Право на эшафот (СИ) - Вонсович Бронислава Антоновна
— Ваше Величество, — вмешалась в нашу милую беседу тётя, — вопрос слишком серьёзный, чтобы к нему столь легко относиться. По какой причине блок с магии моей племянницы не был снят?
— А его ставили? — удивился король. — Кто?
— Я не помню. У меня блок ещё и на части памяти, — пожаловалась я. — И это точно нарушение моих прав.
И неважно, кто их нарушил: мне нужна память этого тела, иначе я могу ошибиться до смерти: именно такие ставки наверху.
— Этим займётся ваш будущий муж. Не переживайте.
Он положил свою руку на мою, якобы желая успокоить. Или напротив — желая заставить нервничать. Короли — существа непредсказуемые, играют по своим правилам, даже когда они такие красивые. Рука тоже была красивая, на удивление не изнеженная рука кабинетного деятеля, а рука того, кто не чурается физических нагрузок — подушечки мозолей ощутимо царапнули мою нежную кожу. А ещё царапнул перстень. Королевский, окутанный магической дымкой, не позволяющей разглядеть, что на нём изображено. Почему-то казалось, что я должна это знать, но при попытке вспомнить я словно упиралась в упругую стену, которая продавливалась с огромным трудом совсем на чуть-чуть, а потом отшвыривала меня назад, не позволяя заглянуть в сокровищницу памяти.
— Ваше Величество, вы сейчас про того, у кого жёны падают с лестниц, после чего исчезают все связанные с ними проблемы? — уточнила я, выдёргивая свою руку из его.
— Не выдумывайте Эстефания. Он был женат только единожды, — чуть разочарованно сказал Теодоро.
Его рука продолжала лежать на моей ноге, хотя успокаивающим жестом теперь это точно нельзя было посчитать. Конечно, между нами были ещё несколько рядов ткани, и всё-таки это был явный непорядок, поэтому я потянула за королевскую манжету и переместила его руку на его же колено. Теодоро сопротивляться не стал, сделал вид, что не происходит ничего особенного. Тётя же отметила чуть приподнявшейся бровью. В наш разговор вмешиваться она не торопилась.
— Мне кажется, одного брака ему достаточно, — заметила я. — В его возрасте пора уже думать о возвышенном, о боге, а не о новых жёнах.
— В его возрасте? Вы о чём, Эстефания?
— Как о чём? Вы мне пытаетесь подсунуть дряхлого старца.
— Вы что-то путаете, Эстефания. Графу Нагейту ещё сорока нет.
— Вы считаете его юным, Ваше Величество? У него и зубов своих, скорее всего, не осталось, в таком-то почтенном возрасте.
Лицо Теодоро стало задумчивым-задумчивым. Наверняка проверял языком наличие собственных зубов. Тётя же с трудом сохраняла серьёзный вид, хотя ей точно своих зубов стыдиться не следовало: насколько я успела заметить, у неё они все были на месте и отличались ровным жемчужно-белым цветом. В юности она была необыкновенно хороша, сейчас тоже была красива, но возраст уже наложил свой отпечаток на лицо. Возможно, ей ещё посвящали сонеты какие-нибудь старые поклонники, но на дуэли за её благосклонность уже давно не дрались.
— То есть, Ваше Величество, вы мне, герцогине Эрилейской, подсовываете жениха даже не второго, а третьего сорта и считаете, что не нарушаете мои права? — решила я закрепить успех.
— Первый раз слышу о сортах женихов, — отмер Теодоро. — И что же относится к первому сорту?
— К первому? — от неожиданного вопроса я ненадолго задумалась. — Те, кто имеют ум, чувство юмора, высокое положение, хороший доход, молодость и красоту.
— А ко второму?
— Когда одного пункта из этого списка нет. Но давайте всё-таки вернёмся к вопросу моей утраченной памяти. Артефакт признал мою невиновность, а блок не сняли.
Теодоро предпочёл притвориться, что ничего не расслышал. Возможно, ему стоило намекнуть, что у него тоже начинаются возрастные проблемы со слухом?
— Бласкес говорил, что вы в тюрьме проводили какой-то ритуал…
Эта королевская реплика очень заинтересовала тётю, которая уставилась на меня с явным вопросом.
— Тогда он должен был ещё сказать, что у меня ничего не получилось.
