Я должен стать Главным Героем или… (СИ) - Александр Якубович

Мое пубертатное воображение рисовало всякие ужасы, например, как Шереметьевы меня ловят, а потом заставляют оплодотворять женщин из их клана, само собой, для получения свежей магической крови. От таких мыслей шишка начинала дымиться во всех смыслах, так что я принял волевое решение начать сублимировать нереализованную сексуальную энергию в реальные действия.

Я встретился с дядей Ваней, забрал у него часть своих трофеев и отправился мутить бабки. Кафе, которое держал Ахмед, встретило меня духотой, мухами и компашкой Рината в углу.

— Эй! — крикнул «младший» смотрящий и махнул мне рукой, мол, подойди.

— Я к дяде Ахмеду! — ответил я этому щеглу, и остался стоять на пороге.

— Сюда иди, я сказал! — рыкнул Ринат.

Поборов желание послать его в жопу прямым текстом, я повторил, что пришел к его дяде, а не к Ринату. Компания уже стала подниматься из-за стола, но тут из недр заведения появился сам пожилой горец, и, зыркнув на молодняк, пригласил меня в коморку.

Там я вывалил на стол второй рог и пару клыков. По моим прикидкам, реальная цена этого добра на черном рынке была не меньше четырехсот тысяч рублей.

— Дам пять тысяч, — сказал Ахмед.

— Двести, — нагло ответил я, глядя на горца снизу вверх.

От такой суммы мужик аж покраснел и забыл, как дышать.

— Какие двести⁈ Ты что, совсем с ума сошел⁈

— Ну, тогда хотя бы сотка. Только рог стоит триста тыщ, — нагло сообщил я.

Ахмед прищурился, после чего сказал:

— Ты сейчас встанешь и уйдешь. А это, — он положил свою волосатую лапу на трофеи, — останется здесь. Я знаю, где ты живешь, понял?

— А я знаю, что Шереметьевы вам глаз на жопу натянут, дядя Ахмед, — ответил я.

Мы оба замерли, и только муха, тварь такая, летала вокруг моей бошки и норовила сесть куда-нибудь на лицо.

— Сорок тысяч, — медленно сказал Ахмед.

— Сорок за рог и по пятерке за клыки.

— Тридцать пять за рог и по четыре за клыки.

— Продано, — сказал я, протягивая руку горцу.

Он недовольно коснулся моей ладони, а потом — выудил из-под фартука котлетос и отсчитал нужную сумму. И хотя тут в ход пошли уже тысячные, у меня образовался такой неплохой пресс наличности.

— Борзый сильно, — прошипел Ахмед.

— Вы все равно в накладе не остались, дядя Ахмед. Не гневайте Всевышнего своей жадностью, — ляпнул я, отчего горец едва не придушил меня взглядом.

И откуда это вылезло?

Впрочем, все развивалось ровно по тому сценарию, как я и ожидал. Не успел я отойти и два квартала от кафе дяди Ахмеда, дорогу мне перегородили друганы Рината и еще пара лбов. В общей сложности — пять человек. Самого «дорогого племянника» с ними не было, но я мог поставить жопу на то, что он ныкался где-то рядом, контролируя процесс отжатия у меня бабоса. Меня мигом обступили — бежать некуда, поймают сразу.

— Бабки гони, — прошипел один из урков, со щелчком доставая из кармана выкидуху.

— Быстро блять, — добавил второй.

Даже если бы я отдал им деньги — будут резать, это я видел по звериному оскалу того, что с ножом. Видимо, зря я вякнул про Шереметьевых.

Конечно, можно было бы подкопить силенок и попробовать жахнуть огнем во все стороны, но тогда пострадает моя одежда и деньги. А еще я не хотел сильно палить то, что у меня проснулось магическое энергоядро.

Грузовик-кун, какая же ты мразь… Не мог засунуть мою душу в тело какого-нибудь аристократа? Желательно, из семьи побогаче. Были бы тебе подвиги и следование канону, такое тоже есть, я же знаю…

Посмотреть на нож в руках гопника, раскалить рукоятку, чтобы обожгло ладонь. Тот, что слева от меня, тоже держит в руках нож, значит, с ним и будем работать.

Мне не хватало массы, роста и физической силы, но все это я лихо компенсировал знаниями, что подарил мне грузовик-кун в мою первую встречу с гопотой. С места, экономя силы, ударить локтем в подбородок того, что стоит слева, схватить за кисть и перехватить нож. Пока главарь кричит от боли в обожженной ладони, а остальные не понимают, как малец двигается с такой скоростью — зайти за спину гопнику и несколько раз ударить добытым ножом в грудь. Отпрыгнуть в сторону, выжечь магией глаза еще одному гопарю, который был ближе всего, и ударом под колено бросить его под ноги его же товарищам.

Свалка, куча-мала. Главарь уже пришел в себя. Наклонился подобрать нож. Я не успеваю, на мне еще двое, которые просто бросились вперед, пытаясь повалить на землю. Машу перед собой ножом, отгоняя гопников. Один хватает меня за руку, тянет на себя. Проваливаюсь в это движение — использую чужую силу, чтобы получить дополнительный импульс, выставляю перед собой нож, загоняя лезвие в живот противника. Оглушающий удар по затылку — все поплыло, но успеваю перекатиться в сторону и вскочить на ноги. Осталось двое. Тот, которому я насовал в грудь — уже затих, слепой орет и царапает глаза, а последний — держится за живот, пытаясь остановить кровь.

По глазам гопарей вижу, что они напуганы. Особенно тем, что один их кореш внезапно ослеп.

— Вопросы? — спросил я, тяжело дыша.

— Ебнутый какой-то… — пробормотал главный.

Я же развернулся и побежал вниз по улице. Надо зайти домой, смыть кровь, переодеться. Вещи придется выбросить — маман удар хватит, если увидит чужую кровь.

А еще мне придется что-то решать с Ахмедом.

Этот старый пидор с меня не слезет, слишком гордый. И даже если смотрящий сдаст назад, то вот его племянник — точно что-нибудь начудит. Так что придется кончать обоих.

По окружающему пространству пошла мутная волна и я достал из кармана записку.

'Каноничное событие № 7. Бандитские разборки.

Они все равно ублюдки, их не жалко.

Б. Г.-кун.'

Так. Седьмое? А где события с третье по шестое? Или было уже три? Записка в моих руках зашевелилась, после чего на ней появились новые буквы.

«Влом останавливать каждый раз время. Но это уже седьмое, вроде как»

— Блять! — выругался я, засовывая записку в карман. — Ладно…

Когда я привел себя в порядок, настало время решительных действий. Отсчитал тринадцать тысяч. Десятку отдельно, трешку отдельно. Остальное — положить в листик из тетрадки, загнуть края и — на улицу.

Дядю Ваню я нашел быстро, на том же месте, где разошлись час назад, будто бы он меня ждал.

— Привет, Илья, — кивнул бомж, посасывая папиросу.

Мои блатные сигареты мы скурили еще в тот день, когда