Журналист: Назад в СССР (СИ) - товарищ Морозов
Кабинет замредактора и руководителя отдела спецпроектов выглядел небольшим, но достаточно уютным и светлым. Солнце щедро проливало ласковые лучи через открытые окна, большие и высокие. Сквозь оконный проем виднелись троллейбусная остановка, небольшой городской скверик и далекие речные просторы.
— А что? Вполне себе, — одобрительно хмыкнул хозяин кабинета, бегло пробежав строки моего репортажа. — Грамотно, емко, по существу. А самое главное, оперативно. Молодец, — кратко резюмировал он.
— Я старался, Владимир Аркадьевич, — с нагловатой улыбочкой ответил я, весело глядя ему прямо в глаза.
— Вижу-вижу… — кивнул Сотников. — И даже лид[1] сделал. А заголовок сам придумал? Синицын такие заголовки любит. Помогал?
— Нет, я сам, — отрицательно покачал головой. — У меня было ещё несколько вариантов заголовков, но этот лучше.
— Ого! — воскликнул замредактора. — Мыслишь, а главное, действуешь как профессионал. И вполне попал в формат нашего издания, между прочим.
Вверху мелко исписанного мной стандартного листа формата А4 было аккуратно выведено:
«НЕ ПРОСНУЛСЯ В СПАЛЬНОМ ВАГОНЕ…»
Сотников пожевал губами, что-то прикидывая в уме.
— Полагаю, вариант «Смерть в спальном вагоне» ты тоже прикидывал? Было бы проще.
— Простота хуже воровства, — пожал я плечами. — Впрочем, если вы скажете…
На этот раз Сотников задержал на мне взгляд гораздо дольше.
— И старших товарищей уважаешь… — пробормотал он словно в ответ собственным мыслям. После чего подытожил. — Да нет, пожалуй, оставим как есть. Скромно и со вкусом. Дуй в машбюро, там машинистка Валентина Ивановна. Отдашь ей в печать. Скажешь, я велел срочно. Пойдет в текущий номер.
«А вот это уже успех…» — быстро подумал я. — «К тому же в популярном издании, где по пятницам не найти свободного журналиста, но при этом по субботам работают даже машинистки. Весьма странно. Интересно, сколько все-таки рублей у них составляет полставки стажера-договорника?»
— А потом ко мне, — безапелляционным тоном велел Сотников.
Сколько себя помню, всегда преклонялся перед сотрудниками технического персонала изданий, и прежде всего работницами машбюро. Любой почерк, даже самый небрежный или замысловатый, машинистки читают как печатный текст. При этом исправляют по ходу печати большую часть орфографических и пунктуационных ошибок, существенно экономя своему изданию на корректорах.
Всего несколько минут я посидел в машбюро, следя за быстрыми пальцами Валентины Ивановны, после чего, окрылённый, помчался в кабинет Сотникова, сжимая в руке заветный лист с машинописью моего репортажа. Я сейчас удивлялся сам себе: человек, имеющий более трех десятков лет журналистского стажа, радовался как мальчишка оттого, что в какой-то там газете приняли в печать его репортаж. Похоже, я уже начинаю понемногу вживаться не только в свое новое тело, — к нему я почти привык — но и в характер себя, молодого, и научился приниматькак свои его дела и успехи. А не принимаю ли я за чистую монету приключения тела, невольно выдавая их за приключения духа?
Об этом стоило поразмыслить, но попозже. Меня уже поджидал Сотников.
— Давай с тобой сразу договоримся, — с ходу взял быка за рога в нашем разговоре Сотников. — Вступительные экзамены, как тебе известно, начинаются первого августа, у тебя в запасе еще больше двух недель. Надеюсь, ты продолжаешь к ним готовиться?
— Конечно, — я постарался ответить как можно убедительнее.— Но еще неизвестно, пройду ли я творческий конкурс.
— Этим в приемной комиссии нынче занимаюсь я, — сухо сказал замредактора. — Это естественно — доверять практические испытания профессионалам-практикам, действующим редакторам и журналистам. В конце концов, именно к нам вы потом и придёте устраиваться на работу. Разумеется, те из вас, кто поступят.
Я молча кивнул, всё ещё не до конца понимая, к чему он клонит.
