаза долу. К телу Эггона так никто и не подходил.
— Почему они не забирают мертвеца? — спросил я у Алины.
— Они боятся. Не понимают, отчего он умер, и потому опасаются подходить, — вдруг его смерть перескочит на них? Они верят, что смерть заразна, как проказа.
— Ну и отлично! Ты объясни им поподробнее, что мой саркофаг трогать нельзя. Иначе будет плохо. Страшная смерть, гнев богов, все дела. Хорошо?
Алина кивнула.
— А еще скажи, что я разрешаю забрать этого, — как его, — Эггон? Короче, пусть уберут его отсюда и зароют. Не надо, чтобы он тут валялся прямо у входа в модуль. Мне он тут не нужен.
Дикари долго пререкались, кто будет заниматься трупом, и все отказывались — громко, шумно, демонстративно, как цыгане на базаре. Не знаю, как завелась такая манера общения, но теперь все, и хуторяне в том числе, вели себя нарочито эмоционально, жестикулируя и крича. Даже для них бить себя в грудь, рвать волосы, выть, и даже исступленно кататься по земле стало нормой, причем по любому поводу.
В итоге мертвеца забрали и куда-то унесли. Я ушел в модуль и присел возле своей капсулы. Меня била дрожь. Нечасто вот так вот близко увидишь человека, погибшего насильственной смертью. А ведь, получается, что убил его я!
Не могу понять, почему так произошло. Напряжение на клеммах аппаратуры было не так уж и велико — Виктор сказал, порядка 200 вольт. Никого не должно было убить, хотя тряхнуть могло здорово. Меня не раз било током 220 в., неприятно, но не смертельно. Кто его знает, что же случилось….
До возвращения в капсулу я так и не сомкнул глаз. Длительное пребывание в стасисе позволило моему мозгу отдохнуть так основательно, что, пробудившись, я мог бодрствовать в течении двадцати суток без тени усталости. Тем лучше: ночью я мог отдаваться размышлениям и строить планы, днем — лихорадочно их претворять. Времени было мало, а сделать нужно многое!
Бывшие рабы сразу же накидали идей, что надо сделать в первую очередь.
— Костя, нужно первым делом снова одомашнить коров, — резонно и назидательно сообщила Мария Афанасьевна, — пока их совсем не выбили охотой и бескормицей! Срочно надо это сделать, пока там, в степи еще есть те, которые меня помнят!
— Можно разобрать большие куски металла, швеллеры и тракторные рамы. Раскалить хорошенько, и зубилом разрубить на куски, — предложил Сергей.
— Про гигиену им расскажи — продолжила старушка, — а то живут, как свиньи, в грязи. А самое главное — чтобы не били нас, и кормили по-человечески!
Асхенаб, после всего произошедшего, оказался весьма покладист. Хуторян выпустили из барака и поселили в одном из старых домов. Бежать им все равно было некуда, — цивилизованных поселений нигде больше нет, это нам давно уже стало ясно, а здесь, хотя бы, есть шанс не умереть с голоду. Отправившись в степи, нам удалось наловить несколько одичавших коров с телятами, а значит, на столах у людей вскоре появится молоко, масло и творог.
С дикарями пришлось очень много общаться по самым, казалось, элементарным вопросам. Я долго вдалбливал в их пустые головы, что хуторян им следует держать на равных с собой. И не надо разбазаривать металлы так, как они привыкли — новых может и не сыскаться. Не убивать и не избивать всех подряд. И, самое главное — мой модуль– табу!
— А если ты умрешь? — ехидно спросил Асхенаб, — Кто защитит его?
— Он под охраной богов, — объяснил я ему. — Боги бессмертны, они будут защищать его всегда!
Тем не менее, перед уходом в стасис мне, конечно, пришлось попросить Виктора вернуть все «как было». Он восстановил электроснабжение капсулы, а вот отключать обшивки отказался.
— Думаю, Костя, пока не стоит, — сказал он. — Этим уродам хоть кол на голове теши! Сегодня они боятся сюда подойти, а вот что им завтра придет в голову — никому не известно! Пусть обшивка пока остается под напряжением. Ты, главное, не забудь об этом! Держаться за обшивку и за землю одновременно нельзя, сам видел, что было…
С хуторянами я попытался наладить вопрос с исчислением времени. Хотелось бы, чтобы в следующий раз меня все-таки встретили, а для этого нужен календарь. Правда, очень скоро я понял, что измученным тяжелой жизнью людям — явно не до этого. Но Виктор все же обещал попытаться.
В последний день меня провожали и хуторяне, и дикари. Мне очень хотелось обнять соотечественников на прощанье — ведь через 20 лет уже немногие из них встретят меня, но при варварах мне нельзя было делать этого, чтобы не уронить свой «божественный» статус. Поднявшись на невысокую деревянную лесенку — Виктор сделал ее специально, чтобы мне не пришлось забираться в модуль прямо с земли, — я оглянулся на провожающих. Старенькая Мария Афанасьевна плакала и мелко крестила меня иссохшими пальцами. Её я уже не увижу. Алина, с трудом взобравшаяся на холм, поддерживала ее под руку. За ее подолом пряталась пара детей — мальчик лет пяти и совсем маленькая девочка. Виктор мрачно смотрел на меня, опираясь на палку, и, похоже, мысленно тоже прощался. Лишь жизнерадостный Сергей о чем-то болтал с дикарями на их отвратном языке.
