Мы из блюза (СИ) - Сорокин Дмитрий
- Это всё так, - вздохнул Пуришкевич, - но к главному ответу мы пока не приблизились.
Тут в гостиную вошла матушка.
- Доброе утро, господа. Невольно слышала последнюю реплику Владимира Митрофановича. О каком ответе речь? И чем у вас так ужасно пахнет?
Я рассказал ей удивительную историю Распутина. Владимир Митрофанович дополнял мою повесть.
- Вынуждена признать, звучит куда более фантастично, чем даже романы мсье Верна, которыми я зачитывалась в юности.
- Поверьте, матушка, выглядит ещё более… Но вот и он.
В гостиную вошёл чистый, гладко выбритый Распутин в новом костюме – прежний я распорядился немедля отдать в стирку.
- Здравствуйте, Ваше сиятельство, - поклонился он матушке.
- Здравствуйте, милостивый государь. Наслышана о вашем перерождении. И как прикажете вас теперь называть?
- Благодарю, ваше сиятельство. Вы верно угадали: само сродство с Распутиным крайне неприятно мне. Соблаговолите называть меня Коровьевым. Григорий Павлович Коровьев, к вашим услугам.
- Но почему Коровьев?! – не выдержал Пуришкевич.
- Вчера, избавив литератора Чуковского от общения с какими-то босяками, я на ходу придумал это имя. Представляться Распутиным было опрометчиво. Звучит не очень благозвучно, согласен, но теперь едва ли стоит плодить лишние сущности, да и представляться отпрыском известных фамилий было бы опасно, мне еще обвинений в самозванстве не хватало.
- Вы вежливо и местами выспренно говорите, Григорий… Павлович, - заметила матушка. – Но у меня сложилось впечатление, что, несмотря на вашу несомненную образованность, эта манера несвойственна вам. Я права?
- Отчасти. Хотя в былой жизни я чаще всего изъяснялся куда проще, тут всё верно, но мы с друзьями, чтобы не потонуть в этих потоках жаргона и мата, время от времени заставляли себя разговаривать красивым дореволюционным языком – со всеми этими милостивыми государями и прочими «чего изволите».
- Кто вы по ремеслу? – резко сменила тему княгиня.
- Музыкант, ваше сиятельство.
- Пожалуйте к роялю.
- Могу, но, ваше сиятельство, если сыщется гитара, получится убедительнее, - возразил Распутин.
- Феликсон, нам нужна гитара, - приказала матушка.
Мне оставалось позвонить в колокольчик и отдать соответствующее распоряжение. Пока несли инструмент, мучения Распутина продолжались.
- Прошу вас, скажите несколько фраз в той манере, которая вам более привычна.
- Что именно нужно сказать? – уточнил Распутин… То есть, наверное, всё-таки, Коровьев.
- Что угодно, сударь. Например, каким вы видите начало вашей истории?
- Эмм… Хм… Один момент. За три дня совершенно отвык… Короче, ща. Шёл я заполночь с репы по Малой Ордынке. Дождь, слякоть. Гитара в чехле за спиной. В одной руке батл пивчанского, в другой сигарета. И тут, как в дешёвом анекдоте, какой-то хрен роняет с крыши мне на голову кирпич. В полночь. В ноябре. Под дождём, ага. Черепундель всмятку. А я прямиком на небеса. Ну, перетер там с господом богом, он меня сюда прямиком и направил – аккурат в тушку Гришки Распутина, чтоб ему на том свете икалось…
- Довольно, благодарю вас. – Матушкиному хладнокровию могла позавидовать любая статуя в Летнем саду. Я же, услышав, вроде, русскую, но совершенно чуждую речь, отчего-то разволновался. Пуришкевич, смотрю, тоже. И я ещё порадовался, что батюшка мой сейчас в Крыму. – Вот и гитара, - продолжила матушка. – Сыграйте же нам, Григорий Павлович. И оставьте титулование, пожалуй. Меня зовут Зинаида Николаевна.
