Большая игра - Гуляшки
— Бессмертные гусары! — я загнал последнюю пулю в раскрытый рот ближайшего степняка, кинул бесполезный уже револьвер в лицо второму и выхватил саблю. Эх, сколько часов мы потратили на отработку различных фехтовальных приемов в Старой Школе и позже, уже в полку. Сомневаюсь, что у неприятеля есть достойные бойцы. Там лишь бек может что-то противопоставить.
— За Императора! — раздался крик Скобелева, который так же взялся за клинок.
Первого нападающего я срубил в два движения — отступил вправо, пропуская его выпад и легко, кончиком лезвия, ударил по шее. Удар получился что надо, перерубив артерию и разбрызгивая кровь. Несколько капель попали мне на лицо. Степняк пробежал мимо, еще не понимая, что уже мертв и лишь затем с каким-то удивленным возгласом завалился на камни.
Второй почти достал меня, но я отпрыгнул назад и ударил снизу, прорубая ему подбородок. Краем глаза я видел, как Архип воткнул пику в живот одного из степняков, выдернул ее и поразил еще одного.
Скобелев же показывал настоящие чудеса в обращении с холодным оружием. Он оказался хорош! Очень хорош! Пожалуй, даже лучше меня.
Вокруг кричали, падали и поднимались степняки. Гремели выстрелы из фитильных ружей, хотя по кому они могли попасть в такой кутерьме, я решительно не понимал. Казаки орали и ловко отмахивались шашками. Скобелев поразил одного хивинца, второго, принял выпад третьего и, закрутившись с ним в череде быстрых обменов ударами, начал смещаться в сторону.
— А-а, пес! — я глазам не поверил, когда на меня выскочил не кто иной, как Джочи-бек. Быстрый, подвижный, он напоминал гюрзу, только вместо ядовитых клыков вооружился саблей. Несмотря на темноту, я его узнал и отбив первый выпад, перешел в атаку, пытаясь поразить врага кистевым ударом.
Джочи-бек ударил по диагонали, справа налево. Я избежал выпада, но тут сбоку на меня налетел еще один степняк. Пришлось разрывать дистанцию и отвлечься. Отпрыгнув назад и используя его тело в качестве прикрытия, я поразил степняка «польской четверкой», которую блестяще описал Старжевский в своем «Трактате о фехтовании».
Неприятель ткнулся лбом в землю, а я в самый последний момент успел отвезти стремительный удар бека. Он почти достал меня, вспоров мундир на левой руке. Рана как будто не казалась серьезной, но кровь закапала почти сразу.
— Сдавайся, урус, — выдохнул Джочи-бек, начав обходить меня по кругу. Движение выглядели плавными, и вместе с тем быстрыми. Мне показалось, что в его голосе слышится тревога. Скобелев сражался где-то сбоку, Архип катался по земле, сцепившись с кем-то, но степняков было на удивление мало. Рядом с беком никого не было, но за его спиной два хивинца теснили последнего из оставшихся в живых казака.
Вместо ответа я рванулся вперед. Наши клинки высекли искры и принялись сталкиваться раз за разом, рождая чистый металлический звон. Одним из выпадов я достал-таки бека в ногу и тот зашипел, как рассерженный кот, выпуская воздух сквозь плотно сжатые зубы.
— Я одинаково хорошо владею двумя руками, — успел сообщить он, перекидывая саблю в левую ладонь. Следующим ударом он достал меня. Попытавшись разорвать дистанцию, я почти успел. Почти. Отточенное до бритвенной остроты лезвие чиркнуло меня по лицу. Касание поначалу показалось легким, почти незаметным, но левый глаз практически сразу залило кровью. Я невольно сбился с шага, дернулся и едва не упав, опустился на колено, беспорядочно отмахиваясь клинком. Кровь заливала лицо, и видел я плохо.
— Славная вышла битва, — Джочи-бек шагнул вперед, понимая оружие для последнего, добивающего удара. В голосе хивинца слышался триумф.
Я попытался отмахнуться, но бек легко отбил мой неуклюжий выпад и следующим ударом выбил саблю из рук. Она отлетела в сторону, зазвенев по камням. Обидно-то как! Я поднял голову, не собираясь отводить взгляда, и зачерпнул в ладонь песок, надеясь успеть бросить его хивинцу в лицо.
— Я здесь, Миша! — откуда-то сбоку появился Скобелев и с ходу обрушился на бека. Он действовал уверенно, напористо и почти сразу стало ясно, что хивинцу победы не видать. Он смог парировать первые удары, но натиск оказался таким сильным, что ему пришлось отступить. С огромным трудом хивинец отражал выпады, не давая стремительной стали прикоснуться к собственному телу. Джочи-бек начал пятиться, проклинал нас на каждом выдохе. Судя по голосу, хивинец был взбешён. Взбешён потерянными людьми, упущенной победой и тем, что ему не дали добить меня.
Я попробовал подняться на ноги, но силы меня подвели. Ничего другого не оставалось, и я пополз по земле, пытаясь нащупать в темноте выбитую саблю. Кровь заливало лицо и капала на землю. Я размазал ее, пытаясь протереть глаза и торопясь отыскать клинок. Еще можно было принести пользу. Но оружие мне не понадобилось, по крайней мере, на сей раз. Бой закончился, Джочи-бек и все, кто с ним остался, отступили.
Утро застало нас на месте схватки. Из всего нашего отряда в живых осталось трое. Я, Скобелев и Снегирь, который едва держался на ногах от многочисленных, хоть и не особо опасных ран. Крови он потерял не много, но зато хрипел — пытавшийся удушить его туркмен едва не сломал денщику кадык.
Скобелев выглядел неплохо. По крайней мере, лучше меня. Не знаю, со сколькими он успел разделаться, но за победу благодарить следовало именно его.
Казаки и Горохов погибли. Их тела Скобелев стащил и положил рядком. Наши проводники-туркмены ночного боя так же не пережили, и будущий Белый генерал уложил их чуть в стороне. Тех и других, с помощью Архипа, он прикрыл камнями, оберегая от хищников. Мертвых степняков насчитывалось много, свыше трех десятков. Заниматься ими Скобелев не стал, только самое лучшее оружие подобрал.
Пересчитать хивинцев я не мог. Голова кружилась, мысли путались, я чувствовал то озноб, то жар. Плохо мне было, очень плохо. Лицо, как сказал Скобелев, опухло и раздулось, но глаз, кажется, остался цел. Он сделал мне перевязку, и теперь вся левую часть лица — лоб, глаз и щеку — закрывала повязка. Перевязал он мне и руку, но там рана выглядела куда незначительней.
— Клинок скользнул по брови и зацепил скулу, — так сообщил мне Михаил. — Рана не серьезная, но при такой жаре тебе придется нелегко.
— Дай воды, — я протянул здоровую руку, и товарищ вложил в нее фляжку. Голова кружилась, и я ясно понимал, что с каждым часом буду чувствовать себя только хуже. Скобелев перевязал нас с Архипом и сделал, что мог, но мне требовалось серьезное лечение и покой. А здесь ни на то, ни на другое рассчитывать
