Штурмовик из будущего 3 (СИ) - Политов Дмитрий Валерьевич

— Любопытно, — наклонил голову с идеальным пробором Зотов. — Продолжайте, Дивин.

— Кроме того, — согласно усмехнулся экспат. — Следует атаковать свои цели сразу всеми силами. По опыту, первая атака обычно самая результативная. Поэтому ударная группа бьет по мосту одновременно с группами подавления ПВО. Мне тут еще мысль одна в голову пришла, — Григорий немного смущенно улыбнулся. — Книжку в Куйбышеве читал, так в ней рассказывалось, что в старину, когда еще парусный флот по морям плавал, для поражения такелажа и мачт применялись ядра, скрепленные цепью. Книппели, по-моему, назывались.

— И что? — искренне удивился Прорва. — К чему ты эту седую древность вдруг вспомнил?

— Что, если ФАБы ударной группы также скрепить между собой? — предложил Дивин. — Чтобы бомбы не разлетались, путались в фермах моста и не рикошетили?

— Что за чушь? — презрительно скривил губы пришедший в себя и немного успокоившийся Гулькин. — Детский сад. Еще череп с костями на самолетах надо нарисовать. Как у пиратов.

— Да погоди ты, — досадливо махнул на него рукой Хромов. — С тросами или цепями потом разберемся. Ты, Кощей, давай дальше, по сути излагай.

— Есть по сути, — экспат косо улыбнулся и подарил комэску-3 многообещающий взгляд. — Тем более, что у меня немного уже осталось. Так вот, помимо ударной группы назначаем резерв. На тот случай, если потребуется еще один заход. К слову, необходимость повторного захода определяем на основании данных, полученных от пары, определенной для контроля. То есть, замыкающей в первой ударной группе. Ну и дальше так, по мелочи: стрелков не берем, смысла в них все равно никакого, обязательно просим мощное прикрытие «маленьких», потому что у нас боезапаса не должно остаться, со всеми летчиками проигрываем варианты атаки пешим по-летному после получения данных разведки. Можно миниатюрный полигон по-быстрому организовать — для наглядности. В общем, — решил потихоньку закругляться Григорий. — Никаких одноразовых добровольцев-смертников. Четкие и скоординированные усилия всего полка. У меня все.

— Ишь ты! — покрутил головой Хромов. — Богато. Наговорил столько, что голова пухнет. Что думаешь, Алексей Алексеевич?

Начальник штаба задумчиво почесал кончиком карандаша нос.

— Предложение Дивина безусловно заслуживает самого пристального внимания, — начал он неторопливо. — Есть, разумеется, в его плане несколько уязвимых мест. Ну, по крайней мере, на мой взгляд, — уточнил он, заметив удивленно-вопросительный взгляд экспата. — Да-да, есть там шероховатости. Но, в принципе, как основа для планирования операции, его задумка представляется весьма и весьма перспективной.

— Да что там, толково придумано! — горячо проговорил Прорва. — Гришка — он голова!

— А сам-то что же? — незамедлительно поддел его Хромов. — Привык за спиной Кощея отсиживаться, а так ведь больше не получится. Не забывай, Рыжков, ты нынче не рядовой летчик, как прежде, а командир эскадрильи. И мыслить теперь должен соответственно!

— В голову ничего не приходит, товарищ подполковник, — смутился Прорва. — Не привык еще, — он развел руками.

— Не привык! — передразнил его Батя. Взялся за подбородок и задумчиво поскреб его. — Прав начштаба: в качестве основы принимаем план Дивина. Но дорабатываем его так, чтобы комар носа не подточил. Это уже к вам, — повернулся он к Зотову. Тот молча кивнул. — Поехали дальше. В первом приближении, Рыжков и Гулькин идут в группы подавления. Кощей — ударная группа. Детали позже. Все на этом!

Инициатива имеет инициатора, чертыхнулся про себя экспат, выходя из штаба. Вот кто просил его высовываться? А теперь придется крутиться-вертеться изо всех сил, чтобы и задание выполнить, и самому не сгинуть над этим проклятым мостом. Получится ли?

[1] «Ветродуй», «метеоретик» — шутливое прозвище метеорологов.

[2] ППЖ — походно-полевая жена (жарг.)