— Как бы ты посмотрел на то, если бы я предложил тебе поработать эти две недели в нашем еженедельнике? В качестве корреспондента-стажера?
— Мне?
— Ну, да. Видишь ли, дружище, у нас в редакции, в моем отделе, на днях возникли некоторые сложности. Один корреспондент приболел, другой в отпуску, а двое буквально три дня назад отбыли в срочную командировку. Они ведут одно щепетильное дело о взятках, там замешано несколько номенклатурщиков средней руки, и городское начальство попросило нас срочно во всем разобраться. Одним словом, налицо нехватка сотрудников, а текучку никто не отменял. Ты, я вижу, работаешь быстро, пишешь вполне грамотно, а самое главное — оперативно. Зарплату платить не могу, просто нет пока свободной полставки, но на гонорарах вполне можно подзаработать. Всего две недели. Но если дело пойдёт, ты сможешь сотрудничать с нами и дальше, выполняя отдельные задания редакции. У нас есть…
Он понизил голос.
—… специальный внебюджетный фонд. Он небольшой, но его вполне достаточно для поощрения наиболее активных наших корреспондентов.
Предложение выглядело заманчивым, даже очень. Дело мне знакомо, и так приятно вновь, пусть и ненадолго, погрузиться в родную стихию! Но…
— Творческий конкурс… — напомнил я ему.
— Ах, да, — кивнул Владимир Аркадьевич. — Но я же сказал, что этим вопросом на факультете сейчас занимаюсь я. Полагаю, с этим у нас проблем не возникнет. Понимаешь?
Вот теперь я окончательно понял. Равно как и то, что имея в приёмной комиссии такого покровителя, можно, пожалуй, рассчитывать и на относительно спокойное поступление в университет. Во всяком случае, шансы мои получить студенческий билет стремительно росли.
— Я согласен, — кивнул абитуриент Якушев.
— Ну, вот и славно.
В голосе Сотникова мне послышалась нотка тщательно скрываемого облегчения. Что ж, наиболее важные сведения в самых серьезных документах, доверенностях или договорах, как правило, напечатаны в самом конце мелким шрифтом. А лучше — вообще на обороте. Так что с этим необычным человеком лучше держать ухо востро.
— Что я должен буду делать?
— Пока ничего срочного, — пожал плечами Владимир Аркадьевич. — Продолжай готовиться, о творческом конкурсе не беспокойся, считай, что к экзаменам ты уже допущен, и жди звонка. Я вызову, если понадобишься.
— Да, — нахмурился я, — но не могу же я сидеть постоянно дома в такую жарищу.
— Я тебя и не заставляю. Гуляй, отдыхай, встречайся с девушками, общайся с друзьями… Но возьми себе за правило заходить домой после часа дня. К этому времени у нас, как правило, появляются задания или другая ценная информация. Если не дозвонюсь, я всегда к тебе заеду и оставлю записку в дверях.
Мы дружески распрощались, крепко пожав друг другу руки. И уже шагая по издательским коридорам, я вдруг понял, что Сотников даже не спросил моего адреса. Поначалу мне показалось это немного странным, но потом я решил, что ему не составит труда заглянуть в мои документы в приёмной комиссии и узнать адрес там.
И преспокойно отправился домой, строя на ходу планы на будущее и улыбаясь своим новым, только что открывшимся жизненным и профессиональным перспективам.
Когда я, ни о чем не подозревая, беззаботно вошёл в квартиру, то в первые мгновения ее просто не узнал.
Внутри творилось что-то невообразимое: стулья перевернуты, постельное белье все раскидано и распотрошено, книги сброшены с полок, на письменном столе словно черти с ведьмами устроили шабаш. Я в замешательстве заглянул в кухню — там, слава богу, все было в относительном порядке, просто вся посуда из шкафов была кем-то вынута и аккуратно расставлена на кухонном столе. И в настенных шкафчиках чашки, тарелки и вилки с ложками лежали кучей, а не в своих пеналах и на подставках. Определенно здесь что-то искали. И этот кто-то, неведомый мне, либо следил за домом, либо точно знал, что утром я покину квартиру и отправлюсь в редакцию. Либо — и то, и то сразу.