- Сей секунд, Зинаида Николаевна, - сказал наш гость, беря в руки гитару и настраивая ее на слух. - Музыка, которую я предпочитаю, называется «блюз». Изобрели её, простите, американские негры, но, поверьте, это её не портит. Если вкратце, то блюз – это когда хорошему человеку плохо. Не знаю, хорошие ли люди американские негры, но вот в «плохо» они понимают ничуть не меньше русских мужиков…
***
Обнаружив в комнате потрясающе красивую женщину своих примерно лет, не испытал ни малейшего сомнения в том, кто она – княгиня Юсупова, кто ж ещё? Почтенная родительница сидящего передо мной неврастеника… Отголоски ее славы продрались через коммунистический век и как-то осели в дебрях моей памяти. Но что бы такое ей спеть? А, ну да. Только не совсем ей, а как раз миляге Феликсу – песня-то про него. Если уж раскрываться, то по полной, и впечатлю-ка я этого балбеса по самые помидоры – ибо нефиг честных людей винтить посреди улицы, да еще вонючие тряпки в рот пихать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})- Эту песню мы сочинили вместе с моим другом, который, к сожалению, остался недосягаемо далеко. Она называется «Юсупов-блюз». – И начал в соль миноре.
Тучи, стелитесь пониже,
Лейте же во всю мощь –
В городе клятом Париже
Необходим этот дождь –
Дождь над Монмртром и Лувром,
Нотр Дам, Пляс Пигаль, Кэ д’Орсэ –
Он так же идет этим утром
В средней родной полосе.
Там над Архангельским тучи
Моют дождем старый парк.
Моют и крымские кручи,
Так всё. Да только не так –
В городе клятом Париже
Трудами смываем грехи.
Тучи, стелитесь пониже –
Таксистам нужны седоки [4] .
- И при чём тут, позвольте поинтересоваться, я? – недоуменно спросил Юсупов.
- Всё очень просто, - пожал я плечами. – Когда одуревшие от крови и безнаказанности «революционные массы» швырнут Россию в пропасть, вашему семейству, насколько помню, посчастливится уцелеть. Но хлеб свой придется зарабатывать в полном соответствии с заветами Создателя, то есть в поте лица. Вам и вашему тестю уготовано быть парижскими таксистами[5].
Следующие два часа я, отвечая на вопросы княгини, читал лекцию по истории России в ХХ веке. К Чуковскому меня всё же отпустили, но под честное слово вечером вернуться с вещами и вообще съехать из клоповника на Крюковом. Вообще, приятно иметь дело с аристократами: никто не заламывает рук, не изводит пять пачек папирос за час и не пытается объять необъятное. Условились, что они обсудят услышанное и сформулируют новые вопросы, а я под их ненавязчивым присмотром продолжу заниматься любимым делом, то есть музыкой.
Сразу скажу, саммит с Корнеем Ивановичем прошел достаточно быстро, с толком и чувством: договорились мы с ним, что через три дня я дам небольшой закрытый концерт в саду у князя Феликса, а Чуковский придет лично и постарается прихватить с собой нескольких свободно мыслящих деятелей богемы, кого удастся найти. Расставшись с певцом крокодилов и тараканов, решил наудачу навестить Надю. И попал на вечеринку.
Из дневника депутата Государственной думы В.М. Пуришкевича
Тезисы разговора с Г. В Юсуповском дворце:
- Республиканство и либерализм для России не смертельны, но крайне пагубны. В какие «демократические» рамки страну ни загоняй, она все равно будет стремиться стать империей, потому как это ее естественное состояние. Экспериментировать, конечно, можно, но цена очень высока – миллионы жизней и огромная прореха в демографии.
- Оптимальная организация государства – максимально жесткая центральная власть, желательно, персонифицированная. По-другому пробовали, выходит плохо.
- Исходя из двух предыдущих тезисов, Россия обречена на монархию. Желательно, абсолютную (самодержавную).
- Дом Романовых полностью себя дискредитировал и выродился, при стремлении сохранить Империю необходима смена Династии.
- Воровство и кумовство чиновников непобедимо, ибо является частью человеческой природы. Можно лишь, сколько возможно, обуздать эти низменные стремления, для чего весь аппарат необходимо держать в животном страхе, что без сильной центральной власти возможным не представляется.
В завершении беседы Г. сказал нам:
«Ежели вы сумеете найти нелукавые ответы на эти вопросы – кто, как и с чьей помощью сожмёт расползающуюся Империю в кулак, - тогда шансы, возможно, есть. В противном случае я бы рекомендовал вам паковать всё, нажитое непосильным трудом, и немедленно бежать в САСШ или Аргентину, пока не началось. Лично у меня этих ответов нет – историю переписывали несколько раз, да и учил я ее спустя рукава. Я – музыкант, не более того».