Глава 7

Главное, дотянуть до своих, думал Григорий, стискивая зубы. Такой послушный раньше «ильюша» теперь стал вдруг непривычно-тяжелым, чужим. Дотянуть, а там, в конце концов, можно и прыгнуть с парашютом. На земле будут наши, они обязательно помогут. В этот момент штурмовик, точно необъезженный конь, попытался резко завалиться на крыло. Но экспат вовремя среагировал и помог самолету выправиться, снова перейти в горизонтальный полет.

Не получится, ясно осознал Дивин. Не дотяну. Стрелка, указывающая на температуру масла в двигателе, вплотную подошла к красной черте. А это значит, что совсем скоро движок начнет работать с перебоями, а потом…а потом попросту остановится. И чудо, если удастся плюхнуться на «брюхо». Значит, все же прыгать? Перед глазами встал Валерка Катункин. Не-ет, повторять его печальную судьбу Дивин не собирался. Если встанет вопрос выбора, то он с огромным удовольствием продемонстрирует фрицам, на что способен мантис в боевой форме. И плевать на раскрытие секрета — глотать бензин и потом медленно превращаться в обугленную головешку? Хрена вам лысого, гансики!

Экспат автоматически прибрал обороты и перевел машину в небольшое снижение. Так, чтобы и высоту особо не терять, но в то же время немного уменьшить нагрузку на мотор. Авось, поработает еще чуток, выиграет драгоценные метры-километры. Чтобы к своим добраться можно было побыстрее. Григорий уже смирился с неизбежным — придется идти через немецкий тыл к линии фронта. Хорошо еще, что не брал в полет стрелка, сейчас он стал бы для него откровенной обузой. А так, в одиночку, да еще в шкуре неведомой для землян зверушки, у Дивина очень даже неплохие шансы вернуться. Если разобраться, опыт подобный уже имелся.

Двигатель чихнул в последний раз и заглох. Наступила непривычная, тягостная тишина. Трындец, палки встали[1]! Экспат сдвинул фонарь кабины и, высунувшись, посмотрел вперед, пытаясь найти подходящую площадку для приземления. Как назло, даже его сверхострый взгляд никак не мог выцепить ничего путного: разбитые снарядами поля, сгоревшая дотла деревенька, маленькая речушка, серебристо сверкнувшая под лучами солнца. Лощины, балки, черные проплешины пожарищ, остовы разбитой техники. Вон и извилистые линии траншей. Григорий быстро прикинул время полета. Нет, нашими они точно быть не могут. Вывод? Немецкие.

Земля под крылом надвигалась стремительно, бежала все быстрее. Кажется, что еще секунда и бросится на падающий самолет. Умом Дивин понимал, что это всего лишь зрительная иллюзия, но по спине пополз липкий неприятный холодок. А нервы стали сжиматься в тугой комок. Над головой вдруг заревело и над искалеченным «илом» с воем пронеслись две узкие стремительные тени. Такие знакомые и такие ненавистные. Сердце ухнуло вниз, и летчик вскрикнул от неожиданности. «Мессеры»! Вот черт, только их сейчас и не хватало для полного счастья! Почему не стали стрелять?

Додумать эту мысль Григорий не успел. Шеститонная туша соприкоснулась с землей, ударила по ней так, что Дивин на мгновение оглох и ослеп от дикой боли, пронзившей все тело, поползла, с грохотом вспахивая все на своем пути загибающимися назад лопастями винта, парящим радиатором. Вдруг самолет зацепился за что-то крылом, нехотя развернулся и с всхлипом-стоном умирающего металла затих. Остановился. Свежий, прохладный ветерок ворвался в открытую кабину, шаловливо пробежался по ней, приятно охладил разгоряченное лицо пилота. Экспат негромко застонал и открыл глаза. Сел. И даже вроде как цел.

Пулеметная очередь ударила по броне, перечеркнула ровной строчкой пробоин плоскость крыла, побежала дальше, выбила дымные фонтанчики из земли. Григорий торопливо щелкнул замками и освободился от привязных ремней. Надо же, расслабился, идиот, потерял концентрацию. Позор вам, товарищ капитан! Фрицы, похоже, решили продлить себе удовольствие и с комфортом расстрелять его неподвижную машину. Вон, уже заходят на второй круг. Дивин вывалился из кабины и, пригибаясь, задал стрекача в кусты. Какая-то хиленькая, но все-таки растительность неподалеку имелась. И там можно было попробовать укрыться, спрятаться от назойливого внимания фашистских асов.