— Почему же… Возможно, как раз результатом этого ритуала оказалось то, что артефакт признал вас невиновной…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Отчасти это было так, если считать, что он признавал невиновной графиню Эрилейскую, но это не отменяло факта, что я никого не травила и даже не заключала с Бласкесом никакого опасного договора. Но клятва связывала меня в точности, как предыдущую Эстефанию. Наверняка существовали способы её обойти, но увы, я их не знала.
— Артефакт признал меня невиновной, потому что я ничего вам не делала. Вам следует присмотреться к своему окружению. Если, разумеется, вас вообще кто-то травил, а не была устроена постановка для того, чтобы на меня надавить.
— Надавить?
— Заставить меня выйти замуж за вашего престарелого графа.
— Что вы, милая Эстефания, — он усмехнулся весьма хищно. — Если бы артефакт не признал вашу невиновность, то вас бы казнили. Прощать покушения на королей нельзя. Даже таким красивым герцогиням.
Он улыбнулся, этак намекающе, что его неприличное предложение остаётся в силе, но я сделала вид, что ничегошеньки не понимаю, вовремя вспомнив, какая у меня сейчас подходящая для этого внешность. Пошире распахнуть и без того бездонные глаза и нежно пролепетать:
— Так и казните тех, кто покушается. Ваше Величество.
Я постоянно забывала к нему обращаться по правилам, принятым в этом обществе. Полагаю, я вообще вела себя не по ним, потому что сейчас не отвела взгляд, а уставилась на Теодоро с вызовом, полностью выходя из образа нежной фиалки, он же на меня смотрел с каким-то непонятным выражением. Взгляд не отводили ни он, ни я. Прервало нашу зрительную дуэль покашливание тёти.
— Ваше Величество, в одном моя племянница права: она не может выйти за какого-то там графа, даже если он не так дряхл, как ей представляется.
Король отвлёкся от меня, повернулся к моей родственнице и высокомерно процедил:
— Не какого-то там, а приближённого ко мне. Я знаю, кого вы прочите ей в мужья, и не могу позволить, милая донья, чтобы вы продолжали интриговать за моей спиной. Пока ваша племянница не замужем, вы не успокоитесь.
Стало интересно, за кого собирается меня выдать графиня. Возможно, её кандидатура ещё хуже предложенной королём? То-то тётя так напряглась при его словах.
— Предположим, Ваше Величество, что графиня Хаго действительно интригует за вашей спиной, но почему за это должна расплачиваться я?
— Она же ваша тётя, милая Эстефания, она прекрасно знала, кто будет платить. Случившееся с семьёй брата её ничему не научило.
Похоже, речь шла о тайнах прошлого, к которым мне не дали доступа. Я повернулась к тёте, но она была полнейшая невозмутимость, даже милая улыбка на лице наличествовала. Но тут мой взгляд случайно упал на её руки, побелевшие от напряжения. Они так сжимали веер, словно представляли вражескую шею. Уверена: та только хрустнула бы под нежными дамскими ручками. Стало интересно, кого она сейчас представляет. Кажется, нашего милого собеседника, который не испытывал ни малейших иллюзий в отношении нашей семьи.
— Ваше Величество, но должна же быть альтернатива этому браку. Неужели герцогиня не может выбрать мужа самостоятельно?
— В вашем случае — нет, — коротко ответил он.
— Я вообще ещё слишком молода, чтобы идти под венец.
— Это вам так кажется. Ещё немного — и превратитесь в старую деву, на которую никто не позарится.
Я насмешливо улыбнулась. Уж на кого-кого, а на Эстефанию зариться будут ещё лет двадцать как минимум, и это без учёта герцогского титула, с учётом оного так вообще до самой смерти.
— Что ж, значит, такова моя судьба, — с показной грустью сказала я. — Заведу с десяток кошек и буду о них заботиться. Так что там с моим блоком, Ваше Величество? Когда его снимут?
— Я сначала узнаю у Бласкеса, почему он его поставил, — отрезал король и… испарился с диванчика.
Вот только что сидел рядом со мной и исчез, словно он мне привиделся, словно до этого мига мы общались лишь с королевской иллюзией. Но у иллюзий не бывает такого острого взгляда, таких уверенных рук, и иллюзии не оставляют после себя терпкий запах грейпфрута. Или оставляют?